Даниэла Стил - До конца времен

– Честно говоря, я не знаю, когда мисс Петерсен сумеет вырваться, – озабоченно ответил Роберт. – Как тебе кажется, какую часть работы вы сумеете сделать по электронной почте? – Он говорил Мэри, что Лиллибет – аманитка и живет в общине, но не рассказывал ничего о ее отце и о том, как яростно тот возражал против публикации «Ласточки». Почему-то ему казалось, что Мэри вовсе не обязательно это знать. Редакторшу же больше всего поражало, как подробно и точно Лили сумела описать то, чего никогда не видела: другие города и страны, современные самолеты, внешний облик и поведение людей других национальностей, их характеры, образ мыслей, их мечты и надежды. Для столь молодой женщины у нее была просто потрясающая интуиция; казалось, она способна читать чужие мысли и разбираться в сложных жизненных ситуациях, в которых сама никогда не бывала. У Мэри даже сложилось впечатление, что Лиллибет может и умеет намного больше, чем любой профессиональный писатель: ее врожденный талант граничил с самым настоящим волшебством и не поддавался рациональному объяснению. Неудивительно, что Роберт считал Лиллибет лучшим автором из всех, с кем ему приходилось иметь дело.

Мэри покачала головой:

– Что-то, конечно, можно решить и по электронной почте. Но не все. Мне просто необходимо пообщаться с ней лично, чтобы, так сказать, «поставить руку», показать и объяснить несколько профессиональных приемов, растолковать, почему лучше строить диалог так, а не эдак. Может быть, впоследствии, когда мы с мисс Петерсен привыкнем работать вместе, решать подобные вопросы получится и по электронке, но сейчас я хотела бы сделать все безукоризненно. Книга уж больно хорошая, поэтому я считаю – все должно быть по высшему разряду, а для этого мисс Петерсен надо приехать в Нью-Йорк. Как думаешь, она сможет?.. Мне-то самой в Пенсильванию лучше не ездить… – И она снова показала на свой живот.

– Я думаю, ей это будет нелегко. Видишь ли, ее отец… В общем, она должна помогать отцу на ферме – кроме нее, у мистера Петерсена нет взрослых работников, а сейчас как раз начался сбор урожая – горячая пора. Вдобавок Лиллибет никогда не покидала не только границ штата, но и не выезжала за пределы округа Ланкастер, поэтому ее родные будут, гм-м… волноваться.

Это было еще мягко сказано. Вряд ли Генрик будет просто «волноваться», подумал Роберт. Скорее всего, он взорвется, как небольшая атомная бомба.

– Да и для самой Лиллибет поездка в Нью-Йорк будет чем-то вроде полета на другую планету, – добавил он. – Честно говоря, я надеялся, что она будет постепенно знакомиться с особенностями нашей работы – и с нашим миром, если на то пошло. У них на ферме нет даже электричества – они готовят на газе и обогреваются им же. Лили не умеет пользоваться телефоном, а в автомобиле она впервые проехалась, когда мы подписывали договор. Притащить ее сюда… для нее это будет нелегким испытанием.

– Но я тоже не могу поехать в Пенсильванию, если, конечно, у них в деревне нет опытной повитухи, – усмехнулась Мэри. – Нет, Роберт, ты как хочешь, но я считаю – нам непременно нужно встретиться здесь.

Роберт тоже так считал, но не знал, как все устроить. Он даже написал Лиллибет письмо и отправил его обычной почтой, поскольку, прежде чем попасть к Лили, любой мейл, отправленный на компьютер Латтимера, должен был пройти через руки ее братьев. Теперь ему оставалось только надеяться, что Лили получит письмо до того, как о нем узнает ее отец.

Через два дня Лили позвонила ему с сыроварни – довольно рано, однако Роберт, к счастью, уже пришел на работу.

– Как мне приехать в Нью-Йорк? – сразу спросила Лили. Она даже не поздоровалась, и он услышал в ее голосе панические нотки. В письме Роберт объяснял, что его редакторша ждет ребенка и поездка в Ланкастер для нее крайне нежелательна. Как вариант, он предлагал приехать сам, однако Лили знала, что не сможет встречаться с ним ни в гостинице, ни дома. Как бы она объяснила отцу, зачем Роберт снова приехал в Пенсильванию? С другой стороны, самой отправиться в Нью-Йорк, исчезнуть из дома на неделю, а то и больше?.. Нет, такое было совершенно невозможно! Во-первых, это еще больше разозлило бы Генрика, а во-вторых, она просто не знала, как это устроить.

– Для окольничества мне уже слишком много лет, – озабоченно сказала Лили.

– Для окольничества? – переспросил Роберт. Он слышал это слово впервые в жизни.

Лиллибет рассмеялась и, кажется, даже немного успокоилась.

– Извините, это наше аманитское слово. Еще у нас говорят – румспринга, это по-немецки… Понимаете, мистер Белладжо, мы крестимся не в младенчестве, а в сознательном возрасте, когда человек уже может отвечать за свои поступки и сам выбирает, хочет ли он становиться аманитом или нет. В некоторых семьях подросткам и молодым людям, которые еще не прошли обряд крещения, даже позволяются некоторые, гм-м… вольности. Им можно курить, употреблять спиртное, дружить с ровесниками-«англичанами» и ездить в автомобилях, чтобы впоследствии они знали, от чего отказываются [34]. Но в нашей семье такого никогда не было. Отец, я думаю, лично выпорол бы каждого, кто позволил бы себе что-то в этом роде. Вряд ли он сочтет проведенную в Нью-Йорке неделю невинным путешествием румспринги, которая решила своими глазами увидеть большой мир. Путешествие в Содом и Гоморру – вот что подумает папа!

Тут оба рассмеялись: предположение Лиллибет показалось обоим забавным, хотя на самом деле все складывалось не очень весело. Что бы они ни делали, как бы тщательно ни продумывали свои действия и поступки, как бы ни старались все предусмотреть – косность и традиционализм, свойственные Генрику и остальным старейшинам, грозили серьезно осложнить жизнь Лиллибет. Впрочем, до сих пор ей удавалось приспособиться к складывавшемуся веками общинному укладу и примириться со множеством ограничений, которые накладывали на ее повседневное существование правила «Орднунга». Бунтовать Лили не собиралась, ибо отлично знала: пока жив отец, ее положение вряд ли станет другим. Да и потом тоже… Чтобы что-то изменить, она должна порвать с общиной, с привычным образом жизни, но Лиллибет отнюдь не чувствовала себя готовой к столь решительным шагам.

– Когда я был румспрингой, – рассмеялся Роберт, – мои родители тоже не очень-то потакали моим выходкам. Однажды, еще в колледже, полиция задержала меня за пьяную езду – ох и попало же мне тогда!.. В другой раз, уже в университете, мы с приятелем участвовали в традиционном забеге новичков. Нам нужно было по первому снегу дважды обежать университетский кампус голышом. Признаюсь, потом немного начудили, да и погода стояла на редкость холодная… Сразу после забега мы всей толпой отправились в бар, который находился за территорией университетского городка. Одеться, разумеется, никто даже не подумал… Полиция прилетела мгновенно, нас забрали… Отец специально приехал из Нью-Йорка, чтобы внести за меня залог. В тот раз меня на два месяца лишили карманных денег.