Эмма Герц - Вензель на плече Урсулы

Она видела что-то светло-красное, темно-красное, горячее, мокрое, пульсирующее, это было вокруг нее, затягивало воронкой, смыкалось над головой, покачивало на волнах, хохотало развратно. «Это же мой рот, — с легким недоумением поняла Урсула. — Я — у себя во рту». Решительно потянувшись вслепую руками к замку-молнии на брюках строгого русского, Урсула заметила, что колокола бьют уже не только в ее голове, плотно примотанной к постороннему запястью, а во всем теле — ей захотелось заплакать, даже закричать, но не для того, чтобы пожалели и отпустили, а чтобы крепче держали.

«Просил бы быстрее», — спокойно проговорил строгий русский и, словно бы подглядел в Урсулину голову, звонко хлестнул ладонью по щеке — и еще раз… всего три. Она торопливо заработала пальцами, лизнула чуть сбоку солоноватый член, занесла над ним нежную воронку рта. Урсула никогда еще этого не делала, не целовала лоснящейся напряженной головки, не облизывала твердого-твердого, чуть вздрагивающего ствола — вверх-вниз, вверх-вниз, — не сжимала слегка в ладони нежную мошонку, не пыталась поместить ее целиком в рот — не получилось, а вот по отдельности получилось. Урсула со стоном это отдельное яичко пососала. Мужчина немного поуправлял ее головой, регулируя ритм, все так же придерживая за волосы и еще за уши. Колокол отозвался внизу живота, Урсула застонала громче.

Это ведь не я, трезво подумала она. Урсула, плачущая от наслаждения, с членом незнакомого мужчины в распахнутом рту, была не Урсула, а нечто новое, и вот это новое приняло на чуть воспаленный от хронического тонзиллита свод горла живую, горячую биомассу со вкусом шампиньона, не пролить бы ни капли, не пролила. Мягко опустилась на заплеванный пол: это никакой не колокол, это сердце, поняла она и покинула сознание, счастливая.

«Здорово, дружище!

Не знаю, вполне возможно, что я вернусь на базу раньше, чем до тебя долетит мое письмо, но написать очень хочется, хочется поделиться. Я буду писать не про NY, остров Манхэттен, Эмпайр-Стейт-Билдинг, Центральный Парк, не про авеню-супермаркеты-шмотки-колбасу-я-выбрал-свободу-желтые-такси. Странная история произошла со мной, дружище, странная и… не знаю? Ладно, пусть просто странная. По университетским делам я должен был посетить одного профессора, проживающего в богатом пригороде NY, относительно малонаселенном: величественные особняки, ухоженные лужайки, воспитанные дети, тихая благопристойность, все в лучшем духе Новой Англии. Случилось так, что в семье профессора произошло пренеприятнейшее событие, и он, обязательный и пунктуальный человек, забыл про меня и служебные нужды. На пороге меня встретила в слезах прислуга-мексиканка: иссиня-черные локоны, крохотный лепесток передника, кружевная наколка. На достойном английском она, изящно сморкаясь в бумажное полотенце, сказала, что профессор меня принять не сможет, пожалуйста, простите, мистер… Я уже совсем было собрался покинуть дом, как в глубине распахнулись высокие витражные двери, до этого закрытые плотно, и просторный холл пересек быстрыми шагами сам профессор, в домашней бархатной куртке, свободных брюках, очень расстроенный. Остановился у небольшой стойки, налил себе виски — не поверишь, почти полный стакан — и по глоткам, как воду, выпил. Отдышался, бедняга, — непривычные американцы к алкоголю в таких масштабах. Повернулся, покачнулся неловко, восстановил равновесие. Увидев меня, даже не улыбнулся дежурно, жестом пригласил следовать за ним. Когда по лестнице мы поднялись в его библиотеку, я с удивлением заметил, что бутылку виски он прихватил с собой. Бокалы нашлись по месту. Так, без слов, мы с профессором выпили. Когда он наполнял третью, рука его сильно дрожала. Очевидно, профессору наблюдать за прыгающими пальцами было внове, потому что он надолго приковал к ним свой уже несколько затуманенный взгляд. Вдруг профессор разрыдался. Ужасное положение оказалось у меня, хуже и не придумаешь. Что предпринять? Что вообще уместно делать с безудержно всхлипывающим пожилым мужчиной, старшим коллегой, наставником, большим авторитетом? Я взволнованно подал ему носовой платок, все-таки брать каждое утро два чистых платка — полезная, нужная привычка.

Профессор благодарно закашлял, осушил слезы и заговорил через время.

Когда он закончил довольно сбивчивый рассказ, то заснул прямо на антикварном кресле с подлокотниками в виде горгулий. Профессор был невероятно, чудовищно пьян, иначе он никогда, разумеется, не рассказал бы мне, что вот уже много лет секс в чистом виде его не интересует нисколько. Для поддержания работоспособности, творческих потенциалов и просто минимальной жизнедеятельности ему необходим жесткий секс, ему необходимо подчинение и боль. Его жена, покойная миссис Профессорша, была женщиной умной и к пожеланиям мужа относилась с большим пониманием, успешно его связывала, порола и так далее.

„Ханни умерла два года назад, — сказал профессор с болью, еще раз промокнув глаза. — Не угодно ли сигару?“ Из красивого деревянного ящика, предназначенного специально для сигарного хранения, достал две, одну протянул мне. Я крутил ее в руках весь остаток беседы, а он прикурил от крупной настольной зажигалки и продолжил излагать. После смерти возлюбленной супруги профессор помыкался какое-то время, осознал, что это невыносимо, и обратился за помощью в клуб. Да, в один из местных BDSM-клубов, очень даже просто, объявления в газетах, специализированных журналах, прочитал — и обратился. Там его представили молодой девушке, она назвалась госпожа Лила. Лила была очень изобретательна, их встречи стали почти ежедневными. Когда сегодня госпожа Лила в условленное время не появилась, обеспокоенный профессорским звонком глава клуба ответил, что она покинула страну, как и планировала уже давно. Профессор сказал, что сильнее удара он не испытывал.

Так, дружище, посмотрел на часы и ужаснулся — пора бежать, закончить письмо сейчас не успею, будь здоров, увидимся.

Думаю, что по прочтении ты преисполнишься тех же мыслей, что и я. Обнимаю.

Георгий».

«…Хотелось бы обсудить это лично, предлагаю пересечься у Георгия — он взял превосходного нового повара, ввел семейное меню и наконец-таки получил лицензию, теперь у него можно выпить не только пива, но и разных коньяков, водок и вин, что для некоторых алкоголиков существенно. Извини, шучу. Но к делу. Ты обязательно должна послушать, Жорик рассказывает потрясающие вещи про нью-йоркское BDSM-community, и ведь всегда кто-то начинает, муравьиными шагами топает, обходит рамки, границы, и почему не мы? Вот, посмотри листовку — мой перевод сзади. По поводу кодов в одежде и этих пресловутых цветных платков.