Эрин Маккэн - Любовь и другие иностранные слова

Каждый день мы проводим полдня в Кэпе, полдня в Бексли. Когда я показываю пропуск на входе, это немного напоминает прохождение таможни в аэропорту. И каждый день одно и то же: две разные культуры, два разных языка, и оба мне неродные.

Школьный язык можно назвать «Боже мой»: практически все произносят эту фразу по сто раз на дню. А я вот не могу, даже как название языка: мне кажется, это несправедливо по отношению к Богу. Он же у Себя на облаках не разбрасывается фразами вроде «Джози моя» всякий раз, когда теряет ключи или у Него зависает компьютер.

Только на языке «Боже мой» «заткнись» значит «спасибо», «адский» – это либо «безумно популярный», либо «сексуальный», «остыть» означает «успокоиться», а «крутой» и «милый» – синонимы. В колледже говорят на «Боже мой» версии 2.0: какие-то слова те же самые, какие-то отличаются. В школе я «подруга», в колледже – «дамочка». За день я успеваю повзрослеть или впадаю в детство, и зависит это исключительно от того, где я нахожусь.

Мне нравится учить языки. В Кэпе я уже подала документы на отделение романских языков, но не знаю пока, что буду делать с таким образованием. Я еще не знаю, что я полна энтузиазма, когда речь идет о науках, которые мне интересны, но если предмет мне не понравится, я могу быть ужасно упрямой и буду делать лишь необходимый минимум, просто чтобы получить оценку. Пока я знаю только, что хочу чего-нибудь посложнее, и тайны иностранных языков (а также путаница английского) – задача как раз по мне. На свете, как показывают «Боже мой» и «Боже мой 2.0», куда больше языков, чем государственных границ.

Тем же днем около трех я вижу Софи: она стоит у своего шкафчика и увлеченно беседует с друзьями из художественного кружка. Я спешу на кросс, поэтому бросаю ей «Позвоню тебе вечером», но она хватает меня за запястье и говорит друзьям: «Подождите минутку. У меня важное дело».

– Я поспрашивала там и сям, – Софи поворачивается ко мне. – Решила не спешить. Ну, знаешь, тут нужна дипломатичность.

– Ага, дипломатия мне подходит больше, чем плакат на шкафчике с надписью «Помогите, мне нужен парень для выпускного».

– Хотя, знаешь, я бы нарисовала тебе отличный плакат.

– Уверена в этом.

Мимо проходит Эмми Ньюэлл и спрашивает меня, иду ли я. Ей не нравится ходить куда-нибудь одной. Совсем не нравится.

Софи возвращается к друзьям, пообещав связаться со мной позднее.

– Вы только послушайте, – у спортзала нас догоняет Джен. – Сегодня на химии… Вы слушаете?

– Стефан Котт? – спрашивает Эмми, и Джейн говорит «Да», а я спрашиваю «Что?».

– Стефан Котт, – отвечает Джен и для вящей драматичности останавливается и делает паузу. Мы тоже замираем. – Стефан Котт поджег себе волосы.

– Что?! – спрашиваю я. – Он не пострадал?

– С ним все в порядке, – говорит Джен. – Просто чуб подпалил, но…

– У него же густые волосы, – все еще беспокоюсь я.

– Вот именно. Были густые, а теперь, – она щелкает пальцами, – все, сплыли. Боже мой, ну и вонь стояла.

– Но с ним точно все хорошо?

– Ну да. Он тут же сбил пламя. Совсем не обжегся. Но, знаешь ли, волосы… – Она строит кислую мину. – Ему надо будет что-то с этим сделать. И лучше бы сегодня.

– Боже мой, он такой тупой, – говорит Эмми, и я демонстративно поворачиваюсь в ее сторону. – Что? – спрашивает она.

– Он не тупой. Неуклюжий, возможно, но это не то же самое, что тупой.

– Да мне пофиг. Извини, – она фыркнула. – Давайте уже пойдем, а?

Мы прощаемся с Джен и идем к раздевалке. Я говорю:

– Он правда довольно умный.

Эмми мизинцем отлепляет прядь от намазанных блеском губ, хмурится и опять повторяет «Да мне пофиг». Через пару секунд она добавляет:

– Хорошо, что он не поранился.

– Да уж, – я рада, что она сказала это, и потому, хоть и неохотно, соглашаюсь. – Порой ему трудно сосредоточиться.

А еще он не в состоянии оценить вдумчивое молчание и сам молчать, когда это необходимо, хочу добавить я, но не добавляю. Наше молчание, изредка прерываемое приветствием в коридоре, совсем не вдумчивое. Оно просто неловкое.

Стью несколько минут молчит, просто смотрит на меня искоса и ждет. Думает, я признаюсь, что преувеличила (так всегда и происходит, если я действительно преувеличиваю), но на сей раз я сказала чистую правду.

– Птица на пружинке?

– Да. Сегодня с утра осенило. Вот именно так Джофф и выглядит.

Сейчас утро вторника, и мы идем по двору Кэпа. Погода стоит прохладная и ветреная, не так уж и плохо для начала апреля в Колумбусе. В прошлом году в это время шел снег. Мы со Стью дважды останавливаемся, и я поправляю шов на носке. Ужасно не люблю, когда они сбиваются. У Стью носки и вовсе без швов, так он их ненавидит. Тут у нас царит взаимопонимание.

– Я не вполне уверен, что выслушал сейчас непредвзятую точку зрения.

– Во-первых, никто никогда не бывает абсолютно непредвзят. Это невозможно. Но мне удалось почти полностью отделить Джоффа от моего опыта общения с ним, и в результате я вспомнила, что он похож на птицу на пружинке.

– Позволь спросить вот что. Как думаешь, может ли человек посчитать привлекательным того, кто ей не нравится?

– Ей не нравится?

– Или ему.

– Вынуждена признать, что нет.

– Я так и думал.

– Но тогда ответь мне вот на какой вопрос, – говорю я. – Может ли человек посчитать того, кто ей нравится, более привлекательным, чем он есть на самом деле?

– Да, – отвечает Стью не раздумывая.

– Это объясняет, почему Кейт так необъективна.

– То есть Джофф на вид – это нечто среднее между «восхитительным» и птицей на пружинке, – подводит итог Стью.

– Возможно. Эдакий попугай в хаки, расхаживающий по улицам.

Стью поднимает бровь: точь-в-точь тетя Пэт, которая хочет выразить скептицизм.

– И каким же образом попугай в хаки – это среднее между великолепием и птицей на пружинке?

– Попугаи умеют говорить, – я делаю жест, будто взвешиваю что-то в обеих ладонях. – Как и Джофф.

– Не думаю, что ты понимаешь сейчас, что значит «нечто среднее».

– Это потому, что ты еще не видел Джоффа.

– Позови меня, когда он придет снова. Особенно если будет пора линьки.

Я поневоле улыбаюсь шире, чем хотела. Это всегда забавляет Стью. Он хитро улыбается, явно довольный эффектом.

И тут мы расстаемся: меня ждет испанский для продолжающих (вторая часть), а Стью – теория музыки.

Пружинка по-французски будет bâton de pogo . Понятия не имею, откуда это знаю, но раз так, надо бы выучить это и по-испански. Спрошу у учителя в конце урока. Если не узнаю, буду страдать до конца своих дней.

Мне повезло, что у меня есть склонность к языкам: зная язык аборигенов, легче влиться в их общество. И в Кэпе, и в школе мы со Стью хорошо вписываемся, не хуже и не лучше остальных. Хорошо, что мы не из тех неудачников, которых бьют на переменах и запирают в раздевалке. У нас есть друзья. Мы занимаемся спортом. Мы не приходим на занятия в деловых костюмах и с портфелем, не увлекаемся ничем, для чего нужен формальдегид или воздушные змеи. Мы не грубим троечникам. И никто – во всяком случае в школе уж точно – не ненавидит нас только за то, что мы умные. Некоторые из моих знакомых ненавидят Эмми Ньюэлл, но вовсе не потому, что в этом году она попала в продвинутый класс по химии.