Анна Берсенева - Созвездие Стрельца

– Значит, что не получилось, – сказала Марина.

И замолчала. Мама молчала тоже.

– Большой срок был? – наконец спросила она.

– Десять недель.

Замолчали снова. И снова мама первой нарушила молчание.

– Почему это случилось? – спросила она.

– По моей… – Марина не могла подыскать правильное слово. – По никчемности моей, – наконец сказала она.

– Марина! – Мама возмутилась так, что глаза сверкнули зелеными искрами. Бывает, что развернешься на полном ходу, когда мчишься на коньках, и брызнут из-под лезвий ледяные осколки. А у нее они брызнули из глаз. – Не смей так говорить!

– Почему? – пожала плечами Марина. – Это правда. Это подтвержденная правда, – уточнила она. – Я раз за разом завожу какие-то бессмысленные – никчемные, именно никчемные – отношения с никчемными же людьми. От одного из таких людей я умудрилась забеременеть. Хотя у меня этого и в мыслях не было. Потом долго сомневалась, надо рожать или не надо. Потом решила родить. И как только решила, случился выкидыш. Притом не по медицинским показаниям, а исключительно из-за моей… безалаберности.

– Какой безалаберности? – перебила мама.

– Неважно. Глупой, просто идиотской, можешь мне поверить. Скажешь, все это, что я перечислила, не признаки абсолютной никчемности?

– Как ты себя чувствуешь? – спросила мама. – Когда это было?

– Неделю назад. Чувствую себя здоровой.

– Где это случилось?

Марина вспомнила пустынную ночную дорогу под созвездиями, мерцающие на асфальте искорки, из-за которых шоссе становилось похожим на Млечный Путь. И как все это показалось ей вдруг счастливым, беспричинно счастливым, но вышло, что показалось зря…

Она помотала головой, отгоняя воспоминание. Разочарование всегда хочется поскорее забыть, и неудивительно, что ей хотелось забыть все, что было той ночью.

– Я в больнице пролечилась, не волнуйся, – сказала Марина. – В нашей, Бассейновой. И теперь здорова.

– Теперь? – переспросила мама. – А потом?

– Про потом в таких случаях не говорят. – Марина пожала плечами. – Врачи не гадают на кофейной гуще. Мам! – сказала она. – Ты что? На тебе лица нет. Так хотела внуков? Ну, не у всех они бывают, в конце концов. И ничего.

– Ничего. И я совершенно не хотела внуков, с чего ты взяла?

«Да с того и взяла, – подумала Марина, – что все хотят, и ты хотела. А теперь станешь себя уверять, что нет».

Как и она уверяет себя сейчас.

Это была уже не мысль, а что-то непонятное. Возникшее помимо воли.

– Ты на работу? – спросила мама.

Кажется, при этом она подавила вздох.

– А куда же? Прием, потом визиты.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – встревоженно спросила мама. – Может, отпуск возьмешь?

– Я уже брала, – напомнила Марина. И повторила: – Все хорошо, я здорова. – Ей не хотелось больше об этом говорить и думать. Поэтому она спросила: – Что ты сегодня делаешь?

Мама, наоборот, явно думала только о том, что произошло с ее незадачливой дочкой.

– Хотела дома побыть. Но просят зайти в редакцию, – рассеянно ответила она. – Что-то срочное.

Сильно она расстроилась, этого невозможно не видеть.

– Мам, ну перестань, – сказала Марина. – Ты так странно смотришь… Как будто себя в чем-то обвиняешь.

– Возможно. Ладно! Успокойся и забудь. – Мама быстро поцеловала ее. – Цветок не снимай, он тебе в самом деле идет.

«В таких случаях обычно говорят, что все образуется», – подумала Марина.

Но мама не любит пошлостей, это всем известно.

Было все еще тепло, редкость для октября. Идя по улице утром, кое-где можно было наступать на яркие осенние листья. Марина так и шла по Соколу, от одного листа к другому. Какое же это недомыслие, какое безобразие, что их мгновенно убирают не только с асфальта, но и с газонов – так, будто, полежи они там хоть сутки, это нанесет городу непоправимый ущерб. А ведь, кажется, против этого даже экологи выступают, потому что очень вредно для травы и для насекомых, если палой листвы не будет.

Марина вошла во двор поликлиники, направилась к крыльцу.

– Здравствуйте, Марина Олеговна, – услышала она. – Рад вас видеть.

Андрей стоял прямо перед ней и смотрел на нее немного сверху. Она подумала даже, что он стоит на ступеньке крыльца, но потом поняла, что просто он высокого роста.

Марина вдруг вспомнила, как ей показалось в темноте той ночи, что он похож на созвездие Стрельца. Ей стало грустно и досадно. Сразу же прошла первая мгновенная радость, которая бывает просто от того, что ты видишь знакомого человека, и вместо нее появились именно эти два чувства.

– Здравствуйте, – кивнула она.

И замолчала. Подумала, что сейчас он спросит о ее здоровье. Это было бы еще более досадно. Ей совсем не хотелось отвечать на такой вопрос.

– О чем вы так глубоко задумались? – спросил он. – Когда шли через двор.

– О листьях, – ответила она.

– Хорошо.

Он улыбнулся и, Марине показалось, обрадовался.

– Что уж такого хорошего? – удивилась она.

– Хорошие мысли.

– Не очень. Я думала о том, что листья совершенно напрасно убирают так яростно. Это вредно для травы и для разных личинок. И это просто очень некрасиво. Они всегда лежали осенью под деревьями, и жалко, что теперь их нет. Ну что вы улыбаетесь?

Марину расстроила его улыбка. Так улыбаться, слушая чьи-либо слова, можно только в том случае, если слова эти – глупые.

– А!.. – вдруг вспомнила она. – Вы хотите сказать, что я говорю наивные вещи?

– В общем, да. И что я рад их слышать.

– Скажите еще, что вы для этого пришли, – пожала плечами Марина.

– Я пришел за матушкиной картой.

Пухлую медицинскую карту он держал в руке и для убедительности помахал ею.

– Она ложится в больницу? – обрадовалась Марина. – Знаете, ведь я не успела вам сказать… Когда вы ее на прием приводили, а оказалось, что у вас интоксикация из-за гриппа. Да и потом тоже не успела… Мне кажется, ей нужна операция на сосудах. Стентирование, возможно. Во всяком случае, серьезное обследование. Вне специализированного стационара его не сделать.

– Она ляжет в больницу, – кивнул он.

– В какую? Я бы посоветовала…

– В Израиле. Не вижу смысла обследовать ее здесь. Квоты на высокотехнологичную медпомощь все равно на этот год закончились. На следующий – очередь. Предлагают ждать или оперироваться за деньги.

– Я все это вижу каждый день, – расстроенно проговорила Марина. – Но меня не для этого учили! И я никогда к этому не привыкну.

– К чему?

– К тому, что больному предлагают ждать операции, которая нужна ему срочно. И эта их альтернатива… Что делать тем, у кого нет денег? И какие могут быть квоты, когда речь идет о жизни и смерти? Это бесчеловечно. А значит, неправильно.

Андрей посмотрел внимательно и, ей показалось, удивленно. Потом сказал: