Кэндес Бушнелл - Дневники Кэрри

— Понятно, — говорит МГХ со вздохом. Несомненно, она слышала эти слова уже много раз. Видимо, по привычке она начинает читать лекцию: — Есть два вида людей, из которых получаются хорошие писатели, настоящие мастера: выходцы из господствующего класса, получившие отличное образование, и те, кому в жизни пришлось много страдать.

— Выходцы же из среднего класса, — продолжает она, глядя на меня, — бывает, способны произвести на свет некое подобие произведений искусства, но они либо слабы, либо сделаны с откровенно коммерческой целью, следовательно, реальной ценности не имеют. Их назначение — быть развлечением на потребу толпы.

Я ошеломленно киваю. Мне представляется лицо матери. Щеки ввалились, головка стала маленькой, как у ребенка.

— Знаете, м-м… Мы с вами уже однажды встречались, — говорю я почти шепотом. — В библиотеке города Каслбери.

— О, боже. У меня так часто бывают небольшие чтения.

— Я попросила вас подписать книгу. Для мамы, она умирала.

— Она умерла? — требовательно спрашивает Мэри Гордон.

— Да.

— О, Кэрри, — говорит Джордж, переминаясь с ноги на ногу. — Какая ты умница. Это здорово, что ты попросила тетю подписать книгу.

Внезапно Мэри Гордон наклоняется и говорит, внимательно глядя на меня:

— А, точно. Я вспомнила тот случай. Когда мы встречались, у тебя в волосах были желтые ленты.

— Да.

Как она могла вспомнить? Неужели я произвела на нее впечатление?

— Полагаю, я посоветовала тебе не становиться писательницей. И ты, я вижу, моим советом не воспользовалась.

Мэри Гордон поглаживает волосы с видом триумфатора.

— Я никогда не забываю лица.

— Тетушка, ты гений! — восклицает Джордж.

Я перевожу взгляд с него на Мэри Гордон и обратно. Они, похоже, играют в какую-то дурацкую игру.

— А почему Кэрри не стоит становиться писательницей? — смеется Джордж. Похоже, ему кажется, что все, произнесенное «тетушкой Кроликом», чрезвычайно забавно.

Знаете что? Я тоже могу поиграть.

— Она слишком красива, — отвечает «тетушка Кролик».

— Простите, что? — переспрашиваю я, чуть не подавившись шерри, который кстати, напоминает по вкусу микстуру от кашля.

Вот ведь ирония судьбы: я слишком красива, чтобы стать писательницей, но не настолько, чтобы удержать парня.

— Не настолько красива, чтобы стать кинозвездой. Вернее, не того типа красоты, — продолжает Мэри Гордон. — Но достаточно красива, чтобы считать, что можно пройти по жизни, полагаясь на красивые глазки.

— А с какой целью я должна использовать «красивые глазки»?

— Чтобы заполучить мужа, — отвечает она, глядя на Джорджа.

Ага, вот оно что. Тетушка Кролик считает, что я охочусь за ее племянником. Все это слишком смахивает на творчество Джейн Остин и кажется мне каким-то бредом.

— Я считаю, Кэрри очень красива, — возражает Джордж.

— И конечно, ты захочешь иметь детей, — констатирует МГХ голосом, полным яда.

— Тетя Кроль, — спрашивает Джордж, улыбаясь до ушей, — как ты догадалась?

— Потому что каждая женщина хочет иметь детей. Если, конечно, она не уникум. Я, например, никогда не хотела детей.

Тетушка передает бокал Джорджу, жестом давая знать, что ей требуется новая порция.

— Если ты хочешь стать действительно великой писательницей, ты не сможешь иметь детей. Книги должны стать твоими детьми!

И тут я понимаю, что не в силах сдержаться. Слова слетают с языка помимо воли.

— А книги тоже нужно пеленать, как детей? — спрашиваю я голосом, полным сарказма.

У тетушки Кролика отвисает челюсть. Определенно, она не привыкла, чтобы кто-то бросал вызов ее авторитету. Она смотрит на Джорджа, который пожимает плечами, давая понять, что я — сама невинность. А потом Мэри Гордон разражается смехом. Она хохочет самым непосредственным образом, похлопывая рукой по кушетке, на которой сидит.

— Напомни мне, как тебя зовут, дорогая? Кэрри Брэдшоу?

Мэри Гордон смотрит на нас с Джорджем и подмигивает.

— Садись, посиди, так Джордж мне все время говорит. Если уж я становлюсь старухой, так хоть посмеяться я могу вволю?

«Жизнь писательницы», автор — Мэри Гордон Ховард.

Я открываю книгу и читаю посвящение на титульном листе: «Кэрри Брэдшоу, не забывай пеленать детей».

Переворачиваю страницу. Глава первая: «Как важно вести журнал». Ух. Я кладу книгу и беру в руки тяжелую тетрадь в черном кожаном переплете — подарок Джорджа.

— Я же говорил, ты ей понравишься! — воскликнул он, когда мы ехали домой в его машине. А потом, возбужденный встречей с тетушкой, он сам настоял на том, чтобы мы остановились у супермаркета и купил мне эту тетрадь. Я раскрываю книгу, положив ее поверх тетради, и перелистываю страницы. Наконец останавливаюсь на четвертой главе. Она называется «Как развивать характер».

Читатели часто спрашивают, правда ли, что персонажи книг имеют прототипы в реальной жизни. Конечно, первым импульсом, который ощущает новичок, становится желание написать о ком-то, кого он знает. Профессионал же, наоборот, понимает, что задача эта невыполнима. Человек, перед которым стоит задача создания персонажа, должен знать о нем больше, чем кому-либо удается угнать о жизни реально существующего человека. Автор должен знать все о своем персонаже: что он надевал наутро после Рождества, когда ему было пять лет, какие подарки получал, кто и как их дарил. Стало быть, персонаж и есть реальное существо, живущее в параллельном измерении, в другой Вселенной, порожденной авторским восприятием реальности.

Пишите о том, что вы знаете. Не о том, что лежит на поверхности, а о том, что скрыто внутри.

Я пишу короткий рассказ о Мэри Гордон Ховард. Горничная добавляет яд в ее шерри, и она умирает долгой мучительной смертью. Я написала шесть страниц и застряла. Кладу рассказ в стол.

Я часто и подолгу разговариваю с Джорджем по телефону. Вожу Доррит к психотерапевту, которого он нашел для нее в западном Хартфорде. Чувство такое, словно я вынуждена выполнять формальную работу. Доррит сердита, но больше на неприятности не нарывается.

— Папа говорит, ты будешь учиться в Брауне, — говорит она однажды днем, когда я везу ее домой после встречи с доктором.

— Меня еще пока не приняли.

— Я сплю и вижу, чтобы ты поступила. Папа всегда хотел, чтобы кто-то из нас пошел учиться в его альма-матер. Если ты поступишь, мне уже не придется беспокоиться.

— А если я не хочу учиться в Брауне?

— Тогда ты дура, — резюмирует Доррит.

— Кэрри! — кричит Мисси, выбегая из дома нам навстречу и размахивая толстым конвертом. — Это из Брауна.

— Посмотрим? — спрашивает Доррит. Даже она заинтригована.

Я разрываю конверт. В нем полным-полно расписаний, карт и других бумаг. В глаза бросаются заголовки вроде «Студенческая жизнь». Я нахожу письмо и разворачиваю его трясущимися руками.