Вера Колочкова - Знак Нефертити

— И еще один вопрос, Ань… Только вы не сердитесь, ладно?

— Хорошо, я постараюсь.

— Вы ведь не замужем?

Ох, а вот это уже лишнее! Застыла перед открытой дверью, показалось, даже втянула голову в плечи. Нет, вопрос, конечно, не тот, чтоб уж так испуганно на него реагировать, но все же… Прозвучала в нем какая-то нотка странная, будто он и не сомневается в утвердительном ответе. И еще — немного снисходительностью отдает. Вроде того — понятно, отчего вы такая грустная. Как он давеча выразился — отчаяние вокруг вас крепким коконом… Да, крепким! Да, коконом! А твое-то какое дело?

Повернулась вполоборота, бросила зло:

— А что, это имеет какое-то отношение к исполнению романсов?

— Ну вот, все-таки рассердились…

— Ничуть. Да, я не замужем, Иван. Я разведена. Уже год как. Вы удовлетворены?

— Вам сейчас очень плохо, Анна?

Господи, наглый какой! Ну чего пристал? Что ж, придется его отшить. А жаль — так хорошо шли, разговаривали… Просто, душевно, по-человечески.

— Да, мне плохо. Мне очень плохо, Иван. Но от ваших бесцеремонных вопросов мне лучше не станет.

— Не обижайтесь на меня, Анна. Я понимаю, вопросы несколько неказистые. Просто мне хочется вам помочь. Хоть чем-нибудь. Можно?

— А вы только незамужним женщинам стремитесь помочь? Не слишком ли много вы на себя берете, Иван? Чего вы мне так упорно в душе лезете? Разве я вам повод дала? Подумаешь, до дому проводили…

— Простите меня, Анна. Но иногда подобная бесцеремонность бывает оправданна. Чтобы вовремя помочь.

— Да не нуждаюсь я в вашей помощи!

— А я думаю, очень нуждаетесь. Не в моей, так в другой.

Снова встрепенулась, собираясь ему ответить, но слова сердитой отповеди вдруг застряли в горле, так и не выскочив наружу. Может, его спокойного голоса испугались. Да, было в его голосе что-то такое… Настойчиво доброжелательное. Даже без примеси обыкновенного мужского интереса. Хотя лучше бы уж простой интерес присутствовал…

Усмехнулась грустно, входя в подъезд, бросила на ходу:

— Да, жаль, Иван… Жаль… Взяли и испортили все…

— Что я испортил?

— Да ничего! Всего вам доброго, Иван! Прощайте!

— Почему прощайте? Я же завтра приду в кафе…

— Да как хотите. Мне-то что?

— До завтра, Аня. Спокойной вам ночи. Простите меня за бесцеремонность, я не хотел вас обидеть. Не сердитесь, пожалуйста.

— Хорошо, Иван. Я не сержусь.

— Тогда скажите — до завтра.

— До завтра, Иван…

В прихожей первым делом сунулась к зеркалу — ого, а глаза-то блестят! Понравилось мужское внимание, да? Приятно тебе сейчас было, Анька? Несмотря ни на что — приятно? Забила копытом, как старая цирковая лошадь, которую вдруг вывели на арену?

Да, пусть это будет мужское внимание — определим так. У всякого мужского внимания свои особенности. Пусть даже такие, несколько бесцеремонные. А подоплека-то всегда одинакова. И подоплека, и цель — роман закрутить. Что, разве не так?

И усмехнулась своему отражению грустно — да уж… Только романа тебе сейчас не хватало. Ну, может, и не романа… Так, легкого флирта с поклонником таланта…

А что — для придуманного самой себе недельного праздника это в самую жилу, между прочим. Говорят, нормальная здоровая женщина не может ни дня обойтись без легкого флирта и пусть маломальского, но все же поклонника. Хоть одного. Все время надо ей, нормальной и здоровой, чтобы кто-то рядом поклоны клал. А что — если назвался поклонником, так уж, как говорится — пожалте бриться, старайся и клонись, как полагается. Завтра, наверное, обязательно в кафе с цветами придет…

Пусть, пусть все будет. И цветы, и поклонник. Пусть, как элемент непрожитого. Хотя, простите, как это — непрожитого… А Павел? Ведь был же в ее жизни Павел, любитель веселого адюльтера! Как там его ни суди за предательство, а два года из жизни не выкинешь…

Хотя лучше бы выкинуть, конечно. Уж слишком тяжело ей дался последний диалог с веселым Павлом. Но, наверное, сама виновата… Виновата в том, что подстраивала себя под его веселую беззаботность, потакала… Как говорится — куда конь с копытом…

Однажды, помнится, спросила его ни с того ни с сего:

— Паш, а ты жену свою любишь?

Он посмотрел на нее удивленно, пожал плечами:

— Люблю, конечно. Если б не любил, не женился бы. А почему ты спросила?

— Да так… Просто интересно… А меня, выходит, не любишь?

— Почему? И тебя люблю. Чем больше в жизни любви, тем она интереснее. Все просто, Ань, и никакого велосипеда изобретать не требуется. А ты что, разве своего мужа не любишь?

— Люблю, почему же… Само собой разумеется, что люблю…

А что ей еще оставалось? Ничего и не оставалось, кроме этого «само собой разумеется». Подыграла, вовремя подхватила нужную ноту. Не начнешь же о необходимости прагматизма рассуждать, о Витиной покладистости, о часто возникающем раздражении — именно по вине его излишней покладистости… А может, еще и в отместку Павлу так ответила. Ты, мол, свою жену любишь, и я такая же, как ты, разухабистая, тоже двойного счастья ищу. И оба мы, получается, такие жутко умные, всех обманули…

В общем, получилось у них тогда почти по Окуджаве — давайте жить, во всем друг другу потакая. Вернее, у нее получилось. Легко, бездумно. Даже и маленького уничижения внутри не осталось. Наоборот, почувствовала в себе что-то вроде сопричастности — и у меня все так же… Чем больше в жизни любви, тем она интереснее… Ох, и я тоже крутая баба, вдвойне счастливая!

Правда, Павел после этого разговора насторожился немного, замолчал, наблюдал за ней будто исподтишка. А потом ничего, расслабился. Они ведь и встречались, по сути, для того, чтобы от забот расслабиться, окунуться в бездумье легкого хмеля, запаха шашлыка на берегу озера, плотских ни к чему не обязывающих утех в номере загородной гостиницы. Хотя, чего уж там говорить, носила она в себе некие потаенные на него планы… Потому и задала этот дурацкий вопрос — про жену. Черт за язык дернул…

Потом уж не задавала. Приняла, усвоила правила игры, держалась за них, как утопающий за соломинку. Потому что так было легче — помогало с нелюбимым Витей жить. И раздражаться на него реже. Тем более раздражения Витя совсем не заслуживал, даже лишних вопросов не задавал. Такой вот круговорот воды в природе у них получился — Витя ей вопросов не задавал, она Павлу вопросов не задавала… В общем, все устроилось как-то — на целых два года. Работа — семья — Павел. От заботы-семьи к бездумью, от бездумья — к заботе-семье… Было ли в этом круговороте счастье? Казалось — было…

Это сейчас понятно, что не было никакого счастья. Нельзя саму себя счастьем обмануть, как под него ни подстраивайся. Хоть наизнанку вывернись, а все равно его действием или усилием не получишь. Это что-то совсем другое, здравому рассуждению неподвластное.