Счастье за углом

— Что?

— Меня растили ее прихожане. Мои тетушки… говорили… что епископальная церковь респектабельнее унитариев и… там закуски вкуснее.

Томас, мой таинственный собеседник, издал странный звук. Сквозь наркотический туман и апатию я поняла, что он смеется. Я его рассмешила. Только представьте. Возможно, часть меня до сих пор может очаровывать.

— Говори, — попросила я. — Продолжай говорить.

— О'кей. Давай посмотрим. Католики тебе говорят, что пути Господни неисповедимы и, чтобы понять природу страдания, нужно быть смиренным. Не беспомощным или покорным, нет, просто смиренным, умеющим слушать и слышать. Мой отец посылал меня и моего брата в католическую школу. Так что я могу честно сказать: если ты не станешь слушать монашенку, она продемонстрирует значение слова «смирение» и ты будешь страдать.

Я слабо улыбнулась.

— Забавно, — прошептала я.

— Было не слишком забавно, когда сестра Анджела швырялась в меня резинками. У нее была подача, как у Роджера Клемонса.

— Астроса.

— Ты разбираешься в бейсболе?

— Клемонс, Роджер. Победитель Си Янг, спец по скользящим мячам. Мой отец брал меня с собой смотреть матчи. Наше единственное общее хобби.

— Мы обязательно сходим на матч, когда ты поправишься. Договорились?

— Договорились. А пока расскажи мне что-то хорошее.

— Когда теряешь все, — медленно заговорил он, — ты слепнешь. И остается только сидеть в темноте и ждать, когда в твою жизнь вернется свет. И он начинает возвращаться, луч за лучом, немного, но этого хватает, чтобы выжить. И тебе нужно лишь верить, что этот свет однажды станет ярче.

— Я ослепла. Я сейчас вообще ничего не вижу.

— Я знаю, но не сдавайся.

— Почему?

— Потому что мы договорились встретиться на бейсбольном матче.

— Хорошо.

— Я слышу, что ты улыбаешься.

— Криво. И от этого мне больно.

Несколько секунд он молчал. А потом выдохнул:

— Я сказал, что хочу рассказать тебе о закате, о том, какой он, если смотреть с крыльца твоей бабушки. Ты готова?

— Да. Закат. Помоги мне увидеть его свет.

— Я сижу на каменных ступенях. Они высечены из темно-серого гранита с белыми кварцевыми прожилками. В центре камень вытерт ногами и временем. А по краям каменные плиты заросли зеленым мхом. Маленькие желтые дикие цветы пробиваются у основания крыльца и кое-где между ступеней, которые ведут к крыльцу. Я часто прохожусь по двору с косой, чтобы дать маленьким травам и цветам доступ к солнцу. Весь двор сейчас окрашен в мягкие золотистые тона.

— Ах!

— Вокруг кафе растут огромные дубы, и сейчас они наконец зазеленели. Но все еще в весенней неуверенности. Листья почти что бледно-лимонные, яблочно-зеленые, нежные. К июню они станут темными. Каждому из здешних дубов как минимум сто лет. У самого старого такой толстый ствол, что два человека, взявшись за руки, не смогут его обхватить. Эти старые дубы шатром смыкаются над домом. Крыше не помешало бы больше света, особенно это видно по мху, который начинает расти на ней влажным летом, но дубы того стоят. Даже во время августовской жары двор и коттедж окутаны прохладой и тенью.

Во дворе растет огромный куст кизила. Сейчас он покрыт кремово-белыми цветами. Снежные деревья отцвели около месяца назад, примерно в то же время, когда появились крокусы. Тебе стоит посмотреть на бабушкин двор весной, когда он усеян сотнями крошечных пурпурных крокусов на тонком покрывале снега. А сейчас цветут дикие азалии. Их полно на лесных полянах вдоль пастбища. Огненно-оранжевые. Настолько яркие, что почти светятся в темноте. А еще нарциссы жонкили. Они сейчас в цвету. Не знаю, сколько их поначалу высадила у забора твоя бабушка, но за прошедшие годы они разрослись, и теперь их тут сотни. Около акра одних только нарциссов. У них чудесные колокольчики цвета яичного желтка. Они повсюду. А еще я вижу пару гигантских форзиций, это кустарник. Они огромны. Каждая размером со слона. И все покрыты желтыми цветами.

— Ты… столько знаешь о цветах и кустарниках. Ты садовник?

— Нет, но моя профессия требовала базовых знаний ландшафтного дизайна.

— Ты, должно быть, поэт в душе. Ты так описываешь это… Так красиво.

— Нет. Меня просто восхищают детали.

— Тогда поговори со мной о деталях. Они мне нравятся.

— Ну что ж, давай посмотрим. Чуть позже расцветут розы Шерон, посаженные твоей бабушкой вдоль одной из сторон двора. Они двенадцать футов высотой и футов восемь шириной. Их цветки похожи на большие колокольчики, как у гибискуса. Нежно-розовые. Ты бы видела, сколько пчел к ним прилетает! А сейчас я смотрю на прямую аллею, которая ведет ко двору. За ней река пастбища, убегающая за изгиб холма. Представь себе поле для гольфа, заросшее высокой травой и расчерченное старыми ореховыми опорами ограды пастбища. Я срезал старую проволоку с этих столбов — она проржавела и распадалась на части, об нее могли пораниться олени, которые тут пасутся.

Пастбище так и притягивает взгляд к Хог-Бэк-Маунтин, отрогу Десяти Сестер, окружающих Кроссроадс-Ков. Это большой скальный хребет с углублением с левой его стороны, потом небольшим возвышением и снова низиной. Свое название — Кабанья Спина — эта гора получила благодаря очертаниям, очень похожим на силуэт кабаньей головы и холки. В нижней части склоны поросли лиственными деревьями, но к вершине поднимаются только вечнозеленые, очень темные. Тебе стоило бы взглянуть на этот танец разных оттенков цвета. Глубокие синие тени затопили ущелья и низины, а каждый вечер, вот как сейчас, из них поднимается белая дымка тумана.

— Волшебно, — прошептала я.

— И свет понемногу блекнет. Золото, синева и розовые цветы растений понемногу тонут в тени деревьев, валунов, земли. Тень горы стекает на пастбище, укрывает деревья за ним, и через несколько минут коттедж тоже окажется в этой тени. Это закат. Невероятное зрелище эти закаты на Хог-Бэк. Здесь кажется, что весь мир засыпает в уютной тени горы, он спрятан и в безопасности до утра.

— В безопасности, — прошептала я.

— Я скоро отправлю тебе фотографии бабушкиного дома. Сфотографирую всех и все в Ков. Смотри на них, запоминай каждую деталь, верь тому, что видишь. Это особое место. Пообещай, что когда ты поправишься, то приедешь сюда и увидишь закат с крыльца своего дома. Пообещай мне. Не смей сдаваться.

— Я обещаю, — шепнула я. — Ты только, пожалуйста, говори. Я… растворяюсь в тени горы. Мне это нравится.

— Вот и хорошо. Поспи. Борись с инфекцией. Ты справишься.

Его зовут Томас, подумала я, засыпая. И мне нравится то, какой он меня видит. У него, наверное, чудесные глаза.

Я сунул мобильный в задний карман джинсов и прислонился к каменной арке крыльца. Здесь, посреди леса, я чувствовал, что Мэри Ив сидит рядом со мной. Ладно, Мэри Ив. Я спас твой дом. А теперь ты помоги мне спасти свою внучку. Договорились?