Дэвид Левитан - Каждый новый день

– Да. Да. И еще раз – да.

– Так что…

– Но он может быть таким милым! И я знаю, что в глубине души он меня любит, хоть и не осознает этого, знаю, что я для него очень много значу.

– В глубине души? Похоже на вариант номер два. Но настоящая любовь – как дыхание, она не требует глубоких размышлений.

– Сменим тему, ладно? Такие разговоры – не для вечеринок. Мне больше нравилось, когда ты пел.

Только я собираюсь подсказать ей другую песню из тех, что мы слушали в машине (надеясь, что я ее немного помню), как вдруг слышу за своим плечом голос Джастина:

– А это еще кто?

Если там, в кухне, он отдыхал душой, то теперь едва скрывает раздражение.

– Джастин, не волнуйся, он – гей.

– Ага, можно понять по одежде. И что ты здесь делаешь?

– Натан – это Джастин, мой бойфренд. Джастин – это Натан.

Я говорю «привет». Он пропускает мимо ушей.

– Ты не видела Стефани? – интересуется он. – Стив ее разыскивает. Кажется, хочет повторения.

– Наверное, пошла в подвал.

– Не, там танцы.

Вижу, что Рианнон рада.

– Пойдем туда, потанцуем? – предлагает она Джастину.

– К черту! Я пришел сюда не танцевать, а пиво пить !

– Преле-е-стно, – тянет Рианнон, обращаясь больше ко мне (я надеюсь), чем к нему.

– Ты не будешь против, если я приглашу Натана?

– А он точно гей?

– Тебе нужны доказательства? – вклиниваюсь я.

– Чувачок, давай не будем, а? – хлопает меня по спине Джастин. – Сходи лучше, протрясись.

Вот так получается, что Рианнон ведет меня на танцы. Уже на лестнице чувствуется вибрация от низкочастотных динамиков. Музыка здесь другая: ритмичная и грохочущая. Горят всего несколько красных лампочек, в их свете видны только неясные силуэты, сливающиеся друг с другом.

– Эй, Стив! – кричит Рианнон. – А твой кузен – ничего!

Какой-то парень (должно быть, это и есть Стив) оглядывается на нее и кивает. Не знаю, то ли он не расслышал, то ли просто пьян.

– Ты не видела Стефани? – орет он.

– Нет! – кричит она в ответ.

И вот мы оказываемся в кругу танцующих. Печальная правда в том, что Натан – не большой любитель танцев и танцевать не умеет и я, соответственно, тоже. Я стараюсь раствориться в музыке, но это не срабатывает. Значит, вместо этого я должен раствориться в Рианнон: я должен стать ее тенью, ее дополнением, вторым партнером в этом разговоре двух тел. Она двигается, и я повторяю ее движения. Я обнимаю ее за спину, за талию. Она прижимается плотнее.

Растворяясь в ней, я обретаю ее. Разговор получается. Мы поймали свою волну, и она несет нас. Оказывается, я начал подпевать, я пою ей на ухо, и ей это нравится. Она снова превращается в ту беззаботную девчонку, а я становлюсь тем, чья единственная забота – это она.

– А ты неплохо танцуешь! – кричит она, перекрикивая музыку.

– Ты – чудо! – кричу я в ответ.

Я знаю, что Джастин не придет сюда: пока она с Мэйсоновым кузеном-геем, он ничем не рискует, и я могу не беспокоиться, что нам кто-нибудь помешает. Все песни сливаются в одну, как будто один солист сменяет другого, как только тот заканчивает свою партию, и все они так и поют для нас, чередуясь. Волны музыки толкают нас друг к другу, обвиваются вокруг нас, как цветные ленты. Есть только мы – и бесконечность. Исчез потолок, исчезли стены. Осталось одно огромное пространство нашей радости, и мы медленно движемся в нем; временами наши ноги даже не отрываются от пола. Ощущение такое, будто это длится долгие часы, и одновременно кажется, что время исчезло совсем. Мы танцуем, пока не обрывается музыка и не включают свет. Кто-то кричит, что вечеринка заканчивается, наверное, пожаловались соседи и скоро здесь будет полиция.

Рианнон, похоже, разочарована так же, как и я.

– Надо найти Джастина, – говорит она. – Ты в порядке?

Нет , хочу я сказать в ответ. Со мной не может быть все в порядке, пока ты не сможешь пойти со мной туда, куда я попаду в следующий раз.

Я спрашиваю у нее адрес электронной почты, a когда она удивленно поднимает брови, я снова прошу ее не волноваться, ведь я же гей.

– И очень плохо, что ты гей, – говорит она.

Я хочу, чтобы она еще что-нибудь сказала, но вот она уже дает мне свой адрес, а я даю ей свой, только что придуманный; я надеюсь активировать его, как только вернусь домой.

Народ уже начинает разбегаться из дома. Вдалеке слышен вой сирен; верно, они перебудят всех, кто не успел проснуться от звуков нашей вечеринки. Рианнон отправляется искать Джастина, пообещав мне напоследок, что вести машину будет она. Я бегу к своей машине и не вижу, как они уезжают. Я, конечно, знаю, что уже поздно, однако даже не представляю насколько, пока не завожу мотор и не бросаю взгляд на часы на приборной доске.

11:15.

Я никак не успею вовремя вернуться домой.

Семьдесят миль в час.

Восемьдесят миль в час.

Восемьдесят пять.

Я мчусь так быстро, как только могу, однако все же недостаточно быстро.

В 11:50 я съезжаю на обочину. Если я закрою глаза, то сумею заснуть до полуночи. Страшно подумать, что мне пришлось бы вытерпеть, если бы не эта моя благословенная способность – засыпаю я почти мгновенно.

Бедный Натан Долдри! Он проснется в машине на обочине федеральной автострады, в часе пути от дома. Могу себе представить, в каком он будет ужасе!

Я просто чудовище, раз так с ним поступаю.

Но у меня есть оправдание.

Роджеру Уилсону пора идти в церковь.

Я быстро натягиваю его лучший воскресный костюм, который он или его мать любовно приготовили накануне вечером. Спускаюсь в столовую, сажусь завтракать с его матерью и тремя сестрами. Отца в пределах видимости не наблюдается. Недолго порывшись в его памяти, узнаю, что он ушел сразу же после рождения младшей сестры и с того времени для семьи наступили тяжелые времена.

В доме всего лишь один компьютер, и мне приходится ждать, пока мать Роджера не соберет девочек на выход, чтобы быстренько загрузить его и создать почтовый ящик, адрес которого я дал накануне Рианнон. Остается только надеяться, что она еще не пыталась выйти со мной на связь.

Мне кричат, что пора идти в церковь. Я подчищаю следы и присоединяюсь к своим сестрам – они уже в машине. Несколько минут уходит на то, чтобы зафиксировать в своей памяти необходимые сведения: Пэм – одиннадцать, Лейси – десять и Дженни – девять. Из них из всех, по-моему, одна только Дженни искренне радуется предстоящей поездке.

Когда мы приезжаем, сестры бегут в воскресную школу, а мы с матерью присоединяемся к собравшейся пастве. Я готовлюсь к богослужению по баптистскому обряду и пытаюсь припомнить, чем же оно отличается от других, которые мне уже приходилось посещать.

За эти годы мне пришлось побывать на огромном количестве самых разных религиозных ритуалов. И каждая новая вера, с которой я знакомился, только укрепляла мое основное убеждение, что во всех религиях гораздо больше общего, чем любят признавать. В своей основе все верования почти всегда одинаковы: правда, судьба у них складывается по-разному. Каждый хочет верить в высшую силу, испытывать чувство принадлежности к чему-то большому, и ему для этого нужны те, кто разделяет его взгляды. Люди хотят, чтобы на земле правили силы добра, и им нужна мотивация, чтобы стать приверженцами этих сил. Они хотят доказать свою веру и религиозное рвение и для этого проводят ритуалы и богослужения. Они хотят прикоснуться к великому.