Дженнифер Чиаверини - Одинокая звезда

— Агнес, — уговаривала я, — ты посмотри внимательно на рисунок. Видишь, сколько тут кривых швов, сколько деталей причудливой формы со скошенными краями? Поверь, это не самый удачный выбор для первого одеяла. Все закончится тем, что ты огорчишься и бросишь шить.

Но она вскинула голову и заявила, что свадьба у нее была никакая, даже без помолвки, что супруга она не видела уже пять месяцев, так что пусть никто не говорит ей, что она не сумеет сшить квилт под названием «Двойное обручальное кольцо», раз она хочет этим заниматься. Я с большой неохотой уступила ей.

Затея была обречена на неудачу с самого начала. В те годы мы делали шаблоны по–другому, но все равно не так, как Загадка. Она небрежно обвела их и сердито сверкнула глазами, когда я предостерегла ее, что даже незначительные неточности приведут к тому, что детали не совпадут. Мы с трудом убедили ее использовать лоскуты, даже когда я напомнила ей, что время военное, но потом она решила сделать весь квилт — включая фоновые куски — из красной материи. То есть в этом квилте не было бы никаких контрастов.

В общем, она еще не начала шить, а уже возникло столько проблем. Это означало, конечно, что самое плохое еще впереди. Она сшивала детали так неловко, что скошенные края безнадежно не вписывались в узор. Бормоча что–то себе под нос, она втыкала в них булавки, пытаясь поставить на место. Не раз укалывалась, и весь дом слышал это, можешь не сомневаться. Стежки у нее были кривые и крупные. Я устала говорить, чтобы она их переделала.

Через неделю, в особенно жаркий и душный день Агнес, мокрая от пота, торжествующе помахала одеялом у меня перед носом.

— Ты не верила, что я сошью. Вот, гляди!

Я решила не обращать внимания на ее детское поведение.

— Очень хорошо, Агнес, — ответила я, взяла квилт и положила на стол, чтобы рассмотреть, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. Неделя работы и такой результат? Кольцо вспучилось в середине, детали плохо совпадали, стежки были такие грубые, что нитки виднелись на лицевой стороне. Красное на красном сливались, поэтому узор был неразличим. В общем, из–за неряшливой сборки место квилту было одно — в мешке с тряпьем.

— Что скажешь? — допытывалась Агнес, не услышав от меня ни слова.

— Понимаешь, — осторожно ответила я, — для начала неплохо, но ты должна помнить, что маленькие неточности вырастают в большие проблемы, если ты шьешь большой квилт. Даже если ты сбилась на восьмую долю дюйма, если у тебя будет восемь таких ошибок, то они составят целый дюйм.

Она нахмурилась.

— Как мне это исправить?

— Тебе надо распороть швы и прошить их заново.

— Распороть? Да ведь я с трудом их сшила!

— Агнес, тут нечего злиться. Мне часто приходится пороть и шить заново. Все мастерицы так делают.

— Что ж, значит, я не мастерица. — Она выхватила квилт и выбежала из комнаты.

Все это происходило на глазах у Клаудии.

— Ступай за ней, — вздохнула она.

Я кивнула и пошла за Агнес к вестибюлю. К моей радости, сестра решила составить мне компанию.

— Как ты думаешь, куда она отправилась? — спросила я, когда мы шли по мраморному полу. Впрочем, долго гадать не пришлось. В открытой двери я заметила желтое платье.

Агнес неподвижно стояла на веранде спиной к нам. Когда мы подошли к ней, незаконченный квилт выпал из ее руки и бесшумно коснулся пола. Злость исчезла с ее лица, но она глядела куда–то и не заметила нашего появления.

— Агнес, что… — Голос Клаудии оборвался, когда она посмотрела на дорогу и увидела автомобиль, медленно приближавшийся к дому.

Мое сердце словно сдавили ледяные пальцы.

Из автомобиля вылезли двое мужчин в военной форме и пошли к нам. Один был старше, с каштановыми кудрями, поседевшими на висках, и суровым лицом. Лицо молодого военного было бледным, несмотря на усыпавшие его веснушки. Не глядя на нас, они поднялись по ступенькам. В руках у каждого были желтые полоски бумаги.

Мне казалось, что они никогда не дойдут до верха лестницы. Клаудия медленно протянула ко мне руку и стиснула пальцы.

Вот они остановились перед нами и сняли фуражки.

— Миссис Компсон? — спросил старший из военных.

Я кивнула.

Он подошел ко мне и опустил глаза на бумажку в руке.

— Миссис Компсон, мэм, я сожалею, но мой долг сообщить вам, что…

Странный рев наполнил мои уши и заглушил его слова. Я видела лишь, как беззвучно шевелились его губы.

Джеймс погиб.

Сквозь туман я увидела, как молодой военный неуверенно держал в пальцах бумажку. Он перевел взгляд с Клаудии на Агнес и вопросительно поднял брови.

— Миссис Бергстром?

«Миссис. Он сказал «миссис», не «мисс». Значит…»

Глаза Агнес наполнились слезами. Голос парня дрожал, когда он повторил те же самые слова.

«Ричарда нет. Не может этого быть».

Агнес завыла и упала на колени, прижимая к груди бумажку.

Клаудия закрыла лицо руками и стала что–то бормотать. Ее плечи тряслись от рыданий. Потом она подняла лицо. На ее щеках блестели слезы.

— Слава богу, — рыдала она. — Слава богу.

Рев в ушах закончился ослепительным взрывом. Я ударила Клаудию по лицу, сильно ударила. Потом закричала и схватила за грудки старшего из военных.

— Как? — кричала я. — Как это случилось? Он обещал! Он обещал мне! — Молодой парень подскочил к нам, оторвал мои руки от мундира. — Вы ошиблись! Вы врете! — кричала я и била их ногами.

Живот пронзила жгучая боль. Они выстрелили в меня, подумала я, глядя на лужу темной крови, в которой оказались мои ноги.

Агнес завизжала. Тут я погрузилась в холодную, безмолвную тьму.

Следующие недели я почти не помню. Возможно, это и к лучшему. Помню только, как лежала на больничной койке и рыдала, гладя маленькое тельце дочки. Она жила почти три дня, можете себе представить? Крошечная героиня. Вот если бы…

Впрочем, это не имеет значения. Она теперь со своим папочкой.

Вскоре к ним присоединился и дед. У папы случился инсульт, когда он услышал о Ричарде и Джеймсе. Его похоронили еще до того, как я вышла из больницы. Вероятно, я просила докторов, чтобы меня отпустили на похороны, но они не согласились. Но точно я этого не помню. Вы можете представить себе? Я не проводила в последний путь родного отца!

После возвращения домой мне месяцами казалось, будто я закутана в толстый шерстяной плед. Звуки сделались приглушенными. Краски померкли. Все двигалось в замедленном темпе.

Постепенно онемение прошло. Его сменила невыносимая боль. Мой любимый Джеймс ушел навсегда, и я даже не знала, как это случилось. Дочки тоже нет. Я больше никогда не прижму ее к груди. Любимый брат погиб. Папа умер. Эти мысли непрестанно крутились в моем сознании, и я думала, что сойду с ума.

Из гильдии квилтинга ко мне приходили несколько раз, но я отказывалась с ними говорить. Постепенно они оставили свои попытки.