Джоджо Мойес - Вилла «Аркадия»

– Некоторые просто не понимают, что прошлое лучше оставить в прошлом. Да, дорогая? – сказал Джо, и Камилле, чрезвычайно чутко воспринимавшей тончайшие нюансы человеческих интонаций, что-то в этом почудилось. Она поняла, что права, когда вернулся Хэл, взял ее за локоть и мягко сообщил, что пришла ее мать.

– Ты меня не предупреждал, – обвинила она отца.

– Твоя мать рассказала, как поступила с деньгами, – ответил Джо. – Мы с ней оба пришли к выводу, что это была ошибка. Но ты должна понять, она хотела как лучше.

– Если бы только это, пап… – Но Камилла не хотела говорить ему об остальном.

– Прошу тебя, Камилла, дорогая. Я уже извинилась перед Хэлом, теперь хочу извиниться перед тобой. – (Камилла услышала боль в голосе матери и пожалела, как в детстве, что нельзя вернуться в ту минуту, когда она этого еще не слышала.) – Хотя бы поговори со мной.

– Дорогая, – ласково, но настойчиво обратился к ней муж. – Лотти искренне раскаивается. Во всем.

– Да брось ты, Камилла, – сказал отец тем тоном, который запомнился ей с детства. – Твоей матери хватило великодушия извиниться. Самое меньшее, что ты можешь сделать, – это хотя бы ее выслушать.

Камилла заподозрила, что ее провели. В голове все перемешалось: крики протестующей группы, звон посуды, гул праздничной толпы.

– Проведите меня к дому. Мы найдем место потише. Но сначала мне нужно раздобыть для Ролло миску воды.

Лотти не взяла ее, как обычно, за локоть. Камилла почувствовала в своей руке прохладную сухую ладонь, словно мама тоже искала утешения. Огорчившись, Камилла крепко ее пожала.

Ролло шел вперед, пытаясь провести ее сквозь движущуюся толпу людей с наименьшим риском столкновения. Камилла почувствовала его тревогу и тихо позвала его по имени, стараясь успокоить. Пес, совсем как Лотти, не любил приемов. Она обхватила себя обеими руками, сознавая, что в какой-то степени сама нуждается в успокоении.

– В сторону кухни, – сказала она матери.

Камилла добралась почти до середины террасы – трудно было судить в такой огромной толпе, но тут ее остановила чья-то рука. Цветочные духи: Дейзи.

– Такая жара, что сейчас растаю. Элли пришлось отправить в дом под опеку официантов.

– Я заберу ее через минуту, – слегка обиженно вступила в разговор Лотти. – Мне лишь нужно перемолвиться словечком с Камиллой.

– Конечно-конечно, – откликнулась Дейзи, которая, казалось, вообще не слушала. – Можно вас на пять минут, Лотти? Я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились. – Камилла почувствовала, что все они двинулись вперед. Дейзи дипломатично понизила голос, и Камилле пришлось напрягать слух, чтобы услышать. – Он говорит, что вдовец, детей нет. По-моему, ему одиноко. Во всяком случае, точно не весело.

– Почему ты думаешь, что я сумею его развлечь? – Камилла знала, что мать хочет побыть с ней вдвоем.

– У всех есть бокалы? – прогудел низкий женский голос. Камилла его не узнала. – Джонс через минуту скажет речь.

– Он один из тех, кто нарисован на фреске, – пояснила Дейзи. – Не знаю, Лотти, но, по-моему, вы должны быть с ним знакомы.

Камилла, собиравшаяся запротестовать, сославшись на Ролло, которому давно хотелось пить, почувствовала, как мать резко остановилась и тихо, почти неслышно, охнула. Ее рука в руке Камиллы начала дрожать, сначала мелко, потом все сильнее, Камилле даже пришлось бросить поводок Ролло, чтобы обхватить ее двумя руками.

– Мам?

Ответа не последовало.

Камилла, запаниковав, крутила головой:

– Мам?.. Мам?.. Дейзи? Что происходит?

Она услышала, как Дейзи наклонилась и в тревоге зашептала, интересуясь, все ли с Лотти в порядке.

И опять ответа не последовало.

Камилла услышала звук неторопливо приближающихся шагов. Рука матери по-прежнему дрожала.

– Мам?

– Лотти? – мужской голос, немолодой.

– Гай? – изумленным шепотом произнесла Лотти.

Кейти залила апельсиновым соком все платье. Хэл, наклонившись, пытался оттереть его бумажной салфеткой, а сам уже в тысячный раз говорил ей, что пора успокоиться, не торопиться, помнить, что она в гостях, когда его внимание привлекла странная перемена атмосферы в дальнем конце террасы. И дело тут было не в крошечном сером облачке, которому удалось закрыть собой солнце на бескрайнем голубом небе, набросив на происходящее временную тень. И не в стихшем общем разговоре из-за того, что Джонс выступил вперед, готовясь произнести речь. В нескольких шагах от фрески, рядом с Камиллой, цеплявшейся за ее руку, стояла Лотти и смотрела прямо перед собой на какого-то пожилого мужчину. Они просто смотрели друг на друга, ничего не говоря, и было видно, что их переполняют эмоции. Хэл, пораженный этой немой сценой, уставился на незнакомца, потом перевел взгляд на Камиллу, после чего, словно впервые увидел, на щетинистое лицо тестя, который, бледный и притихший, наблюдал за происходящим, стоя в дверях гостиной с двумя бокалами в руках.

И тут он все понял.

И впервые в жизни Хэл поблагодарил небеса за то, что его жена не видит. А еще он понял, что, несмотря на все консультации и руководства по выстраиванию отношений, которые помогли восстановить или спасти сотни браков, все-таки случаются в жизни моменты, когда лучше утаить что-то от второй половинки.

Она смотрела вслед двум пожилым людям, которые тихонько спускались по каменным ступеням на пляж. Едва соприкасаясь плечами, с прямыми спинами, словно ожидая удара, они осторожно ступали, делая шаг одновременно, как ветераны, встретившиеся после долгой войны. Но когда она повернулась, чтобы рассказать Камилле о том, что увидела, какие у них были лица, Хэл утащил жену в сторону, а Кэрол сунула ей в руку бокал.

– Стойте на месте, дорогая, – скомандовала она. – Джонс обязательно упомянет вас в своей речи, дай ему Бог здоровья.

И тогда Дейзи на какое-то время позабыла о них, все ее внимание сосредоточилось на нем, его обветренном лице, огромной фигуре, неизменно напоминавшей ей тех русских медведей, которых вынуждают против воли развлекать толпу. Слушая его властный голос, смягченный валлийской мелодичностью, который разносился эхом в надвигавшихся сумерках, Дейзи испытала неожиданный страх, что слишком поздно поняла, чего хочет. И больше не в силах защищаться от этого. И пусть это неприлично, пусть не ко времени, она все равно хочет, чтобы он стал ее ошибкой, а не чьей-то другой.

Она смотрела, как он показывает на виллу, слушала вежливый смешок людей вокруг себя: они улыбались, одобряли и всячески выражали восхищение. Она устремила взгляд на дом, на здание, которое знала лучше себя самой, и на открывавшийся за ним вид под голубой небесной аркой. Тут прозвучало ее имя, и все вежливо зааплодировали. А затем их взгляды наконец встретились, и в ту секунду, когда облако сдвинулось, открыв солнце и то с новой силой залило все вокруг, она попыталась передать ему все, что у нее было на душе, все, что она знала.