Лариса Райт - Золотая струна для улитки

– Свидание.

Свидание не состоится, но Андреа об этом еще не знает. Все ее мысли сосредоточены за столиком на двоих в кафе на Пуэрта дель Соль.

– Как это переводится?

– Ворота солнца.

– Почему?

– Тебе нужна историческая справка или мои мысли?

Ее мысли Марату гораздо интереснее, но историю тоже можно послушать.

– В XV веке здесь был пригород и проходила городская стена с воротами, обращенными в сторону солнца.

– Ясно. Это объяснение летописцев. А у тебя какое?

У нее простое: двое людей пьют кофе, смотрят друг на друга и перебрасываются непринужденными фразами. Кто они: закадычные друзья, любовники или просто знакомые? А может быть, они просто никто и сама судьба свела их вместе за столиком? Но тогда, может, они станут кем-то? Иначе как объяснить это сияние глаз, которое слепит обоих и делает площадь солнечной?

– Мадрид – по статистике самая солнечная европейская столица. На этой площади практически круглый год светит солнце.

– И это все? – Разочарованно.

– Все. – Сдержанно.

– Смотри. – Андреа почти на самом краю смотровой площадки башни Пикассо.

– Отойди, – пугается Марат.

– Боишься высоты? – Андреа – у самого парапета. Ей нравится дразнить его.

У Марата кружится голова. Ему кажется, что внизу плещется море.

– Отойди! – Грубо, настойчиво, по-мужски.

– Ну ладно. – Покорно и очень женственно.

– Покажи мне лучше свое любимое место в Мадриде.

Андреа не уверена, что хочет идти туда.

– Ну пожалуйста.

– Пойдем.

Берег Мансанарес, одинокие оливы, уютная лавочка, слезы в глазах.

Марат рассматривает спутницу:

– Все ясно. Детство. Одноклассник. Первый поцелуй…

– Ничего тебе не ясно!

– Объясни!

– Уже даже не юность. Муж. И поцелуи практически последние.

– Муж?

– Да. Его звали Вадим. Он был русский.

– Ушел?

Да, как сказать? В общем…

– Да, ушел… Мы были здесь за месяц до… до… до всего.

Андреа больше не сдерживается. Она горько оплакивает Дима на твердом плече Марата.

Парк Буэн-Ретиро к слезам не располагает и совершенно не оправдывает свое название [43]. Жизнь бьет ключом: бегуны, роллеры и велосипедисты рассекают по аллеям, заставляя пешеходов испуганно оглядываться и отпрыгивать. Стайки подростков играют в сокс и горланят какие-то речевки. Залитое солнцем озеро усеяно лодками, как сердцевина подсолнуха – семечками. У Хрустального павильона играет оркестр, и музыка проникает в каждый уголок зеленого острова. Во времена Пио Барохи [44]все было не так: изящные дамы, галантные кавалеры, изысканная публика – заядлые театралы и любители праздного отдыха. Где они теперь?

И только спутница Марата похожа на героиню романа: легкая широкая юбка, из-под которой едва торчит носок тряпичной туфельки, блузка с короткими рукавами-фонариками, волосы собраны от жары в пучок, а короткие пряди обрамляют странно светлую для испанки кожу лица кокетливыми завитками. На глазах – ни грамма косметики, над головой – белый кружевной зонтик. Барышня начала ХХ века, да и только.

Это их последний день в Мадриде. Ноги, голова, глаза устали от живописи Прадо, архитектуры дворцов, скульптур на бульварах и площадях, фонтанов и галерей. Сегодня они просто гуляют. Марат приехал из гостиницы. Андреа пришла из дома. Она подготовилась: юбку вытащила из шкафа Франсиски, зонт позаимствовала у тети Анхелики. Впечатление произведено.

– Вас покатать? – Марат склоняется в учтивом поклоне.

Зонтик приподнимается. Обладательница рыжих кудряшек опускает глаза и чуть заметно кивает.

– Sí.

Лодка скользит по зеркальной глади воды. Марат гребет без усилий. Андреа подставляет солнцу лицо, жмурится, мечтательно улыбается. Впервые за долгое время она ни о чем не думает. Как хорошо! Но равновесие нарушается.

– Ты долго была замужем? – Марату нужно знать, насколько прочно прошлое держит ее? Готова ли она захлопнуть одну дверь, чтобы открыть другую? И с каким багажом Андреа готова расстаться на привокзальной площади, а какой собирается взять с собой в поезд? И захочет ли она ехать с ним в одном купе? Ведь СВ Марат предложить не может, Андреа придется стать третьим пассажиром в его жизни.

– Мы были вместе почти десять лет. – Она познакомилась с мужем, он расстался с Марийкой.

– А дети? У тебя есть? – Зачем он задал этот вопрос? Помнит же количество бутылок в витрине сеньора Санчеса.

– У нас есть ребенок. – Андреа гордо раскладывает перед Зоей стопку фотографий маленького Пабло. – Правда, хорошенький?

– Просто прелесть, – кивает подруга, которую совершенно не волнуют маленькие дети, тем более детдомовские.

– Смотри. А это он мне нарисовал.

Зоя рассматривает альбомный лист: домик с кривой крышей, солнышко, тропинка, на тропинке два человечка, один побольше, другой поменьше. На палочке-туловище большого человечка – какой-то треугольник.

– Что это?

– Юбка. – Неужели Зое не понятно? – Картина называется «Я и моя мама».

– А-а… Когда вы его забираете?

– Суд через три месяца. Но я езжу к нему каждую неделю. Мы играем, гуляем, я его даже читать у…

– Новый год где встречать будете? – Зоя неисправима. Не может поддерживать не интересующий ее разговор.

– У моих, в Мадриде. Решили съездить. Когда теперь выберемся куда-то вдвоем, – Андреа любовно целует детский носик на фотографии.

– Конечно, – вздыхает Зоя. Подруга, по ее мнению, совершенно погрязла в материнстве. – У вас же теперь дети…

– Дети? – задумчиво переспрашивает Андреа. А у Марата есть дети? Сколько ему? Тридцать шесть? Тридцать восемь? Если нет, то уже пора бы. Но за этим к Андреа обращаться не стоит.

– Нет.

Марат бросает весла, берет ее ладошку, подносит к губам. Как вышло, что неделю назад эта женщина выводила его из себя одним своим появлением, а теперь он хочет только одного: прожить с ней всю жизнь? Андреа не отнимает руки, не отворачивается, не отводит глаз. Марат перетягивает ее на свою лавочку, прижимает к груди. Он думает, что похож на Хуана Гальярдо, сжимающего в объятиях прекрасную донью Соль. Но кому, как не Андреа, знать, что он обнимает Кармен? [45]

– Родишь мне?

Андреа вздрагивает и каменеет.

– Марат?! – Он оборачивается. Изумление, восторг, ликование. Марат вскакивает и чуть не переворачивает лодку. Из соседнего суденышка им машет и тоже чуть не выпрыгивает в воду мужчина. – Давай, рули скорее к берегу!

– Это Антон. Мой давний товарищ. Играли вместе в Москве в оркестре, – поясняет Марат Андреа, энергично разрезая воду веслами.

Андреа кивает. Она счастлива. Неожиданная встреча позволила на время отложить неизбежный отрицательный ответ.

– Это просто фантастика, старина! – приятель хлопает Марата по плечу. У него большие руки, мощные плечи, бычья шея. Больше похож на борца, а не на музыканта. «Наверное, трубач», – решает Андреа. – Где ты? Как ты?