Анна Берсенева - Этюды Черни

То, что эта тетка предполагает, будто мама может испытывать интерес к такому существу, как ее муж, возмутило Сергея до глубины души. Но к тому времени, к четырнадцати своим годам, он уже знал волшебное действие правила «не обращай внимания». Кстати, от мамы он его и знал, она придерживалась этого правила в отношениях с теми людьми, общения с которыми, как ни хочется, не избежать.

Впоследствии, уже во взрослой жизни, следование этому правилу гасило такие пожары, которые с первого взгляда казались Сергею неугасимыми.

Но мама ни о каких пожарах, кажется, не думала. Она просто не обращала внимания на то, как относятся к ней соседки. Отплатить ей за такое безразличие чем-либо существенным они не могли и платили лишь тем, что оставляли ее в абсолютном вакууме. Но поскольку мама была совершенно самодостаточна, то не воспринимала это как что-то досадное, даже наоборот.

В военных городках обычно были хорошие библиотеки, и все время ее жизни, которое не было занято отцом и Сергеем, было занято книгами. Она могла бы в этих библиотеках и работать, но любая работа, пригодная для женщины, была здесь на вес золота и уж точно не для нее предназначалась.

Мама по этому поводу, впрочем, не горевала. Она читала, немного рисовала, она, как ни удивительно при ее утонченности, любила готовить и готовила такие блюда, которых, наверное, и в ресторанах не подавали… В общем, она с легкостью изобретала для себя интересные занятия буквально на пустом месте и передала это умение сыну.

Таким вот незаметным образом его детство, прошедшее в неприглядных, а то и в грубых условиях, прошло тем не менее в такой гармонии, которой многие могли только позавидовать.

Детство закончилось в четырнадцать лет. Не преждевременно, но и не по естественной причине подросткового взросления.

Сергей проснулся перед рассветом от неосознанной тревоги. Осознать ее во сне было невозможно, потому он из сна и вынырнул. В его действиях всегда была логика, даже когда работала одна лишь интуиция.

Окно уже начинало светлеть. За занавеской, разделяющей комнату пополам, слышались негромкие голоса родителей. Сергей сел на кровати.

Вчера отец ездил на объект, находящийся за пределами военного городка, и вечером, когда ложились спать, еще не вернулся. То есть это Сергей ложился спать – мама всегда дожидалась возвращения отца. Он еще смеялся, что это дворянское правило, что крестьянка, мол, обходилась без сантиментов и, вернулся муж или нет, спать ложилась с закатом, потому что ей вставать с рассветом.

Был рассвет, отец вернулся, и они с мамой тихо разговаривали у себя за занавеской.

Еще не прислушавшись толком к их разговору, Сергей понял, что с ним-то и связано чувство тревоги, разбудившее его.

– Прямо сейчас, – сказал отец. – Я уеду прямо сейчас.

– Я думаю, ты должен поговорить с Сережей.

– Поговорю. Позже.

– Почему не сейчас?

– Все объяснения, которые я могу дать сейчас, не для его понимания.

– Скорее не для его ушей.

– Может, и так. Но что это меняет?

– Ты просто боишься, Саша.

– Может, и так, – повторил отец.

Сергей хотел подняться, отодвинуть занавеску, спросить, что происходит… Но странное оцепенение охватило его.

Что-то страшное, небывалое стояло там, за плотной занавеской. Именно стояло, как огромное живое существо, хотя никого, кроме родителей, на той половине комнаты не было.

Сергей лег, закрыл глаза.

«Отец же почему-то не хочет говорить мне сейчас, – медленно, будто в забытьи, подумал он. – А что он не хочет мне говорить? Неважно. Потом скажет».

Ему казалось, что он не спит. Странность его самоощущения была слишком сильна. Он чувствовал себя – свои руки, ноги, голову – отдельно от собственной сущности. Как будто он умер и наблюдает за собой сверху, из того мира, в существование которого не верил.

Но когда он открыл глаза в следующий раз, солнце ярко светило в окно. Часов на десять утра оно светило, не меньше. Было лето, каникулы, поэтому Сергея не будили в школу.

В комнате стояла тишина. Несмотря на веселый солнечный свет, она показалась ему зловещей.

Он вышел на улицу. В бараке жили четыре семьи, и крыльцо каждой комнаты выходило на отдельную сторону.

Мама сидела на крыльце и обтягивала тканью крупные круглые пуговицы. Кажется, она собиралась сделать новую обивку для их старого дивана, и пуговицы были нужны как раз для этого. Что-то такое она говорила, но Сергей, конечно, в это не вникал.

Ее пальцы двигались быстро, и только по этой быстроте можно было понять, что она взволнована. Обычно мама делала все каким-то единым, цельным движением, которое не имело, казалось, ни начала, ни конца.

– Доброе утро, – сказал Сергей. – Папа не приехал?

Это был малодушный вопрос. Он же знал, что папа приехал еще ночью. Но ему почему-то страшно было спросить: «Что случилось?» – и он спросил то, что спросил.

– Приехал, – ответила мама. – Но тут же и уехал.

Откладывать вопрос больше было невозможно.

– Куда? – спросил Сергей.

– В Латвию.

– Куда?! – Он оторопел. – Как… в Латвию?

– Его перевели на новое место службы.

– А… мы?

– Мы с тобой возвращаемся в Москву.

Она сказала «возвращаемся», хотя Сергей не был в Москве ни разу. Он родился в Сибири, место его рождения имело не название, а номер: в воинской части, где служил тогда отец, было родильное отделение, и маму не пришлось никуда везти.

Вообще-то это было странно, что он никогда не бывал в Москве. Мама родилась именно там и там жила до замужества. При том, что она вырезала из журнала «Огонек» репродукции картин, чтобы воспитывать у сына художественный вкус, – стоило удивляться, что она ни разу не свозила его в Третьяковскую галерею. Сергей сознавал эту странность, но не пытался понять ее причину. Он привык к тому, что мамин внутренний мир загадочен, и принимал это как данность.

Но после ошеломляющего известия, которое он услышал, ему, конечно, захотелось ясности.

– Почему отец уехал так срочно? Почему мы не едем с ним? – спросил он. И сердито воскликнул, глядя на быстрое движение маминых пальцев: – Да брось ты эти пуговицы!

– Ты прав, – сказала мама. – Они уже не нужны.

Она положила шитье в коробку, стоящую у нее на коленях, и посмотрела на Сергея. Она по-прежнему сидела на крыльце, а он стоял рядом. Получалось, что она смотрит на него снизу вверх, но при этом ее взгляд был прямым и ясным.

– Сережа, – сказала она, – мы с папой расстались.

Когда мама это произнесла, Сергей понял, что именно это и ожидал услышать. А почему? Ведь этого невозможно было ожидать. Родители даже не ссорились никогда! Каждый их взгляд друг на друга, каждое сказанное друг другу слово – все было полно любви, этого нельзя было не видеть.