Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)

— Я умираю с голоду. Отвернитесь и закройте глаза.

— А можно что-нибудь одно? — Он засмеялся и убрал руку.

— Да хоть вовсе ничего, вы же не из пугливых!

Она принялась одеваться, не зная — отвернулся он или нет.

Ей и в самом деле нечего стесняться своей фигуры. А границы целомудрия все равно уже нарушены. Пустые условности, и не в них дело. А дело в том, что он знает, что она знает, что он не сделает шагу, пока она этого не позволит…

Она вздрогнула от неожиданности.

Он взял ее за плечи.

Она замерла. Шелк облепил мокрое тело и волновал шершавым прикосновением.

Он повернул ее к себе. Его губы не были сомкнуты, как обычно. Взгляд потемнел и стал тяжелым. В нем мерцал «угрюмый тусклый огнь».

Она покорно закрыла глаза, отпустив свою волю на все четыре стороны.

Он провел губами по ее щеке.

Она вдохнула едва уловимый волнующий аромат, смешанный с запахом озерной воды, и потянулась к его губам.

Он повторил движение и исчез, словно дразня. Остались только ладони на ее плечах — единственный ориентир в распадающемся пространстве.

Горячее дыхание — совсем близко. Еще ближе.

Она коснулась языком его губ.

Он сделал то же.

Она ждала.

Он поцеловал ее коротко и осторожно.

Земля покачнулась и едва устояла на своей орбите.

Она положила руки ему на грудь: влажная прохладная кожа, шелковистые жесткие волосы.

Он расстегнул блузку, юбку — под ними ничего не было. Отбросил заколки, растрепал волосы и снова поцеловал ее.

Она почти ничего не заметила: ни того, что произошло, ни того — как. Просто короткое замыкание всех чувств. Только успела ответить отрывистым «нет» на его вопрос: «Должен я что-нибудь сделать?»

Она пришла в себя от звука его голоса:

— Простите… у меня давно… я давно один.

— Какое совпадение… я тоже… давно одна.

— К радости мужчин, — сказал он, — на женщинах это… не отражается.

— А у мужчин, к обоюдной радости, быстро проходит.

— Правда, доктор?

Они засмеялись.

Она смотрела в небо, начинающее зеленеть с одного края. Еле заметная блестящая игла прошивала прозрачную бирюзу пушистой оранжевой ниткой.

— Вы не хотите пить? — спросил он.

— О, как кстати! Меня сегодня ждет голодная смерть. Не дайте же мне прежде умереть от жажды.

Он скрылся в кустах, погрохатывая своим тихим смехом, и через минуту появился с двумя запотевшими бутылками. Открыл одну о другую изящным и верным — боже мой! до чего же знакомым! — жестом и протянул ей.

— Как это вам удалось — будто из холодильника! — Она сделала несколько глотков.

Он молча наливал напиток в рот, одновременно глотая. Ей показалось это забавным, и она решила освоить новый способ употребления жидкостей. Но вышло только, что она чуть не захлебнулась, а холодный пузырящийся ручеек из бутылки побежал по шее, животу и шипя исчез в песке.

Отставив свою бутылку, он принялся слизывать сладкие капли с ее груди. Холодный язык ласкал кожу, холодная ладонь легла на живот.

Она откинула голову, снова сдаваясь ему, себе и тому, что решительно овладевало ими — что можно теперь только продолжить или прервать, но нельзя сделать вид, что этого не существует.

Она возвращалась из небытия. Чей-то голос все повторял, что так не бывает, так не бывает… А другой говорил: бывает, бывает… и будет еще, будет… будет…

Чьи-то губы лепили ее лицо. Чьи-то руки обтягивали упругой кожей потерявшее границы тело, а под ней — под живой отзывчивой кожей — горячими волнами растекался густой тяжелый мед, пульсируя в висках, в гортани, в кончиках пальцев…

С усилием подняв веки, она посмотрела ему в глаза. В них был уже не «огнь», а свет — ясный и тихий.

Она потянулась губами к его губам. Они долго целовались, а потом лежали, прижавшись друг к другу. Без слов, без мыслей… почти без мыслей.

Это грех? — думала она.

Она знала, что грех, только не понимала — почему? Ведь им обоим так хорошо. Ведь каждому из них это было так нужно — да, и ей, и ему это было просто необходимо. Почему же тогда это — грех?..

Потом, решила она, все потом…

— Между прочим, я Лев, — сказал он.

— Не слишком ли много совпадений? Я тоже Лев.

Он засмеялся.

— Нет, в этом смысле я Скорпион… и Тигр. А Лев — это мое имя.

Она растерянно посмотрела на него.

— А я… я Анна.

Лев улыбнулся:

— Приятно было познакомиться.

Они с хохотом катались по песку, одежде и не могли остановиться.

«Приятно… было… познакомиться!» — повторяла она, и снова оба принимались смеяться, пока не затихли в полном изнеможении.

Стоя в воде, они смывали друг с друга песок и траву.

Что теперь? — думала она и гнала от себя этот назойливый вопрос. Ей хотелось, чтобы время остановилось. Навсегда. Здесь.

Увещевания вроде «знала, на что шла» и «как же насчет будь что будет?» помогали плохо.

Заметив неладное, Лев повернул Анну лицом к себе.

— Ау-у? — Он дождался, когда она поднимет голову. — Что-то не так?

— Все так. — Она кисло улыбнулась. — Я есть хочу.

— Тогда едем?

— Едем.

Но вместо этого они обнялись.

Через некоторое время Лев сказал:

— А не перейти ли нам на «ты»? Предлагаю выпить на брудершафт.

Анна рассмеялась:

— Какой вы старомодный… Мне это нравится.

Он поднял бутылки. Они чокнулись горлышками, переплели руки и сделали по глотку. Поцеловались раз, другой. Третий поцелуй грозил затянуться надолго…

Анна вырвалась со смехом:

— Я сейчас умру от голода! — Но вдруг осеклась и произнесла шепотом: — Чш-ш-ш… Слышите?..

— Что?.. Нет.

— Ну же!

Раскатисто квакнула лягушка где-то очень близко. Ей ответила другая.

— Слышишь?

— Н-нет… Что я должен услышать?

— Лягушки!

Две ближние снова коротко переквакнулись. Издали отозвалась еще одна. Еще… потом еще.

Они стояли замерев и слушали нарастающую лавину лягушачьей какофонии. Трудно было представить, сколько ртов издают эти раскатистые звуки. Как же терпеливо они ждали первого сигнала, что теперь, словно с цепи сорвавшись, пытаются перекричать друг друга.

— Солнце село, однако, — сказал Лев.

— Думаете?

— Так говорят…

Они вышли к машине. Та была похожа на готового к взлету жука: оба капота и дверцы были распахнуты настежь.

Лев взял Анну за руку, подвел к багажнику и вложил ее ладонь под крышку какого-то короба.

— Ой! — сказала Анна. — Холодильник… А там, случайно, не завалялось ма-аленького кусочка сыра? — Она выразительно сглотнула.

— Увы. — Лев провел ладонью по ее щеке.

А ее снова посетило чувство, что все это уже было. И снова внутри тупо заныло.

Они выбрались из леса. Смеркалось, но жара не спадала.

Густая синева с первыми робкими звездами настойчиво теснила остатки подсвеченной оранжевым лазури за лес, за дорогу, за горизонт.