Елена Граменицкая - Сказка Шварцвальда

Девушка спустилась к самой кромке воды, вдохнула свежесть морского бриза, пронизанного солнечным светом и наполненного радостными криками чаек.

Внезапно холодный порыв ноябрьского ветра приподнял фалды длинного бархатного плаща, пробираясь ледяными пальцами между шнурками украшенного вышивкой корсета, под платье. Маша с удивлением разглядывает свой странный наряд, ощупывая дрожащими руками тело, голову, волосы. Невероятно, ее короткую ассиметричную стрижку грандж сменили длинные золотистые локоны, сколотые на затылке костяным гребнем с летящей изумрудной птичкой.

Мимо нее, плавно и бесшумно словно призраки, скользят по зеркальным водам бесчисленные изящные гондолы, на корме которых сладкоголосые певцы затягивают балладу о вечной любви, пережившей века. Во сне Маша, не зная итальянского, понимает каждое слово.

И вот закатные лучи окрасили Компаниллу Святого Марка в золотисто — розовый цвет. Город начал неизбежно погружаться в лиловые сумерки. Время пришло.

— Кристина! — слышит она за спиной долгожданный голос и оборачивается.

Ловко перепрыгивая через ступеньки, к ней спускается Яков, радостно раскрывший объятия.

Во сне Маша не удивляется, что Макс совершенно здоров. Его больная нога более не причиняет ему неудобств. Ее так же не удивляет странный внешний вид Якова. На его лице не осталось ни одного шрама от ожогов. Белоснежный костюм Пьеро, приподнятая на лоб полумаска. Глаза, обведенные черной тушью со стилизованной печальной слезой, светятся от радости. Скоро карнавал, ей самой пора позаботиться о новом образе. Маска Коломбины ждет ее!

Прижавшись к груди Макса, Маша вновь с наслаждением вдыхает аромат теплого медового молока, а Кристина запах выбеленных холстов и масляных красок, исходящие от волнистых волос, упавших Якову на щеки. Она смотрит в его наполненные слезами глаза и смеется.

— Маленькая Птичка, ну-ка встань лицом к площади. Неужели я действительно увижу в твоих глазах розовую Компаниллу?

Маша снова смеется и прячет счастливое лицо на его груди. Безвременье настигает ее.

Яков достает из бокового кармана костюма Пьеро небольшой предмет и протягивает Кристине.

Она с удивлением узнает выточенного из дерева ангела, широко раскинувшего крылья, и в недоумении поднимает на любимого глаза.

— Перед тем, как покинуть Фрайбург, я тайно посетил Иоахима, моего духовного отца. Еще не зная, что будет помилован, священник передал обещанного тебе давным давно, еще в Марцелле ангела. Правда, с небольшим поручением. Внутри него существует тайник, куда Иоахим вложил прощальное письмо к родной сестре. Вот здесь, смотри.

Макс, подцепив ногтем основание деревянной фигурки, вытащил из него небольшую щепочку и вытряхнул на ладонь сложенную в четверо записку.

— В этом грустном письме уже нет смысла, отец Иоахим спасен, пусть теперь его трогательное прощание плывет по воле волн, — сказал Яков и бросил пергамент в канал., - держи ангелочка, и не забудь, что в нем можно спрятать какую- нибудь очень важную вещь… очень важную…

Резанувший слух истошный крик чайки вытолкнул Машу из волшебного сна. Открыв глаза, она несколько минут лежала, глядя в потолок, постепенно возвращаясь в реальность, вспоминая минувший день. Яркая вспышка заставила ее повернуть голову на бок, и счастливо улыбнуться.

Макс бессовестно воспользовавшись половиной ее подушки, тихо посапывал, наслаждаясь утренней грезой. Его нежные губы, вернувшие ее вчера в сказку, улыбались во сне.

— О Боже! — прошептала Маша. — Значит, это все, правда…

Стараясь не шуметь, она осторожно приподнялась с кровати и подошла к узорчатому окну. Стая крикливых птиц кружилась над маленькой площадью перед отелем Анастасия. Двое детей, стоящих у круглого колодца, кормили птиц хлебными крошками, подкидывая их вверх.

Маша дотронулась руками оконной рамы и прильнула щекой к его прохладному стеклу. Среди разноцветных крыш домов сияло ясное голубое небо, раскинувшееся без конца и края над Светлейшей Венецией, отраженное в бесчисленных каналах, словно кровеносная система прорезавших город…

Наступило утро новой жизни.

— На тебя удачно упал свет, любовь моя! — послышался голос проснувшегося Макса. Он лежал на кровати, подложив под голову локоть, и счастливо улыбался.

— И как обычно мне не хватает камеры, чтобы запечатлеть на века твой ускользающий образ…

Маша, отвернувшись от окна, направилась к нему.

— Милый, у нас в запасе целая жизнь. И я проведу ее рядом с тобой. И ты вновь напишешь мой портрет…

Странный сегодня день. Абсолютного покоя и абсолютного знания. Сверхъестественной чистоты и ясности. Лупящий по ветровому стеклу дождь не мешает думать. Думать о собственной непригодности, не значимости, о бессмысленности существования. Именно существования, не жизни. Потому что жизни давно нет. Она скользнула фоном, красивой декорацией, не дав сыграть в ней главную роль. Он все время рассчитывал, что завтра, послезавтра станет ее хозяином, но она воспользовалась им как заштатным статистом. Она его поимела…

Обе женщины оставили его практически в один и тот же день. Одна, которую боготворил, другая, которой пренебрег. Славно у них получилось. Видимо, он заслужил. Или скорее они заслужили стать счастливыми.

Она сказала, что его дом похож на барак… Он смеялся до слез после ее ухода… Всю жизнь бежал из барака, но от судьбы не уйдешь, построил еще один, украсил розами и решил, что избавился!

Нет, он все тот же напуганный, одинокий мальчик, наигравшийся жизнью одной и позволивший другой превратить свою собственную в садомазохистский цирк. Не любил не одну, греясь у очага каждой.

Можно взглянуть на себя в зеркало и увидеть истинное лицо человека, готовящегося подохнуть в полном одиночестве. Так важно, чтобы кто- то держал тебя за руку…

Все чего боялся, свершилось. Правда, зачем ждать старости?

Выбор есть всегда….

Дождь — верный спутник, плакал за него, разучившегося это делать. Как хорошо, когда в твоей груди бьется беспристрастное расчетливое сердце, прохладное и надежное. Оно не подводит в опасный момент. Не дает сбоев…

Денис приближался к садовому — строительному рынку, где его измученный мозг на время отвлечется на поиск новых черенков и рассады.

Над воротами склада кружила с пронзительными криками огромная воронья стая, облюбовавшая стихийную свалку, организованную нерадивыми продавцами прямо у входа.

Начиная с последнего поворота до рынка, вдоль шоссе растянулись маленькими группками таджики, ищущие временного заработка. Денис брезгливо скривил губы, он презирал перебивающихся копеечными доходами, пропахших потом, сальными тельниками и дошираком чернорабочих.