Алёна Краснова - Гнездо там, где ты (СИ)

- Ну что замерли? Слюни подотрите и позаботьтесь о лошадях, или вы собираетесь и дальше мокнуть под дождём? – посмеиваясь, рявкнула я на конных и, соскочив с лошади, бросила поводья подбежавшему парнишке лет двенадцати:

- Вычисти как следует, накорми и напои! Да присматривай получше за ней, – удивленно разинув рот, мальчонка с любопытством и страхом взирал на меня, что заставило на миг усомниться в его здравомыслии.

- Да в себе ли ты, малец? – легонько потрясла я его за плечо. Парнишка кивнул, расплылся в щербатой улыбке и мигом скрылся с Гаурой в направлении ветхого строения, судя по всему и являющегося конюшней. Худенькое тельце облепила мокрая, грязная одежонка, только голые пятки сверкали под моросящим дождем.

Печально вздохнув, я направилась к моей новой обители. Преодолев пару низких, полуразрушенных ступеней, открыла массивную дверь и вошла в обширный зал, единственным ярким пятном которого, пожалуй, был горящий очаг в центре, обложенный черными от золы камнями. Вокруг него уже собралось несколько отставников, пытаясь согреться и просушить промокшие одежды. Юные прислужницы, перешёптываясь и хихикая, с любопытством глазели на них, а солдаты, прельщенные подобным вниманием женской половины Килхурна, оценивающе поглядывали на стройные, и не совсем, девичьи тела, ухмыляясь и подтрунивая друг над другом, что вызывало всеобщий смех.

Это внушало оптимизм. Несмотря на то, что наша служба окончена, я не являюсь более декурионом турмы, состоящей из тридцати пяти опытных конных, после расформирования и отставок не все решились вернуться на родину. Двенадцать человек, в большинстве своём сарматы, пожелало остаться, присягнув мне на верность, и чувство ненужной ответственности за их судьбы обременяло. Но жизнь идет своим чередом, делая новый штрих на листах пергамента человеческих судеб. И время сейчас такое, что сильные духом вольны сами определять, каким будет этот штрих – уродливый и убогий, вызывающий жалость, либо четкий и яркий, поставленный уверенной рукой.

По крайней мере, с трудом отвоевывая у начальства приказы об отставке каждому из тридцати пяти, и освободив их от командира в собственном лице, я дала солдатам заслуженную возможность выбора. Выбора, которого лишили меня вместе с исчезновением Морнаоса – великолепного города темных эльфов, по словам Дарена погибшего вместе с его жителями в языках огня многовековой войны. Это случилось в ту роковую ночь, когда, как последняя сука, я стонала под врагом, потеряв себя в зелени демонических глаз и мечтая остаться там навечно, не ведая ещё, что лежу под убийцей собственного наставника и друга Охтарона.

Вновь вспышка гнева и презрения дрожью проносится по членам, а разум затмевает жгучая ненависть. Я давно перестала понимать, на кого она направлена – на того, кто остался в прошлом, или на себя саму. Но порой, я ловила себя на том, с какой яростью натираю собственное тело, желая забыть, отречься, вырвать причиняющее боль воспоминание из сознания, обреченно понимая, что это невозможно – живое напоминание укором всегда дышало мне в спину.

Квинт. Непризнанный паршивой матерью сын, так похожий на собственного отца, даже свою сущность перенял у этой твари. Дьявол! Отчего боги так безжалостны? Почему парень унаследовал не ледяное хладнокровие своего деда, а губительное пламя отца, не позволяющее мне принять сына? Моя тайна, моя боль, разъедающая сотню лет все внутренности, моя женская слабость и позор наследницы темного короля Валагунда. Только Иллиам знала правду и частенько с укором взирала на меня, призывая открыть Квинту истину и признать сына.

Из невеселых раздумий вывел громкий хохот солдат и звонкий смех молоденьких девушек. Они явно нашли общий язык. Усмехнувшись, я обвела взглядом зал. Да, это конечно не цитадель отца, и даже не достойный римский домус, но при должном устройстве и хлопотах жить вполне можно, а то, что Иллиам доведет дело до конца, я нисколько не сомневалась.

Между тем, подруга уже успела скинуть накидку и во всю командовала взмыленными бриттами, спешащими заставить снедью столы. Кажется, ребят ожидал настоящий пир: молочные поросята красовались по центру, обилие овощей окружало блюдо с запечённой бараниной, лепешки и сыр, вино и выпечка. Далеко не каждый день можно было так набить брюхо, обходясь в походе куском вяленого мяса, черствой буханкой, и не редко прокисшим вином. Однако, стоит переговорить о странном инциденте в дороге со своим “советником”.

- Иллиам, распорядись, чтобы покормили солдат, а сама покажи, где я могу разместиться. Она хотела было что-то возразить, но я её оборвала на полуслове: – Не сейчас.

Кивнув мне, Иллиам махнула рукой какому-то седовласому человеку, назвав его Тасгайлом и что-то тихо сказала ему, после чего направилась ко мне.

- Видимо, это и есть местный распорядитель? Странное имя. - обратилась я к ней, - Не староват ли? - наблюдая, как к его словам прислушивались остальные слуги.

- Он смышлен и сама расторопность. Его отец был пиктом, а мать с южных территорий. У него пятеро внуков и две внучки. – поднимаясь по лестнице, принялась рассказывать она его биографию.

- О! Нужно будет запомнить его имя, но избавь меня от этих подробностей. – взмолилась я, заходя в открытую дверь небольшого помещения. Хотела что-то ещё добавить, но убранство представших передо мной покоев лишило дара речи.

Поверхность пола устлана шкурами убитых животных, а оконные проемы плотно прикрыты шпалерами, стены увешаны восточными коврами, безумно дорогими по нынешним временам. По центру комнаты неотъемлемый атрибут –на четырех резных стойках, украшенных вычурной вязью, громоздилась огромная кровать, увенчанная балдахином из плотной ткани, по своим размерам больше подходящая под полигон военных действий, нежели скромного ложа для сна. И это далеко не всё – несколько изящных столов, на одном из которых расставлены шахматные фигуры, пять скамей для возлежания, драпированные дорогими тканями, множество изысканных подсвечников с зажженными свечами, в дальнем углу предметы для омовения, включая огромную переносную бадью, и обитые железом сундуки, безусловно наполненные всевозможным барахлом. Большинство предметов обстановки бритты наверняка в глаза раньше не видели. Похоже, хитрая бестия ни одного тяжеловоза отправила на тот свет, желая перетащить в Британию большую часть имперского интерьера. Да здесь ступить было негде, не задев какую-нибудь диковинную вазу, либо не зацепившись за ножку стола.

Прекрасно осведомлённая о моих вкусах подруга, не впервой нарушала мои указания, подобным образом выражая своё недовольство. Знала ведь, чертовка, что многое сходит ей с рук. Кинув на неё взгляд, я тяжело вздохнула - кажется, мне предстоит ещё одна непогода.