Ребекка Донован - Что, если... (ЛП)

Я сжимаю челюсти от ярости и чувствую, что сейчас сорвусь. Резко разворачиваюсь и вижу удивление на ее лице. – Вы не сказали мне! Вы знали два дня, и ничего не сказали!

– Ты должна была произносить прощальную речь, – отвечает она так спокойно, что мне хочется ее разорвать. Уверена, она сейчас вся на нервах. – Мы решили не отнимать у тебя такой важный день.

– Она моя лучшая подруга! Моя единственная подруга! – выкрикиваю я, трясясь. – Вы не можете отнимать ее у меня вот так! Вы не имели права!

– Мы твои родители, – отвечает она. – Мы вправе делать то, что считаем лучшим для тебя.

К дому подъезжает автомобиль. Мама инстинктивно бросает взгляд на дверь. Она оглядывается на меня.

– Иди наверх и умойся.

– Иди к черту! – ору я, сжимая руки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Буквально через минуту отец входит в дом, вид у него немного обезумевший. Это странно. Я никогда не видела его таким. Он смотрит на меня, прищурившись, своими холодными глазами, по спине у меня начинают бегать мурашки. Он закрывает за собой дверь, и пристально вглядывается в нас, оценивая ситуацию.

– Слезами горю не поможешь, - его низкий, внушающий ужас голос отзывается во мне, несмотря на то, что он пытается быть спокойным.

Я сжимаю зубы. – Ты все контролируешь в моей жизни, но на этот раз у тебя ничего не выйдет. Не надо мне говорить, что я должна чувствовать.

Он медленно подходит ко мне, и я отступаю назад. Он поднимает руку вверх, как будто приближается к испуганному животному. – Тебе нужно успокоиться.

– Не трогай меня.

Он замирает, пораженный моим сопротивлением.

– Ты не можешь забыть это, притворившись, будто ничего не случилось. - Гнев захватил мое тело, придав мне сил. – Потому что тогда тебе придется стереть и меня из своей жизни, папочка. Для меня только она была настоящей, и без нее я никто.

Продолжая отходить от него назад, я врезаюсь спиной в шкаф для посуды. Тщательно подобранная цветочная коллекция посуды опрокидывается и с грохотом падает на пол. Мама закрывает рот рукой.

Я падаю на колени и рыдаю, закрывая лицо ладонями.

– Встань и будь дочерью, которую я воспитал. Ты не такая , – говорит он с отвращением.

Я поднимаю голову и сердито смотрю на него. – Может, я больше не хочу быть твоей маленькой идеальной дочкой. - В сердцах я вдавливаю кулаки в осколки, разбросанные по всему полу, уничтожая созданный им идеал.

– Николь, прекрати! – требует он.

Я смотрю на него ненавидящим взглядом и поднимаю сжатые кулаки, а потом снова роняю их на разбитое стекло. Я ничего не чувствую. Осколки, разрезающие мою плоть, не могут смягчить ту боль, которая разрывает меня изнутри.

– Ты что вытворяешь? – вопит мой отец, его голос разносится по всему дому.

– В чем дело? Я не достаточно мила? Или не достаточно умна? Или не достаточно идеальна? – с вызовом спрашиваю я, срывая маску любезности и выплескивая наружу все, что накопилось во мне за всю мою жизнь.

У него искажается лицо в ужасе от увиденного.

– Николь, у тебя кровь течет на пол! – кричит моя мать.

Я вызывающе смотрю на отца, и мои кулаки снова врезаются в стекло.

Он отворачивается. – Позвони доктору Ксавьеру. Скажи ему, чтобы воспользовался задней дверью. И убери здесь все.

Мама поспешно направляется на кухню.

– Я разочаровала тебя, папочка?! – кричу я. Но он уже скрылся за дверью.

Я остаюсь одна.

Обессилев, я падаю на блестящий деревянный пол, испачканный кровью, и рыдаю, оплакивая нас обеих.

– Ришель умерла, – произносит Найэль, выдыхая.

Я смотрю на нее в изумлении. Не может быть, чтобы я расслышал ее слова правильно. Вряд ли она только что сказала…

Я поворачиваюсь к Рей. Слезы текут по ее лицу. Я никогда раньше не видел ее плачущей. Даже когда она поранила ногу, поскользнувшись на скейтборде.

Я смотрю на маму. Она сжимает губы, и я вижу в ее глазах безмолвное извинение.

– Нет, – говорю я, тряся головой. – Нет. Она не умерла. Она не может.

– Кэл, прости, – произносит мама, делая шаг в мою сторону. – Звонила ее мама… после того, как прослушала твое сообщение.

– Я не понимаю, – отвечаю я. – Как?

– Давайте зайдем внутрь, – просит нас мама, двигаясь к хижине.

Я продолжаю стоять под дождем, не в силах сдвинуться с места. Я чувствую что-то теплое в своей руке, смотрю вниз и вижу другую руку.

– Давай зайдем внутрь, – произносит Найэль мягко. Я ищу в ее синих глазах цвета бури утешение. Но они наполнены ужасной болью, они кричат.

Я иду рядом с ней к ступенькам, где нас уже ждет Рей. Поскальзываюсь на верхней ступеньке и хватаюсь за перила, чтобы не упасть, хотя мне кажется, будто я уже преодолел стофутовый подъем на скалу с острыми камнями.

Найэль крепче сжимает мою руку, а Рей останавливается, но никто не говорит ни слова. Я выпрямляюсь и захожу в хижину.

– Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь сухое? – предлагает мне мама.

– Что случилось с Ришель? – задаю вопрос я.

– У нее была лейкемия, – говорит Найэль.

Я поворачиваюсь к ней лицом. – Ты знала… Стоп. - Среди полного хаоса в моей голове, мне становится ясно. – Это и было твое обещание?

Она кивает, ее подбородок трясется.

– Ты пообещала, что не скажешь нам, что у нее был рак? – спрашивает Рей так, как будто обвиняет ее в предательстве.

Найэль кусает губы. – Она не хотела, чтобы вы знали. Она переживала, что вы будете относиться к ней иначе, потому что она может… умереть, – объясняет она дрожащим голосом. – Она думала, что когда ей станет лучше, и она вернется в Ренфилд, то вы никогда об этом не узнаете. Как будто бы ничего не было. – Ей трудно говорить. – Но такое нельзя забыть, притворившись, будто ничего не случилось.

Найэль поднимает голову и встречается с моими глазами, словно она знает, что я был там и слышал, как она говорила эти же слова своему отцу.

У меня падает челюсть. Вот что я тогда подслушал.

– Выпускной, – произношу я. – Вот почему ты плакала…

– Накануне она умерла.

Вокруг все остановилось. Воздух настолько неподвижен, что я клянусь, земля перестала вращаться.

– Поэтому ты теперь Найэль, не так ли? – делает вывод Рей, нарушая тишину. – Ты соединила ваши имена.

Найэль закрывает глаза, слезы льются по ее щекам.

Я вытираю лицо, несмотря на то, что не чувствую его, и поднимаюсь наверх. Я не могу этого вынести.

– Кэл, – зовет меня мама, и я возвращаюсь на землю. – Не закрывайся от нас, хорошо? Переоденься и спускайся.

Я еле-еле киваю и захожу в комнату, закрывая за собой дверь. Прислоняюсь к двери, прижимая ладонь ко лбу. Больше всего я хочу забыть все это и проснуться, чтобы этот сумасшедший страшный сон закончился.