Дарья Лаврова - Москва, я люблю его!

Но Кате это даже нравилось. Она смотрела на свое отражение, а оттуда на нее смотрела уже не Катя, а тринадцатилетняя наглая и раскованная оторва, девочка из фильма, засмотреного до помех – именно та, какой ей хотелось быть.

Позже Катя возила кисточкой в полузасохшей красной помаде и красила губы, небрежно заходя за природные контуры.

Катя нравилась себе такой, другой, и совсем не нравилась настоящей.

Потом Катя включала фильм, делала один или два глотка мартини прямо из бутылки и садилась смотреть. Звук на одно деление, слова героев были едва различимы, но Кате было неважно – она и так знала весь фильм наизусть и могла пересказать все диалоги слово в слово, с любого места.

Катю возбуждал каждый кадр, каждая сцена, каждый эпизод и слово этой истории. Она представляла себя на месте Ло, и все внутри замирало от непонятного восторга и сладких предчувствий.

Она засыпала, мечтая когда-нибудь испытать такую же любовь. Чтобы ее, Катю, так же любили. Запретно, болезненно, беспредельно, зависимо, обреченно, до смерти. И чтобы самой, в ответ, любить точно так же – ни больше ни меньше.

Только такое, предельное, чувство достойно называться настоящей любовью – считала Катя. Только на такую она была согласна. Только такую она ждала. Она сознательно считала себя особенной. Не такой, как все. Значит, и любовь должна быть под стать – особенная, крышесносная, взаимно зависимая, выжигающая его имя на сердце раскаленным железом. Сейчас и навсегда.

Так продолжалось полгода, пока Катю не перевели в школу с физико-математическим уклоном, где в новом 9 «Б» она впервые влюбилась – в Максима Рогова. Его страстью были велосипеды и тренажерный зал.

Все случилось быстро и просто. Примитивная реальность, которая была рядом – только руку протяни, – оказалась привлекательнее и доступнее фантазий о несуществующем мужчине и нездоровой любви.

Еще в пятницу она сидела с ним за одной партой и рассказывала Максиму пошлые анекдоты из газеты, которую выписывал дед, а в понедельник после уроков они уже открыто целовались на школьном дворе.

Они вообще везде целовались.

В раздевалке, в классе, на школьной лестнице, в столовой, на уроке физкультуры, в коридорах – в любом доступном месте. За первое полугодие Катя и Максим успели так достать учителей своей любовью, что им не только запретили обниматься и целоваться в пределах школы, но и рассадили по разным партам.

Они встречались до конца одиннадцатого класса. Курили за школой, пили зимой водку в вонючих подъездах, занимались сексом после школы на скрипучем диване, все время боясь, что родители придут раньше времени и застукают их.

Днем школа, после – тренировка, вечером – встречи с Катей.

Весной она надевала ролики, Максим садился на велосипед и брал ее за руку, так они ездили вместе по городу, обгоняя прохожих и собственные мысли.

В ночь выпускного Максим изменил ей с лучшей подругой Лошкаревой. Катя разбила ей губу, а следующим вечером уже ехала в Москву – поступать в институт, и не только. В Катиной умной голове уже созрел план мести.

Найти парня в Москве. Молодого, красивого, обеспеченного. Чтобы он был лучше, лучше, лучше Максима – абсолютно во всем. Найти, влюбиться и быть с ним вместе. Быть счастливее, быть самой счастливой, назло Максиму, назло всем.

С аспирантом Вовой Катя познакомилась в Интернете еще за месяц до поездки в Москву.

За два часа в кафе Катя успела узнать о Вове многое. Сколько раз он влюблялся, сколько у него было девушек, как их звали и почему они его бросали. Где учится, с кем общается, и как зовут кота, который живет в его комнате студенческого общежития. Свои рассказы он дополнял фотографиями с мобильного.

Первую любовь Вовы звали Галей, а вторую – Дашей; разрыв с обеими он переживал очень долго и так болезненно, что долго не мог встречаться с другими девушками. Чтобы отвлечься, он больше года ходил по второсортным клубам, напивался в хлам и снимал себе девочку на одну ночь.

– …А однажды я танцевал с лесбиянкой, – Вова рассказывал об одном из ночных походов в клуб. – Она сама меня пригласила. Это было нечто. Я такого ни с одной обычной девкой не испытывал.

– И что же такого необычного? – равнодушно спрашивала Катя, допивая третий мятный мохито.

– Знаешь, родная, это трудно описать. Очень заводит. Обычные девчонки не умеют так заводить, это я точно знаю. Я потом час в себя приходил.

– Я целовалась с девушкой, – призналась Катя. – Даже с двумя… нет, с тремя.

– Ты не гонишь? – сомневался Вова.

– Мы ездили в Питер после десятого класса, нас было человек семь-восемь, мы очень сильно напились и играли в «бутылочку». Было круто.

– Я бы посмотрел! И принял участие. Как теперь заснуть после таких разговоров?

Потом они долго гуляли по Воробьевым горам. Вова приставал и каждую минуту признавался ей в любви. Он был смешным, немного неуклюжим и очень пьяным. Спотыкался, испачкал свои штаны, свалившись кубарем с горы, и увлекая за собой Катю. Она вырывалась, била его руками в грудь, то плакала, то снова смеялась. На встречу с ним она надела свое единственное платье, которое взяла с собой, – черное с непонятными белыми узорами, из прочного шелка. Оно чуть прикрывало колени и развевалось на ветру, как на той старой фото Мерилин Монро. Приходилось придерживать его руками, чтобы не слишком сильно задиралось.

– Я потерял телефон, – смеялся Вова, лежа в траве и чихая. У него была аллергия на цветочную пыльцу. – Можешь позвонить мне?

– Как тебя зовут? – издевалась Катя.

Вова тянул ее к себе и целовал. Сначала нежно, а потом грубо – будто и любил, и ненавидел одновременно.

– Как меня зовут? – спросил он, отпустив ее, а Катя уже звонила на его номер. Мобильник залился песней из рекламы «Пепси», он был где-то совсем близко, прятался в траве. Они смеялись и искали его, с трудом держась на ногах, спотыкаясь и снова падая. Телефон нашелся через десять минут.

Вова и Катя поднимались наверх. Катя бежала впереди, Вова пытался догнать, хватал за подол платья, чуть не порвал.

– Я люблю тебя, – говорил Вова, идя по пятам за Катей.

– Ты пьяный, – отвечала ему Катя. – Скажешь утром – поверю.

Они возвращались к метро по извилистым лесным дорожкам. У одной из деревянных скамеек Вова остановил мужчину с дипломатом и стал ему жаловаться:

– Посмотрите на эту девушку…

– Извините, я очень спешу, – отвечал мужчина.

– Послушайте всего минуту. Понимаете, я люблю ее, а она мне не верит. Вы слышите? Я говорю, а она не верит. Что мне делать?

– Хотите фиников? – спросил вдруг мужчина.

Вова кивнул и протянул ладонь.

– У меня много, – говорил он, насыпая Вове в руку крупные финики.

– Спасибо, – довольно улыбался Вова.