Вера Колочкова - Коварство, или Тайна дома с мезонином

– Ну да… Хотелось бы… А обратно мы вас самолетом отправим! За наш счет, разумеется! Да, Никита? Ну что ты молчишь, господи? Вот же наказание! Зачем я только тебя с собой сюда тащила! – сердито пробормотала Ольга, обернувшись к брату.

– Но я сейчас не могу… Нет-нет… Вы простите, но нельзя ли мне приехать попозже? Как тут Анюта без меня останется, и Сонечка маленькая… Да и в себя мне надо прийти… Нет, с вами я никак не смогу поехать…

– Хорошо-хорошо, Валентина Петровна! Как скажете! Да мы и не надеялись, в общем, что вы сразу поедете. Главное, что вы в принципе не возражаете! Когда вы сможете приехать?

– Не знаю. На днях, может… Только у меня к вам просьба…

– Да? Какая просьба?

– Вы не оставите мне несколько фотографий Антона? На память? У меня ведь ни одной нет…

– О, да это пожалуйста! Сколько угодно! Вот вы приедете, и я вам приготовлю! Я вам подберу несколько хороших фотографий! У нас даже и портрет его есть, маслом писанный. Можно копию заказать…

– Спасибо. Мне достаточно фотографий. Тех, где мы в молодости.

– Хорошо, Валентина Петровна. Значит, мы договорились? Через неделю мы вас будем ждать. Вам денег на билет оставить?

– Нет. Не надо. Что вы!

– Тогда вот вам моя визитка со всеми телефонами. Как соберетесь – звоните. Да я и сама вам позвоню еще не раз! И помните: вы обещали… А я вас обязательно встречу в аэропорту. Или Никита встретит. Это и времени немного займет, в общем. Из аэропорта поедем к нотариусу, потом сразу обратно. Всего один день…

– Хорошо. Спасибо.

– Ну что вы. Это вам спасибо, дорогая Валентина Петровна. Спасибо, что вы нас правильно поняли. И вообще – приятно было познакомиться. И с вами, и с вашей милой дочерью, и с внучкой…

– А у вас ведь еще и брат есть, ребята. Митей его зовут. Он сын Алексея, матери вашего брата. Он вечером сюда придет.

– Ну что ж, жаль, конечно, что не увидимся. Нам ехать пора. И вообще, жаль, что все так нелепо вышло в нашей жизни…

– Да. Действительно, жаль.

– Тогда до скорой встречи, Валентина Петровна! Пойдем мы, пожалуй…

Ольга неловко поднялась из-за стола и, сердито мотнув головой сидящему в кресле в углу комнаты Никите, быстро пошла к выходу. Тина же так и осталась сидеть, прямо держа спину и по-прежнему сцепив перед собой пальцы рук. Надо бы встать, проводить гостей, да она не могла – сил отчего-то не было…

– Что же это вы, гости дорогие, даже и чаю не попьете? – насмешливо выскочила из кухни в прихожую, держа Сонечку под мышкой, Анюта. – За долю свою воевать, значит, приехали? Отвоевали, стало быть? Все по своим местам расставили? Занесли мать мою в список пустых формальностей? И нас с Митькой тоже, значит, в тот же ряд записали? Ну-ну… Молодцы какие…

– Анюта! Не надо. Прекрати немедленно. Пусть идут с богом. Проводи, – тихо скомандовала из комнаты Тина.

– Ладно, мам. Провожу, конечно. Пойдемте, гости дорогие…

– Зря ты так, Ань, – обернулась уже от калитки к ней Ольга. – Мы-то тут при чем? Они же сами наворотили невесть чего в молодости, матери наши. Нас ведь никто ни о чем не спрашивал! Что уж вышло, то вышло. Ты прости нас…

– Ладно, поехали! – потянул Ольгу за рукав Никита. – Хватит тут сопли разводить! Ругаешься на меня, а сама… Нам еще заправиться где-то надо. Поехали!

– Ну что ж, прощай, Аня. Всего вам доброго – и тебе, и дочке твоей. И маме.

– И вам прощайте, дорогие братья-сестры. Счастливого пути. Мать, когда приедет, не особо там обижайте. Да на могилу к вашему отцу свозите, пусть попрощается. Она сама-то об этом не попросит, вы уж проявите инициативу, как родственники. Хоть и не состоявшиеся, конечно. В благодарность, так сказать, за матери моей покладистость…

Ольга, ничего Анюте на это не ответив, лишь вскинула резко голову и взглянула в глаза остро и сердито, будто клюнула. Распахнув дверцу машины, плюхнулась на переднее сиденье рядом с Никитой и тут же принялась ему за что-то выговаривать, жестикулируя отчаянно перед лицом руками. Анюта медленно закрыла калитку и, прижимая к себе Сонечку и прислушиваясь к шуршанию гравия под колесами отъезжающей машины, постояла еще какое-то время в задумчивости. Странное у нее было чувство – как будто обидели ее сильно. В чем заключалась эта самая обида, было не совсем понятно. Ну, приехали родственники, и что? Не захотели дружить-родниться? Да и бог с ними, не больно-то и хотелось. Может, маму они чем обидели? Да ничем вроде – это тоже понятно. Не требовали особо ничего, не оскорбляли, не унижали. Просто имущество свое от дележа спасали. Что такого-то? Дело простое, человеческое. Всякое бывает… Олег, Анютин муж, адвокат по профессии, и не такое ей рассказывал. Так иногда людей наизнанку выворачивает при дележе наследства, что сами себя не узнают… И все-таки обида была. В чем-то виноваты были эти двое, своим приездом принесшие в их теплый дом холодный пыльный ветер из маминого прошлого. Ветер, осевший мутью в ее ярких глазах и сцепивший пальцы ладоней в мертвой хватке. Ветер, неуловимо вытеснивший с их двора «добринку-роднинку», как говорит Митька. Пусть хоть на время, на какой-то час всего, но вытеснивший же…

Вздохнув, она медленно пошла к дому, ступая по мягкому травяному ковру и с удовольствием ощущая под босыми ногами приятную теплую шершавость. Нет же, нет. Все в порядке. Все на своем месте. Никому они эту «добринку-роднинку» не отдадут. Никакому чужому ветру. И старый уютный дом не отдадут, и ночной костер у потемневших бревен в углу двора, и старуху грушу, и мамин цветник, и вид на реку… Вот сейчас она матери обо всем этом и скажет…

Тина так и сидела за столом, по-прежнему выставив перед собой сцепленные ладони, смотрела потерянно куда-то в пространство. Сердце Анютино опять сжалось, но голос таки прозвучал вполне бодро-весело. Очень даже вполне, чтоб вытащить мать из этого плохого пространства, – нечего ей там делать…

– Мам, подержи Сонечку! Такая тяжелая стала – у меня сейчас руки отпадут! Скорей бы уж ходить начала, ага?

– Давай… – моментально встряхнувшись, потянула навстречу внучке руки Тина. – Иди ко мне, моя ласточка, мое солнышко, моя золотая рыбочка!

– Ау-гу-гу-гу-у-у… – заворковала вдруг на такой же ноте и Сонечка, устраиваясь с полным комфортом у бабки на коленях и припадая головкой к ее плечу.

– Ну вот, девочки, и хорошо… – встряхивая с наслаждением руки, со смехом произнесла Анюта. – Вы просто замечательно друг друга понимаете. У вас и любовь даже особенная какая-то. Не человеческая будто, а марсианская…

– Да никакая она не особенная, доченька. Обыкновенная. Просто Сонечка знала всегда, как я ее жду… Ты помнишь, как я ее ждала?

– Ну еще бы! У меня и живота еще никакого не было, а ты уже подходила ко мне и с ней разговаривала. Все ей рассказывала: и как ты ее ждешь, и как любишь, и как радуешься… Странноватая ты у меня все-таки женщина, мам!