Лев Минковский - Вечная любовь

Когда ей перевалило за пятьдесят, у нее умерли родители. Дети, с которыми они занимались, все выросли и забыли о них. Она ему как-то сказала, что, если бы кто-нибудь у нее спросил, на какой стадии жизни она находится, она бы ответила: “У меня сентябрь. На улице все еще тепло, но лето уже прошло”. Он тогда подумал: “А как с этим у меня? Есть ли у моей жизни какие-нибудь стадии? Думаю, что есть, но только две: детство и юность, постепенно уходящие во все более отдаленное прошлое, и вечное Сегодня…”

~~~

После того, как она начала вести свой индийский курс, ее стали просить помочь освоиться на факультете тем магистрантам, для которых английский не являлся родным языком. Большинство из них ходили в школу в англоговорящих странах, но иногда попадались и такие, кому прошлось его осваивать в более позднем возрасте. Она никогда не знала, почему эти молодые люди решали идти по нему в магистратуру, но не спрашивала их, потому что считала это бестактным. Питер полагал, что они или собирались учить новоприбывших иммигрантов, или вернуться в их страны и вести там курсы английского. На этих студентов ей проходилось тратить неимоверное количество усилий и времени. Они очень много работали над своими статьями и эссе, но она все равно находила в них много ошибок, которые никогда бы не сделал человек, для которого английский являлся бы родным языком.

“Это, наверное, жуткая морока, писать на языке, который ты выучил во взрослом возрасте, – сказала как-то она ему. – Я изучала французский в школе и в колледже. Если я когда-нибудь попаду во Францию, я смогу составить отличный перечень покупок и спросить продавцов в магазине, где лежат все эти товары. Но написать что-нибудь для публикации? Это было бы нереально. Даже первый черновик занял бы бездну времени, и мой текст скорее всего вернули бы с большим количеством поправок красными чернилами. Мне бы очень повезло, если бы мне попался терпеливый редактор, который помог бы мне привести текст в форму, пригодную к публикации”.

Питер ответил: «Все эти люди не оказываются у вас на факультете случайно. Они понимают, на что идут, и надеются сделать из своего выбора хорошую карьеру. Подумай сама. Предположим, у тебя была бы сестра-двойняшка, которая бы тоже закончила колледж по английскому, но потом решила бы стать юристом. На данный момент она, наверное, была бы партнером в какой-нибудь известной юридической компании, работала бы меньше, чем ты, а получала бы намного больше. Она тоже могла бы подумать: “Это, наверное, жуткая морока иметь дело с идиотами, которые решили пойти в магистратуру по английскому, не вполне освоив его грамматику. И быть в какой-то мере ответственной за их выпуск? И вся это головная боль за зарплату профессора? Нет, это было бы не для меня”. На самом деле это все из серии “каждому свое”».

Ситуация стала совсем нелепой, когда было принято решение принять в магистратуру джентльмена из восточной Европы. Каждый год факультет оставлял одно место в магистратуре для иностранного студента, якобы для того, чтобы расширить студенческий кругозор. На эти места обычно принимались недавние выпускники из Англии, Канады или Австралии. Иногда везло кому-нибудь из Индии, но эти соискатели обычно были из англоговорящих семей. В тот год, однако, конкурс на программу оказался меньше, чем обычно. Председатель приемной комиссии просмотрел несколько заявлений, которые комиссия сочла приемлемыми, и выбрал заявление некоего писателя из маленькой страны где-то между Германией, Россией и Грецией. Несколько членов комиссии не поленились найти ее на карте и улучшили таким образом свое знание географии.

На последнем заседании комиссии, ее председатель решил объяснить свой выбор. “У нас никогда не было магистрантов из Восточной Европы, так что, если мы действительно хотим расширить студенческий кругозор, его присутствие на факультете могло бы быть полезным. Плюс, он несколько старше, чем большинство соискателей, и смог написать очень содержательное приемное эссе”. Комиссия выслала ему письмо о приеме, и до Питера начали доходить всякого рода “потрясающие” истории. “Сплетни – это неотъемлемая человеческая черта, – подумал он как-то. – Мы, наверное, научились говорить не для того, чтобы охотится или совместно готовить, а потому, что не могли жить без сплетен”.

Новый магистрант прибыл в сентябре. Он выглядел именно так, как должен был выглядеть восточно-европейский писатель: высокий, худощавый и с куцей неряшливой бородкой. Скоро всем стало ясно, что он заплатил кому-то, чтобы перевести его эссе на английский. Он говорил с сильным акцентом, как шпион из плохого фильма, и не уделял должного внимания артиклям. В его родном языке артиклей не было, и он постоянно забывал об их существовании. Написанное им представляло собой малоразборчивый набор слов.

Факультет хотел было его отчислить, но возникли возражения. У них не было конкретных доказательств, что он совершил подлог, и отправить его обратно сразу по прибытию было бы некрасиво. Они решили, что он скоро сам сообразит, что тратит попусту время, и вернется домой.

Затем новоприбывшему повезло. Его кто-то познакомил с магистранткой из Англии, и у них завязался роман. Очень скоро его письменный язык резко улучшился.

“Некоторым людям удивительно легко живется. Парень, считай, только вышел из самолета, а у него уже есть девушка, которая согласна сидеть и править его писанину. У меня есть подруги, которые годами искали кого-нибудь, и их мужчины так заняты, что у них едва есть время на свидание по выходным”.

Новая подружка писателя была ему прямой противоположностью, застенчивой, совсем не высокой и не без лишнего веса. Они явно проводили вместе много времени, потому что его произношение стало намного яснее, и появились артикли, хотя не всегда правильные и в правильных местах. На зимние каникулы они поехали кататься на лыжах в Швейцарию.

“Я всегда думала, что только богатые могут себе позволить лыжные каникулы в Швейцарии. Он наверняка знает, где останавливаться и где кататься. Как говориться, мир делится на знающих и незнающих. Что касается Швейцарии, он явно знающий. И, кстати, мне очень трудно представить эту женщину на лыжах, но, наверно, это просто от недостатка воображения”.

Восточноевропеец был действительно писателем и привез с собой несколько книг с его именем на обложке. Когда он немного обустроился, он и его девушка перевели из них несколько глав, и он показал их своему руководителю. Она не смогла сказать ничего определенного по их поводу, и он был очень разочарован. Он сказал, что процесс перевода высушил и обесцветил его прозу. Она порекомендовала ему не тратить время на переводы, а лучше начать писать что-нибудь новое, и предпочтительно по-английски. Когда он ушел, она подумала, что вряд ли когда-нибудь его снова увидит, но он продолжал учиться, как будто ничего не произошло.