Валентина Мельникова - Колечко с бирюзой

Стараясь скрыть смятение, Наташа с вызовом посмотрела на женщину:

— Кажется, мы не знакомы. Чем могу служить?

— Служить мне не надо, я от этого отвыкшая! — усмехнулась Пеликанова. — Заглянула вот на огонек с новой Егоркиной женой познакомиться.

— Я так полагаю, что вы его старая жена, Людмила?

— Не старая, а бывшая, — уточнила женщина, подняв указательный палец с длинным ногтем, покрытым пунцовым облезшим лаком. — Курить у тебя можно? — деловито справилась она и достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. — И как тебя, молодушка, зовут, если не секрет?

— Наталья, — тихо ответила Наташа.

Пеликанова захватила инициативу разговора в свои руки.

— Это тебе повезло! — глубокомысленно заметила Люська. — По крайней мере, когда трахает, не узнаешь, то ли о тебе, то ли о той, своей первой думает…

— Простите, я что-то не пойму?.. — перебила ее Наташа.

— А что тут понимать? Вы давно с ним живете?

— Н-н-н-недавно, — промямлила Наташа и с удивлением посмотрела на Пеликанову. — О какой первой вы говорите? Разве у него была еще одна жена? До вас?

— Святая простота, — засмеялась Люська и пустила в потолок очередь круглых дымовых колечек. — До меня и после меня, то есть до тебя, у него была пропасть женщин. Но любил он, похоже, только одну. Они даже пожениться сговорились, Егор ей кольцо подарил, а она то ли изменила, то ли повыгоднее мужа себе нашла, об этом история умалчивает. Егор же обо всем этом только в крайней степени подпития мне рассказал.

— Как ее звали? Кто она? — Наташа покраснела, как от удушья. Ей на самом деле стало не хватать воздуха. Она подошла к окну и открыла раму.

— Я же говорю — Наталья. А работала она, кажется, медсестрой в госпитале, где он лечился после ранения.

— Егор женился на вас после того, как они расстались?

— Выходит, так! — тоскливо сказала женщина, и Наташа заметила, как в уголке ее глаза блеснула слезинка. Людмила торопливо смахнула ее пальцем и смущенно улыбнулась. — Вряд ли он тебе рассказывал, как брал меня в жены. В книжке прочитала бы, не поверила, что так бывает. В семьдесят девятом это было, аккурат в сентябре… Егор в отпуск после ранения приехал. Жил у своих почти месяц и не просыхал ни на один день. Пил, скажу тебе, как последний алкаш. — Людмила тяжело вздохнула. — Я в то время на дебаркадере в буфете работала, и он у меня частенько водку покупал. Мы ведь с ним в одной школе когда-то учились. Я, правда, на четыре года младше. Сама посуди: какой десятиклассник, красавец, спортсмен, посмотрит на сопливую шестиклашку? А тут через столько лет появился, я и сомлела. А он и здесь меня не замечал. Обидно было до ужаса! За мной в то время пол-Тихореченска бегало, Пеликан из тюрьмы жалостливые письма писал… А тут пьяница, которого, того и гляди, из армии погонят, а на меня ноль внимания! — Она просительно взглянула на Наташу. — Слушай, плесни-ка мне коньячку, вроде после тебя кое-что осталось?

Наташа вылила из бутылки остатки и пододвинула к неожиданной гостье вазочку с виноградом.

— Не надо, чего там, — отодвинула Люська вазочку, выпила коньяк и, шумно втянув носом воздух, уже веселее посмотрела на Наташу. — Ну что, продолжать?

— Продолжайте, — тихо попросила Наташа. Отчаяние тисками сжало ее сердце. Что же она наделала пятнадцать лет назад, пустив под откос не только свое счастье и судьбу, но, оказывается, и Егорову тоже!..

— Уезжал он теплоходом, — продолжала Пелика-нова, — пришел на дебаркадер — ни отца, ни матери! Никто его не провожал. Позже он рассказал мне, что напрочь разругался и с друзьями, и с родителями. Я вышла из буфета. Дескать, прощай, Егор! А он, будто в первый раз меня увидел. «Привет, — говорит, — Люська! Хочешь за меня замуж?» Я, недолго думая, взяла и ляпнула: «Хочу!» — Женщина перевела дыхание. — В общем, через полчаса оказались мы с ним в каюте и целые сутки с постели не вставали. И все было бы чудесно, только целовал, обнимал и любил он не меня, а ту, свою Наташку. Прижмет меня к себе и шепчет: «Наташенька, Наташка!» — я реву, а он словно не видит и не слышит ничего! — Людмила высморкалась в кружевной платочек и посмотрела на Наташу. — Что ты так побледнела? Неприятно слышать? Но Егор тебе такое никогда не расскажет, а знать это полезно. — Затянувшись сигаретой, она усмехнулась: — Представляешь его глаза поутру, когда мы проснулись в одной постели. Смотрит на меня, как на гадюку какую, и спрашивает: «Ты кто?» — «Я — Люська, — объясняю ему. — Ты же вчера меня замуж за себя позвал». — «Раз позвал, значит, так и будет!» Поженились мы в конце сентября, и его, почитай, сразу отправили в командировку в Москву. На трезвую голову он только раза два со мной и переспал. И как уж я ни старалась, все равно продолжал звать меня Наташкой. Я сначала пробовала качать права, но он меня так отчистил, что чуть не забыла, как саму себя звать. Еще раз появился в ноябре. Потом исчез на два года. Не писал, ничего не сообщал о себе, а когда вернулся, в первый же день мы подали на развод.

— Но ведь это жестоко и бесчеловечно! — едва выговорила Наташа. — Вы же любили его?

— Конечно, любила и сейчас люблю. — Женщина оглядела Наташу с ног до головы. — Только куда мне с тобой тягаться? — вздохнула она. — Егор, правда, при разводе все деньги, что у него были, мне отдал. Я себе купила шубу норковую и так еще кое-что. А пить и курить я позже стала, когда в Москве по гостиницам работала… Но честно скажу тебе, подруга, с Егором в постели ни один из тех козлов, что я знала, не сравнится! — Она встала со стула, потянулась. — Хорошо с тобой сидеть, но надо к тетке ехать. Пеликановские обе хазы опечатали, так что ночевать негде.

— Но вы же выпили, тем более скоро ночь, оставайтесь…

— Ни за какие пироги! Не дай Бог с Егором встретиться! — Людмила остановилась на пороге. — Это ведь я Пеликана сдала. Думала, хоть так Егоркино внимание на себя обратить. Для Степанка и Гуд Монина я бы палец о палец не ударила. Но вот посмотрела на тебя и поняла, что здесь мне уже ничего не отломится. Уехал вокзал для Люськи Матросовой! — И, махнув на прощание рукой, она дурашливо запела: — «Сиреневый туман над нами проплывает, Над тамбуром горит прощальная звезда…»

Наташа вышла следом за ней на крыльцо. Женщина открыла калитку и подмигнула Наташе:

— Не поминай, Наташка! Береги этого черта, а при случае, если не побоишься, скажи ему, что Люська, несмотря ни на что, его крепко любила! «Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, Что с девушкою я прощаюсь навсегда…»

С силой захлопнулась дверца автомобиля, и машина рванула с места. Наташа зябко поежилась. Надо возвращаться в дом. Очевидно, и сегодня ей придется ночевать одной. Но заснуть теперь вряд ли получится. Рассказ Людмилы не просто потряс ее до глубины души. Она была раздавлена, как будто ее вывернули наизнанку и забыли вернуть в прежнее состояние. Кровь стучала в висках, а голова раскалывалась от невыносимой тупой боли.