Кэтрин Уэбб - Полузабытая песня любви

– Нет, деточка. Я жена Чарльза. Так что помоги мне. – Она, прищурившись, посмотрела на море, на горизонт. – Хотя кто знает, как долго мне суждено ею оставаться?

Димити уставилась на гостью. Ее слова казались совершенной ахинеей. Димити вдруг почувствовала глубокое спокойствие, которое ничто не способно было нарушить. Граненые гласные гостьи отскакивали от нее, точно градины.

– Послушай, если ты и впрямь встретишь Делфину, дай мне знать. Позвони. Хорошо? Вот моя карточка. Я… напишу на обороте название полка и номер роты Чарльза, чтобы ты могла… получать о нем сведения. Или написать ему, если захочешь. Странно, что он ничего тебе не сообщил. Но Чарльз вообще вел себя в последнее время очень необычно. Когда я в последний раз его видела, он с трудом мог связать пару слов. – Женщина вынула ручку и написала что-то на обороте визитки, прежде чем вложить ее в безвольную руку Димити. – Удачи тебе. И постарайся о нем забыть. Трудно, я знаю, но так будет лучше. – Она повернулась и пошла обратно к ожидающему ее такси.

Позже песенка, которую Димити знала с детства, ворвалась в ее голову и принялась кружиться в ней, как посаженная в клетку птица. Этот напев отзывался эхом в пустых уголках сознания. Я слышал, как дева прекрасная плачет – о том, что Джимми убьют на войне… что Джимми убьют на войне. Эта строчка набегала опять и опять, словно маленькие волны на берег. Чарльз ушел на войну. Теперь он герой, храбрый воин, а бедная жена осталась дома, чтобы о нем беспокоиться. Легко и ловко Димити вписала себя в эту историю. Она почувствовала себя такой уставшей, что легла в постель в четыре часа дня и не могла ни заснуть, ни встать с кровати. Димити лежала и тихонько напевали слова старой песенки. Когда Валентина пришла узнать, почему не готов ужин, она обнаружила на тумбочке возле кровати шикарную визитную карточку с тиснеными буквами и прочла: «Селия Лукас Обри».

– Кто она такая? И откуда это у тебя? – спросила мать, садясь на краю постели. Димити проигнорировала вопрос, наблюдая, как от света лампы над головой поблескивают ногти. Валентина ее встряхнула. – Что с тобой? Это из-за той женщины, которая приезжала сегодня днем? Кто она? Какая-нибудь его родственница? – Мать нахмурилась, глядя на визитку. Фамилия была ей знакома. – Это… его жена? – предположила Валентина.

Димити прекратила пение и взглянул на мать. Что-то заскреблось в глубине ее мозга, в глубине сознания. Какая-то тварь с остренькими коготками, оставляющими жгучие царапины. Крыса? Девушка резко села и принялась осматривать углы комнаты. Весь пол кишел крысами. Они извивались, корчились и изгибались от боли. Громко взвизгнув, Димити закрыла глаза ладонями.

– Нет! – выкрикнула она, и Валентина расхохоталась.

– Его чертова женушка явилась поискать муженька, я угадала?

– Нет!

– Может, теперь ты его забудешь? Он не вернется, а если даже это и произойдет, у него все равно есть жена. Обри не возьмет тебя замуж. – Валентина внимательно посмотрела на дочь, и ее лицо немного смягчилось от какого-то непонятного чувства, почти похожего на нежность. – Забудь о нем, Мици. Есть и другие. Не стоит из-за него так убиваться.

– Он вернется за мной. Чарльз обязательно это сделает! – продолжала настаивать Димити.

– Ну, тогда как знаешь. – Валентина резко встала. – Чертова дура.

Димити прождала зиму, потом весну. Она скрылась из дома, когда Валентина захотела познакомить ее с седым мужчиной, подвижным и худощавым, который смотрел на нее такими откровенно голодными глазами, что казалось, будто от одних взглядов на коже останутся синяки. В тот раз Димити не возвращалась два дня и две ночи, проведя это время почти без сна и еды. Она пела песенки и гнала из головы страшные мысли. Снова и снова уверяла себя, что Чарльз к ней вернется. Так в конце концов и произошло.

Когда это случилось, лето было совсем близко. С наступлением сумерек Димити поднялась на холм неподалеку от «Литтлкомба» и стала вглядываться в даль. Ее вахта продолжалась так долго, что заболели ступни, а в затекших икрах начало покалывать, будто в них кто-то втыкал иглы и булавки. Димити смотрела, пока не забыла, зачем это ей нужно. Теперь требовалось немало времени, чтобы события из внешнего мира могли проникнуть сквозь панцирь ее спокойствия. К числу их относились слова матери, взгляды людей, которых она встречала в деревне, встречи с Уилфом Кулсоном. Речь ее прежнего товарища напоминала теперь какой-то неразборчивый звук, отрывистый и дребезжащий, который раздражал уши, так что она поворачивалась и уходила всякий раз, когда видела Уилфа. Поэтому миновало не менее получаса, в течение которых Димити стояла как вкопанная, пока до нее наконец не дошло, на что она смотрит. Свет! В окне комнаты на втором этаже «Литтлкомба» горел свет, говоривший о том, что все мечты сбылись и на все молитвы получен ответ. Димити медленно направилась вниз, к дому. Спешить было незачем. На сей раз он останется. Теперь он ее не покинет, и у них впереди уйма времени. Димити прошла в дом, поднялась по лестнице и, толкнув, открыла дверь спальни. Чарльз был там. Он ждал ее, как она и предполагала.

Запах его чувствовался повсюду. И хотя сам Чарльз хранил молчание, этот запах радостно ее приветствовал. Обри сидел рядом с кроватью на стуле, опустив голову на грудь, зажав сцепленные руки между коленями, поставив ступни рядом, как школьник. Одежда на нем была уродливая, рваная и грязная. Не по размеру большой пиджак из толстой шерстяной ткани, вельветовые брюки, порванные на коленях, треснувшие ботинки без шнурков. Тело стало более худым, угловатым. Плечи и локти, колени и скулы заострились. Они словно выпирали наружу. Волосы слиплись от грязи, щеки покрывали спутанные бакенбарды. Вдоль правой скулы шла рана. Кровь, вытекшая из нее, почернела и прилипла к коже. Порез выглядел глубоким и опасным. Димити показалось, что в нем проглядывает посеревшая кость. Здесь нужен окопник, сразу подумала она. Соленая вода, чтобы очистить рану, и окопник для того, чтобы она затянулась, когда Димити ее зашьет. Она подошла к Чарльзу, опустилась на пол и положила голову ему на колени. От них пахло испражнениями и мочой, а еще – болезнью, страхом и смертью. Димити это не волновало. Она ощущала под брюками его бедро, и все было прекрасно.

– Я сбежал из армии, – сказал Обри спустя какое-то время, показавшееся ей вечностью.

Димити посмотрела на него и коснулась кончиками пальцев его искаженного отчаянием лица. Ее сердце всецело принадлежало ему и билось только для него. Ей хотелось забрать его себе и никому больше не отдавать. Глаза Чарльза странно поблескивали. В них горел лихорадочный огонек, которого она никогда раньше не видела. Было похоже, что перед его мысленным взором стоят какие-то ужасы, о которых он тщетно пытается забыть. Он не произнес ее имени и, кажется, не удивился, когда она вошла.