Алёна Краснова - Гнездо там, где ты (СИ)

Подойдя к каменным стенам особняка, осторожно я заглянул в ближайший оконный проём, покрытый стеклом – комфортное и очень дорогостоящее новшество современной технологии, о котором был наслышан и подумывал сам использовать в Данноттаре, только вот воочию видеть не приходилось. Плотные гобелены были приоткрыты и позволили увидеть довольно таки пикантную картину, где в палате в сокрытых масками лицах предавались любовным утехам мужчина с женщиной. Довольно-таки неожиданное занятие, учитывая то, что сейчас они должны бы сидеть за столами с яствами и внимать речам своего будущего короля.

Ощущая себя ненужным свидетелем, я перешёл к другому оконному проёму, надеясь, что соседняя комната пуста. Каково же было моё удивление, когда и там я застал подобную сцену, но куда в более извращённой форме – пребывая также в масках, несколько лиц предавались похоти при том, что все они были самцами.

Меня передёрнуло от отвращения. Чёрт! Куда я попал?! Почти в каждой палате, вид на которые не скрывали ни прозрачные окна, ни гобелены, разворачивалась сцена сладострастия, и только в некоторых из них я обнаруживал людей в одиночестве. Но все их лица непременно были прикрыты разнообразными масками, зачастую эмитирующие морды зверей.

Не сразу я стал понимать весь смысл сборища, безобидно именуемый пиром. Это была ночь самой настоящей римской оргии. Вакханалии, сомнительная слава о которой дошла и до границ Британии.

- Ну, Шагс! Надеюсь Молох, как следует потрудился над твоей ухмыляющейся рожей. Если же нет, я непременно исправлю этот маленький изъян, - послал в адрес шутника я обещание, припоминая наш разговор в трактире. Определённо, мерзавец не мог не знать о такой щекотливой детали сегодняшней вечеринки, и намеренно сокрыл её от меня.

Моё внимание привлекла очередная палата с распахнутым настежь окном. Вернее, не палата, а благая тишина, которую среди того изобилия хаотичных стонов и криков, перемешанных с пьяными воплями самцов, зазывным хохотом самок под манящие звуки лютни и песнопениями менестрелей уже и не надеялся услышать. Убедившись, что помещение пустовало, я не преминул воспользоваться им и запрыгнул в палату.

- Вполне не дурно, - оценив окружающую обстановку, озвучил я свой вердикт. И в самом деле, просторная палата приятно удивила меня изяществом немногочисленного убранства, приглушённым светом, придающим особую уютность, я бы даже сказал, интимность окружающей обстановки, и расписными неброскими фресками на стенах, изображающими природные пейзажи. По всей видимости, в дневное время они неплохо сочетались с видом из окон на парк, создавая иллюзию целостности панорамы.

В двух нишах вытянулись высокие античные амфоры, изображающие либо человеческих богов, либо атлетов. Не уверен. Мои познания в сей области оставались скудны. Необычный разожжённый очаг, обнесённый мрамором, располагался по центру палаты. Вокруг него возвышались четыре скульптурные колонны, поддерживающие своеобразную пирамидальную конструкцию, которая заканчивалась отверстие в потолке. Судя по всему, она служила для беспрепятственного выхода дыма от огня из помещения, предотвращая вполне реальную угрозу смерти жильца от угара.

По всему периметру палаты были настелены шкуры, помимо них на небольшом возвышении в беспорядке разбросаны многочисленные подушки. Из мебели в палате присутствовал только мраморный столик и пару курульных кресел. Ни сундуков, ни других предметов повседневного быта здесь не присутствовало, из чего я сделал вывод, что это не простая палата для жилья, а скорее комната приватных встреч, подобная тем, что ранее так неосторожно демонстрировали мне стеклянные окна особняка.

Заметив на столике заинтересовавший меня одиноко лежащий предмет, я устремился к нему. И очень вовремя, потому что, как только в моих руках оказалась чёрная маска, я услышал звук открывающейся двери. Спрятаться здесь было негде, разве что притвориться частью пейзажа на стене. Спешно повязав маску, я развернулся лицом к двери, уверенный, что караульным всё-таки удалось найти меня, но каково было моё удивление, когда вместо них в комнату, тут же прикрыв дверь, вошла золотоволосая нимфа в испещрённой каменьями маске.

На краткий миг я нахмурился – мне показалось, будто когда-то, очень давно, я уже имел удовольствие любоваться лёгкостью и грацией этих движений, но направляясь прямиком ко мне, она беззастенчиво сбросила с себя хитон, представ передо мной полностью обнажённой, и я был очарован безупречностью её форм. Соблазнительница вплотную подошла ко мне, окутывая ароматом женского тела. Ни слова не говоря, даже не взглянув мне в глаза, она развязала мой плащ, который упал к нашим ногам, и поспешно принялась за мою рубаху.

Спорить не буду, я возжелал её, как только завидел. Но нынешнее положение вещей меня определённо не устраивало - устойчивое ощущение её личной отрешённости придавало неприятный привкус всему происходящему. Я перехватил тонкие запястья, ожидая, что она удостоит меня взгляда, однако безупречная красавица проявила изрядную настойчивость – прижавшись ко мне обнажённым телом, её губы нашли мои.

Хвалёная выдержка и здравый смысл холодного эльфа под чарами златокудрой соблазнительницы полетели к чертям …

_______________

*Im mellon. – Я друг.

*Im al car le ulug. - Я не сделаю тебе зла.

*Tog hain od amin! – Уведи их от меня.

*Gwanna! Nor! – Уходи! Беги!

ГЛАВА 22 (КИЛХУРН)

Жизнь – равнодушный наблюдатель. Она не умеет сострадать и сочувствовать, не дарует милость и прощение, не знает справедливости. Не стоит винить её в череде неудач и поражений хотя бы потому, что все они – последствие решения, избранного когда-то человеком, пусть даже и из благих побуждений.

И так уж устроены миры, что зачастую, человек стоит перед выбором, на чашах весов которого в противовес друг другу две важные составляющие - благородство и благополучие. Какие созвучные, но такие разные понятия! … Как сильно они влияют на телесное и духовное благо несчастного, вынужденного осознанно либо нет, но принять, пожалуй, … судьбоносное решение, определяющее ЧТО он есть на самом деле.

Если бы благородный Кезон, что столь решительно всего несколько дней назад настаивал на поисках пропавшего декуриона, пребывающий ныне в маленькой харчевне Лондиниума в ожидании вестей от госпожи Иллиам, имел возможность лицезреть события, развернувшиеся в Килхурне после их отъезда, непременно он горько сожалел бы о своем выборе. Предчувствия белокурой эльфийки оправдались, а робкая надежда на спокойную старость суетливого распорядителя замка Тасгайла, бездыханное тело которого ныне в прямом смысле служило опорой под пятой темного эльфа Кирвонта Доум–Зартрисс, оборвалась вместе с его последним вздохом.