Саманта Янг - Город моей любви

Слезы потекли по моим щекам, и большой палец Кэма очень постарался поймать их все. Мой подбородок дрогнул, когда я спросила:

— А почему не сказал?

Он вздернул бровь:

— Возможно, по той же причине, по которой ты не сказала мне. — Он наклонился и запечатлел на моих губах очень осторожный и нежный поцелуй, а затем, отодвинувшись, продолжил: — На прошлой неделе в субботу мы встретились с Блэр, и я надолго замолчал, так?

— Да, и?

— Это было не из-за Блэр, детка, — из-за тебя. Из-за нас.

— Я не понимаю.

Рука Кэма скользнула по моей. Костяшки пальцев поглаживали мою кожу умиротворяющими кругами.

— Когда мы столкнулись с Блэр, это стало для меня шоком, это было так странно. Когда мы с ней встречались, я думал, что влюблен в нее. Мы были вместе три года, и я страшно переживал, когда это закончилось. Но, стоя там и глядя на нее, я не чувствовал ничего, кроме отстраненной симпатии. Не было ни боли, ни любви, ничего такого, только дружеская радость от встречи. — Его глаза потемнели. — Пока мы стояли там, я застрял в мысленной картине… Представил, как я иду по Принцесс-стрит через десять лет под ручку с какой-нибудь безликой женщиной и натыкаюсь на тебя, когда ты уже не моя. Ведь все в конце концов уходят, так я полагал. — Он фыркнул от чего-то, похожего на горечь, и крепче обнял меня. — Мне это прямо-таки крышу снесло. Думаю, я был влюблен в тебя с того момента на кухне, но в ту субботу впервые осознал, насколько безумно влюблен. Что я чувствую к тебе… — Кэм шумно втянул воздух, и я обнаружила, что тянусь ладонью к его лицу, а сердце мое колотится, когда я смотрю на этого человека — сильного, независимого мужчину, которого обуревают такие чувства… чувства ко мне. — Это поглощает меня целиком, — выдохнул он, снова прижавшись ко мне лбом. — Почти мучительно. Как-то слишком. Это… я даже не могу описать, но быть с тобой так… Во мне все время держится такое напряжение, такая… постоянная тяга, отчаянность… Ты как будто клеймо, выжженное на мне, или что-то в этом роде. И оно постоянно о себе напоминает.

— Знаю, — ласково прошептала я, и слезы покатились быстрее. — Знаю. Я тоже это чувствую.

— Но ты никогда мне этого не говорила, — заметил он чуть резковато. — Ты всегда прятала часть себя от меня, и я не знал. Я не мог понять, чувствуешь ли ты то же самое. Поэтому я напился в субботу вечером. Поэтому Нейт пришел наутро поговорить со мной. Он убедил меня, что ты чувствуешь так же.

— Как он это сделал?

— Я спросил его мнение о тебе, и он сказал: «Тебе не о чем беспокоиться, дружище. Эта девушка думает, что ты «самое оно», а я бы не стал говорить, если бы так не считал».

Мне вдруг припомнилось поведение Кэма после ухода Нейта. В нем как будто рычаг переключили. Исчез молчаливый, погруженный в свои мысли мрачный человек из предыдущего вечера. А на его месте появился знойный соблазнитель.

Жесткий секс на столе… Тогда это показалось мне заявлением прав. Теперь я не сомневалась, что была близка к истине.

Облегчение, сильнейшее облегчение охватило меня, и я уронила голову на его теплую грудь.

— Ты это и сказал Блэр? — прошептала я.

— Я сказал ей, что влюблен в тебя и сомневаюсь, что возобновить нашу дружбу — это хорошая идея. — (Еще одна слезинка упала и растеклась по его коже.) — Надеюсь, это слезы счастья.

Теперь я разрыдалась, колодец эмоций внутри меня не мог столько вместить, особенно после того, через что я прошла.

— Я люблю тебя, — плакала я, крепче обнимая его. — Так сильно, что иногда убить тебя хочется, — призналась я сквозь всхлипывания.

Кэм мягко рассмеялся:

— Это чувство уж точно взаимно, детка.

— Так что теперь? — шмыгнула носом я.

— Теперь? Я буду страдать от мучительного ожидания, пока заживут эти ребра, чтобы вести себя с тобой обычным гнусным образом и показать тебе, насколько я тебя, блин, все-таки люблю.

Я усмехнулась сквозь слезы:

— Разделяю твою боль.

Кэм фыркнул в ответ.

Мы полежали так еще немного, а потом я отодвинулась, чтобы взглянуть в его чудесное лицо.

— Я думаю, уже пора съехать от мамы, Кэм. Уж не знаю, как я заставлю себя это сделать.

Новые легкие поцелуи покрыли мои губы, и я опять прижала его к себе, не обращая внимания на боль, и поцеловала — долго, страстно, глубоко. Наконец мы расцепились, тяжело дыша.

Черт бы побрал эти дурацкие ребра.

— Мы подумаем об этом позже, — сказал Кэм. — Давай ты сначала поправишься.

— Можно, я опять скажу, что люблю тебя?

Он медленно серьезно кивнул:

— Я никогда не устану это слушать.

— Итак, есть ли хоть слово от загадочного Марко? — спросила я Ханну.

Прислонившись к стене ее спальни, я смотрела, как она приклеивает скотчем к стене портрет лидер-вокалиста одной из лучших инди-групп мира. У моей девочки был хороший вкус.

Ханна выдула воздух сквозь сжатые губы и отступила от стены, разглядывая плакат.

— Я помогаю ему с сочинением для школы, так что довольно часто вижусь.

— По твоему тону я понимаю, что ничего важного не произошло?

Она бросила на меня взгляд через плечо:

— Пожалуй, между нами есть некоторое сексуальное влечение.

Столь прозаический ответ вызвал у меня довольно громкое фырканье:

— Сексуальное влечение?

Полностью повернувшись ко мне, Ханна уставилась на мое лицо с конфузливым видом академика, который наткнулся на теорию, оказавшуюся непостижимой для его ума.

— Ну, он мне очень нравится, так что не знаю, сама ли я вношу эти чувства в ситуацию или влечение между нами существует оттого, что они взаимны.

Я вспомнила о притяжении между мной и Кэмом еще до того, как мы начали встречаться, а потом внимательно всмотрелась в Ханну. Девочка была потрясающая — и весьма оформившаяся для пятнадцати лет.

Этот мальчик, видимо, сделан из криптонита. Я ухмыльнулась:

— Он чувствует то же самое.

Ее глаза засияли надеждой.

— Ты думаешь?

— Определенно.

Довольная, она глуповато ухмыльнулась и начала вешать еще один постер.

— А как твои ребра?

— К сожалению, все еще болят.

После столкновения с отцом прошла неделя, и, проведя семь дней в постели, я умолила Кэма позволить мне поехать на воскресный обед. Увидев мое отчаяние, он согласился, что пора мне уже выбираться на воздух. Решив, что завтра снова выйду на работу, я посчитала это тренировочным забегом. Выходя из квартиры с Кэмом и Коулом на буксире, я с удивлением обнаружила, что все еще немного нервничаю и трепещу, опасаясь улиц. Когда мы сели в автобус, я поймала себя на том, что оглядываюсь, не видно ли в толпе лица Мюррея Уокера.

Кэм уловил мою тревогу и понял, о чем я думаю. Тучи, сгустившиеся в его глазах, заставили меня почувствовать себя любимой, но огорчало, что часть темноты в их глубине происходила от его ощущения бессилия в этой ситуации. В основном он жалел, что не смог оказаться там и остановить избиение — очень мило, но глупо и бессмысленно. Получалось, что нам обоим требовалось утешение по поводу этих ужасных событий. Я взяла его за руку, показывая, что все понимаю, и он прижал меня к себе, давая знать, что все понимает тоже.