Мария Акулова - Наследница

— Взрослая и самостоятельная? — в голосе прозвучало веселье или… насмешка.

— Да.

— Так что же ты, взрослая и самостоятельная ведешь себя как ребенок? Я же просил, Саша, усиль охрану, в чем проблема? Почему единственный, кто попытался помешать мне, к тебе приблизиться — этот рыцарь недоделанный?

— Почему я должна слушать вас? Напомните, пожалуйста, кто вы мне? Отец? Брат? Может, муж? — обида снова подняла голову. Обида за все эти месяцы, чертовски долгие и такие сложные месяцы.

— А к советам старых друзей ты не прислушиваешься?

— Вы? — Саша не сдержалась от нервного смешка. — Да с такими друзьями, Ярослав Анатольевич, и врагов не надо! Я не пойду ни на какую ваши триумфальную встречу друзей с несколькими сотнями гостей и кучей журналистов! Не вам приказывать, с кем и когда мне общаться, и о своей охране я тоже как-то позабочусь сама! — девушка не знала, чего он хотел добиться, но в глаза Самарскому она теперь смотрела без страха и смущения.

Саша ожидала, что он как всегда, тут же отпарирует ее выпад, в своей обычной категоричной манере, а он удивил. Взгляд, сосредоточенный на лице вдруг опустился вниз, губы снова дрогнули в улыбке.

Вот дура. Непроизвольным защитным жестом, Саша прикрыла голую шею, на которой покоился скрипичный ключ. Его подарок, который она почему-то носила, даже не снимая.

— А теперь, малышка, слушай меня. Насчет презентации я не спрашивал. Ты идешь. Так надо, а значит, ты идешь. Светличный… Я сам не понимаю, почему он еще до сих пор ходит по земле на своих двоих, если это повторится, начну, я, пожалуй, именно с ног. А насчет охраны, тут у тебя есть выбор, либо ее усиливаешь ты, либо этим занимаюсь я. Но, подозреваю, мои методы тебе не понравятся. Ясно?

— По какому праву…? — уникальный человек. Пять минут общения с ним, и гнев просто переполняет, требует выхода и как можно быстрее.

— Если ты будешь продолжать так смотреть, Саша, сторожащему у двери рыцарю-недомерку очень не понравится то, что он застанет в комнате по возвращению, а вот тебе понравится… — прежде, чем смысл угрозы дошел до девушки, она дважды открыла-закрыла рот, как рыба, не издав ни звука.

— Ты… Да ты старательно делал вид, что меня не существует два месяца, чтобы сейчас припереться и заявлять такое? Иди к черту! — не сдержавшись, Саша толкнула мужчину в грудь.

— Только с тобой, — очередная улыбка, еле ощутимое касание губ к губам, и по собственному желанию, а не из-за ее жалких попыток его оттолкнуть, Ярослав выпрямился, отступил. — В Ривьере в восемь.

Самарский застыл на секунду, снова изучая ее лицо, а потом молча вышел, даже обычно грохающая дверь закрылась подозрительно тихо.

Чувствуя, как щеки пылают, сердце бьется в три раза быстрее, чем нужно, а грудная клетка вздымается, словно после бега, Саша невольно сжала кулаки. А ведь она уже успела забыть, что так сильно может раздражать в этом мужчине — все должно быть так, как он считает нужным. Только он и никто другой. Он даже не допускает возможности, что в мире могут существовать люди, с ним несогласные.

— Упрямый осел, — не сдержавшись, девушка стукнула по ручке кресла, закрывая глаза. Нет, она должна успокоиться. Как можно быстрее. Вдох-выдох. Представить себе сотню воздушных шариков, летящих в небо, или поляну с цветами, над которой порхают сотни бабочек, или белый песок и теплое море где-то на забытом богом краю света. Вдох-выдох. Только спокойствие и никаких нервов. У нее самой этих самых нервов уже просто напросто не осталось, кроме того, ведь дело не только в ней… Расслабив ушибленный кулак, Саша накрыла рукой плоский еще живот. — Ну что, познакомься, это был твой сумасшедший папаша… — жаль, дети не умеют отвечать из утробы, иначе, Саша была уверена — их ребенку было бы что сказать.

Саша поняла, что что-то не так давно, кажется, еще до побега, просто не хотела даже мысли допускать, что же именно может быть не так… А ведь надеяться, что пронесет было очень опрометчиво, слишком часто в пылу страсти они забывали о том, что от этого бывают дети.

По возвращению домой, Саша долго и упорно доказывала себе, что тошнота — всего лишь одно из проявлений стресса, резкая смена настроения — тоже, как и сбившийся ритм. Девушка убеждала себя в этом каждый божий день, засыпая и просыпаясь, но проведя очередное утро в обнимку с вечным спутником утреннего токсикоза, пошла к врачу.

С замиранием сердца она следила за тем, как молодой доктор берет в руки результаты анализов, открывает папку, пробегает взглядом по строкам.

— Ну что ж, поздравляю. Вы беременны, — на улыбку в ответ сил не было. Хотелось только убиться головой об стену. Доигралась, Сашенька. — Хотите, я могу сообщить вашему мужу новость… — видимо, врач посчитал, что она испугалась возможной реакции мужа, потому-то и предложил свою помощь в этом щекотливом вопросе.

— Я не замужем.

— Оу, — мужчина кивнул, сменяя выражение лица на деловое.

— Срок у вас приличный, шесть недель. Если собираетесь делать аборт, нужно поторопиться. Я могу записать вас на следующую среду.

Вот так просто — каких-то пять дней, и проблемы как ни бывало. Просто ли?

— Вам нужно время подумать? — еще немного, и гинекологу пришлось бы перепрофилироваться в психотерапевта, с каждой минутой молчания, Саша все глубже уходила в собственные мысли.

— Нет. Запишите на среду, — вскочив со стула, она направилась к двери.

— Подождите, я запишу, — ослушаться врача она не смогла, остановилась уже у выхода. — Но вы подумайте хорошо. Скажите отцу ребенка, взвесьте все прежде, чем принимать такое решение.

Ответа он не ждал, а Саша и не знала, что на это ответить. «Скажите отцу ребенка…»

Сложно сказать что-то человеку, который ворвался к тебе в жизнь, все там перелопатил, а потом исчез бесследно…

Как только она пришла в себя, после возвращения домой, Саша первым делом сделала то единственное, чем могла помочь. Все дни, проведенные в четырех, уже родных стенах, прежде чем выйти на улицу, она представляла себя Ярослава, заключенного в одной из тесных, темных, сырых камер. Допросы, попытки выбить признание… Саша не могла ни есть, ни спать, физически ощущая свою обязанность сделать хоть что-то.

Как же она была удивлена, когда на ее заявления, что Ярослава Анатольевича должны отпустить, занимающийся делом отца следователь, рассмеялся ей в лицо.

— Александра Константиновна, я безмерно рад, что несмотря на всю тягость обстоятельств, вы нашли в себе силы прийти ко мне, несомненно, чтобы помочь следствию, но с чего вы решили, что Ярослав Анатольевич до сих пор тут?

С чего она решила? Вопрос поставил ее в тупик. Ей почему-то казалось, что она узнает о его освобождении не от работника милиции, а от самого Самарского. Прогадала, впрочем, не впервые.