Марина Белкина - Пятизвёздочный жених

Карина сделала несколько неловких шагов и вдруг споткнулась, схватившись за спинку Викулиного стула. Торба выскочила из администраторских рук, пролетела грузной курицей с насеста и – шмяк! Плюхнулась на пол вверх тормашками. Все ее содержимое вытряхнулось к ногам Герыча.

Шмяк! И все секреты моей сумочки, как потаенные мысли, открылись на всеобщее обозрение.

Мой главный ночной кошмар стал явью.

– Ой, простите, – лепетала Карина, – я дебилоид! Всего лишь хотела передать Маше ее сумку, и вот… Это сумка Маши Литавриной! – повторила она.

Все взгляды обратились ко мне. Словно во сне, я поднялась, чтобы собрать вещи. Ворох каких-то бумаг, чеки, обертки от конфет, кассета для «бетакама», драные колготки, и… По конференц-залу прокатилось изумленное «Ах!».

В куче хлама лежал кожаный черный кошелек с выдолбленным логотипом «Дюпон».

Я тупо уставилась на кошелек. Казалось, он вот-вот испарится. Бесследно и так же необъяснимо, как и появился. Но бумажник словно отпечатался в куче моих вещей черной меткой.

Гибко наклонившись, босс сцапал «Дюпон».

– Так вот кто у нас крысятничает, – хмыкнул он. – Литаврина, твоих рук дело?

Я потрясенно молчала, не отрывая взгляда от мизинца с изогнутым ногтем на черном квадрате бумажника. Однако какое мерзкое слово «крысятничает». Как будто голой пяткой раздавили сырое яйцо… И эту фразу шефа я определенно слышала раньше. Но где? В прошлой жизни или во сне?

И тут я вспомнила свой сон.

Цветущая сакура. Лизка в подвенечном. Школьная училка с двусмысленной подушкой на спине. И это мерзкое пяточно-скорлупное словечко «крысятничает», произнесенное почему-то мужским голосом. Голосом Герыча! И как я сразу его не узнала?

Перед глазами поплыли темные круги, в ушах зашумело.

– Кошмар какой… подумать только, – шептались коллеги.

– Колесо сансары, – шипели деревья.

Вот она – кара, которой я ждала. Карма, закон бумеранга или… что там еще? Эта леденящая душу мысль придавила к полу. Я молчала, низко опустив голову. Словно признавая себя виновной…

Дальше все было, как в расфокусе.

Лица коллег: испуганное – у Карины, сочувственные – у Артема и Алисы, злорадное – у Эльвиры… Все они отводили взгляд. Даже Мышка.

Мои ледяные пальцы, которые все никак не могли застегнуть «молнию» на сумке.

Презрительно брошенные слова шефа:

– Крыс в моей программе не будет. Телевидение – мирок маленький. Я мог бы устроить так, что тебя никто не возьмет на работу, но не предам это дело огласке. Из уважения к Лизавете.

Видимо, из этого самого уважения Герыч решил вышвырнуть меня лично. Проводил до самых дверей офиса, как под конвоем. Оказавшись у лифтов, я долго изучала голую стену, не в силах поверить в происходящее.

Из-за развернутой газеты выглянул Толик.

– Литаврина! Куда?! А отмечаться! Смотри, завтра не пущу! – пригрозил он.

– А который сейчас час? – Язык не слушался, словно опух.

– Десять минут двенадцатого.

Шариковая ручка с обкусанным концом прыгала в руке, как живая. С трудом написала: «М. Литаврина – 11.10» и положила ручку на стол.

И зачем, дурочка, писала? Завтра-то я сюда уже не приду…

На ватных ногах я вошла в лифт, нащупала окоченевшим пальцем кнопку первого этажа и… вышла. Зеркальные двери сомкнулись. Облокотившись о стену, я уставилась в окно невидящим взглядом. Перед глазами прыгали выдолбленные буквы «Дюпон» в куче мятых бумаг.

Стукнула дверь. К лифтам выбежала Карина.

– Машка! Хорошо, что ты еще не уехала! – запыхавшись, проговорила она.

Пойманной птичкой в груди затрепыхалась надежда. А вдруг Карина пришла сказать, что это розыгрыш? Глупая шутка Мышки или Викули?

– Твои вещи.

Только сейчас я заметила в ее руках картонную коробку. Там лежали кружка с надписью «Маша» в наивных вензельках, кассета ВХС, блеск для губ, блокнот и ворох бумаг – все, что выгребли из моего ящика в столе.

Пойманная птичка выпорхнула из груди.

– Спасибо.

Взяв коробку, я с силой надавила на кнопку лифта. Карина кашлянула за моей спиной:

– Ну ты… это… уж не переживай! Это не самая большая трагедия, которая может случиться в жизни, пупсик!

Я удивленно обернулась. Слова администраторши чем-то зацепили меня. Голова гудела. Мысли расползались, как тараканы на свету. Кивнув Карине, я вошла в лифт. Двери закрылись.

Казалось, за минувший час мир рухнул, земля раскололась – повсюду торчат обломки домов и огрызки телеграфных столбов, из-под руин доносятся глухие крики о помощи. Но на улице по-прежнему светило солнце, весело шептались запыленные тополя. Вкусно пахло свежескошенной травой – на газоне жужжал триммер. Как будто ничего не случилось.

Я и сама была на удивление спокойна. Только руки почему-то сильно дрожали. В вагоне метро девушка, сидящая напротив, обмахивалась журналом и без конца сбрызгивала глянцевое лицо термальной водой, а я все куталась в летнее пальто. Меня била мелкая дрожь. Оттаять удалось только дома, под горячим душем. Узел внутри размяк, и я заплакала, глотая соленые слезы с привкусом хлорки.

Я гипнотизировала лежащий на стиральной машинке мобильный, но тот тягостно молчал. Мышка, Алиса, Викуля, Валечка… Почему они не обрывают телефон, не подают маячки с той стороны баррикад? Не поддерживают, не любопытствуют, в конце концов? Ведь все они мои коллеги, друзья! Телефон молчал. Был человек, и нет.

Я выдавила из тюбика немного шампуня и с остервенением принялась намыливать голову. И в эту минуту телефон ожил и радостно заверещал! Поддерживая волосы, поспешно выключила воду и одной ногой выпрыгнула из ванной. Мыльные струйки стекали на сброшенную на пол одежду, я с нетерпением схватила трубку.

Звонила Аполлинария.

– Ну как ты? – глухо спросила она.

Я шмыгнула носом.

– Маша, хочу, чтобы ты знала. Я ни на секунду, слышишь? Ни на секунду не поверила, что кошелек украла ты.

Ее слова целебным бальзамом пролились на раны. Удивительно, что заветные слова я услышала от начальницы, которую всегда считала эгоистичной карьеристкой. Только она позвонила, поддержала в трудную минуту. Хотя, может, в том, что она позвонила именно в эту минуту, ничего удивительного и не было. Кто еще мог позвонить человеку в душ?

– Это засада! – продолжала шефиня. – То, что произошло сегодня, не лезет ни в какие ворота. Лично я не останусь в этом театре абсурда ни дня! Уволюсь немедля! Я так и сказала Аркадию Георгиевичу! Ну, вернее… пока не сказала, но собираюсь! – Воинственный шепот отдавался странным эхом. Я заподозрила, что она звонит, закрывшись в кабинке туалета. – Мы должны восстановить твое честное имя! Думаю, настоящий вор подкинул кошелек тебе в сумку, когда запахло жареным. Или сделал это умышленно! Вспомни, может, ты кому-то насолила?