Барбара Картленд - Опасная любовь

Буквально сразу после его ухода подали ужин. Впоследствии Мелина не могла вспомнить, что она ела, — такое счастье ее переполняло. Она знала только, что пьянило ее не шампанское, а присутствие Бинга и то, как он смотрел на нее.

Потом они вышли в сад и сели на скамью, окруженную розами и жимолостью. Долгое время единственным звуком, нарушавшим тишину, было журчание фонтана, и наконец Мелина с трудом выговорила:

— Во сколько мы уезжаем завтра?

— Ты уезжаешь в полдевятого, — сообщил Бинг. — Самолет прилетает в Париж, а там ты пересядешь на рейс до Лондона.

Мелине показалось, что между ними взорвалась бомба.

— Но ты… разве ты… не летишь со мной?

Бинг покачал головой.

— Но Бинг! Ты должен! Ты же слышал, что сказал министр. Если ты останешься, то подвергнешь себя опасности.

— Я знаю.

Он повернулся лицом к Мелине. Вокруг раскинулись невообразимые краски восточного заката, но девушка видела только боль в глазах Бинга.

— Я люблю тебя, Мелина, — тихо сказал он. — Ты ведь знаешь это, правда?

— Я не думала, что… нравлюсь тебе, — прошептала она.

— О, моя милая… милая…

Бинг взял ладони Мелины между своих и сжал их так сильно, что у нее перехватило дыхание.

— Я люблю тебя всем сердцем, всем существом. Однажды любовь причинила мне огромную боль, и я никогда больше не хотел иметь ничего общего ни с одной женщиной.

Он наклонился и поцеловал пальцы Мелины, и ее переполнила дрожь восторга от этого прикосновения.

— А потом я встретил тебя, — продолжал Бинг. — Сначала я не мог поверить, что за этой прелестной внешностью скрывается нежное и отважное сердце. Я был груб с тобой, командовал и о многом молчал, потому что не мог представить, что в такой критической ситуации повстречаю женщину, на которую смогу положиться так, как на тебя. Твой отец гордился бы тобой.

Мелина слушала его с пылающими от смущения и радости щеками.

— А еще он бы тоже полюбил тебя, — прошептала она.

Бинг замер, услышав эти слова.

— Ты хочешь сказать, что любишь меня? — спросил он недоверчиво.

— Уже давно. — Мелина едва могла поднять на Бинга взгляд. — С того момента, как ты поцеловал меня, когда нас искала машина с прожектором.

— Я не знаю, что на меня тогда нашло, — признался он. — Но я уже начинал понимать, что ты значишь для меня.

— Я так… счастлива, — с замирающим сердцем выговорила Мелина.

К ее удивлению, Бинг отвернулся, словно смотреть на нее было выше его сил.

— Что случилось, Бинг? — спросила девушка.

— Я не знаю, как тебе сказать… пока мы тряслись весь тот долгий день в автобусе, я говорил себе, что, если мы благополучно выберемся из этой передряги, если вернем мальчика и избежим погони, то я попрошу твоей руки. Я видел как наяву все, что вижу сейчас — цветущий сад, вечер, я обнимаю тебя и говорю, что пусть ты мало знаешь меня, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать хорошим мужем и сделать тебя самой счастливой женщиной на свете.

Голос Бинга стих, и внезапно он привлек Мелину к себе и сжал так крепко, что она задохнулась.

— Я так хотел сказать это, — мучительная боль звучала в его словах, — я так хотел это сказать — но теперь не могу.

— Но почему? Почему не можешь?

Мелина взглянула на Бинга и увидела его лицо и губы совсем близко. Инстинктивно она положила руку ему на шею, привлекла к себе и почувствовала, что стоило их губам встретиться, как Бинг утратил всякое самообладание и начал неистово, безудержно целовать ее — губы, щеки, веки и пульсирующую жилку на шее.

А потом, со стоном, который шел, казалось, из самых глубин его существа, Бинг разжал объятия, встал и, пройдя несколько шагов, остановился у фонтана, бездумно уставившись на его струи. Мелина, растерянная, с трудом выровняв дыхание, все-таки решилась подойти к нему.

— Пожалуйста, Бинг, объясни мне, — тихо попросила она.

— Хорошо, — кивнул он. — только давай уйдем из этого чертова сада.

Они вернулись в гостиную. Мелина села на диван, а Бинг остался стоять, опираясь о каминную полку.

— Ты ведь знаешь, что я понятия не имел, где в Маракеше спрятан ребенок? — довольно резко спросил он.

— Да, конечно.

— Мы бы никогда не догадались об этом, если бы не один человек, который дал мне нужную информацию.

— И кто же это… был? — спросила Мелина, хотя уже предчувствовала ответ.

— Лилет.

— Миссис Шустер?! А при чем здесь она?

— Она приехала в Марракеш вместе с Мулаем Ибрагимом. У него был свой резон взять ее в попутчики — он видел, как мы вместе танцевали, и поэтому постарался выведать у нее обо мне как можно больше.

— А в ответ он рассказал ей о ребенке? — удивилась Мелина.

— Конечно же нет. Но у Лилет всегда была цепкая память на детали. Так что я решил проведать ее и расспросить о поездке с Мулаем Ибрагимом. И узнал, что на подъезде к Марракешу машину остановил какой-то араб, просящий подаяния. Мулай Ибрагим вручил ему монетку, а араб прошептал в ответ «Дар аль-Хамама». Он произнес это по-арабски, так что Мулай Ибрагим и не думал, что сидящая рядом Лилет поймет сказанное.

— А она поняла? — уточнила Мелина. — Мне она говорила, что неспособна к языкам.

— Так и есть, — кивнул Бинг. — Но она точно знала одно слово по-арабски. Хамама. Потому что оно значит «голубка» и когда-то я так ее называл.

Легкий румянец окрасил его щеки, и Мелина ощутила болезненный укол ревности.

— Это было одно из тех совпадений, которые реальнее любого безумного вымысла, — вздохнул Бинг и замолчал.

— Но это ведь не вся история, так? — уточнила Мелина, предчувствуя неладное.

— Нет. Лилет назначила цену за информацию, которую могла мне передать.

— И что же это было? — едва слышно спросила Мелина.

— Она хотела, чтобы я вернулся к ней.

— Нет! — вспыхнула Мелина. — Бинг, ты не можешь так поступить! Ведь ты не любишь ее. И она не любит тебя!

— Я дал слово. — Голос Бинга был мертвым и пустым, как у идущего на казнь.

— Это жестоко! — бушевала Мелина. — Это омерзительно! Неужели ничего нельзя с этим поделать?

— Ничего, моя дорогая, — покачал головой Бинг. — Я люблю тебя и буду любить до последнего вздоха, но я дал слово и вернусь. И если меня будет ждать Мулай Ибрагим и всадит пулю в сердце, это будет не так ужасно, как жизнь, в которой не будет тебя.

Мелина закрыла глаза. Ей хотелось кричать и плакать, но она понимала, что это бесполезно.

— Теперь нам надо попрощаться, — сказал Бинг, — потому что к утру я уже буду в Марракеше.

Мелина хотела сказать: «Пожалуйста, нет… не уходи», но губы не повиновались ей, и словно в каком-то тяжком сне она почувствовала, как Бинг обнимает ее, и поняла, что это — в последний раз.

Он не стал ее целовать, но просто прижался щекой к ее щеке и сказал так тихо и нежно, что Мелина едва расслышала: