Алина Знаменская - Голубка

— Нет! — вскрикнула Лера и схватила домработницу за плечи. — Ничего не говори! Не смей!

— Но как же, Лерочка…

— Мы потом, Лиза. — Лерочка говорила горячо, напористо, и Лиза совсем растерялась. Лицо девочки блестело от слез. — Сначала я должна написать Юре. Он ведь ничего не знает. Рита принесет его адрес. Пока ничего не говори! Папа убьет меня! Нет, нет! Это потом!

Лиза и сама начинала представлять, что поднимется в доме, узнай они о случившемся. Но и прятать такое нельзя…

— Лизонька! Я прошу тебя! — умоляла Лера, видя, что та колеблется. — Я ведь так тебя всегда любила! Неужели ты выдашь меня теперь, когда мне так плохо, так одиноко! Лиза, я умру тогда, я не вынесу!

Лиза не могла слушать такие слова. Она почувствовала, как горячие слезы начали катиться по щекам. Крепко прижала к себе дрожащую, словно воробей, Лерочку.

— Нет, касатка моя, не бойся. Я всегда буду с тобой, маленькая, — приговаривала она, целуя свою любимицу в макушку. — Я не выдам. Пиши своему милому, подождем. Все образуется… Все будет хорошо…

В этот день Калерия не вышла к гостям, а вечером к ней прибежала Рита Малышева, и они весь вечер шушукались в Лериной комнате.

В конце месяца генерала Подольского провожали в командировку.

— Еду, дочка, на местах смотреть воплощение своего плана! — говорил генерал, прохаживаясь по небольшой, но светлой комнате дочери. — Ответственно, конечно, но и честь большая…

— Ты поедешь в Европу… — полувопросительно проговорила Лерочка, изо всех сил сжимая в пальцах учебник биологии. Она представила, что отец совсем скоро будет так рядом с Юрой, возможно, будет разговаривать с его отцом… У нее перехватило дыхание. — Как бы я хотела поехать с тобой!

— Будет, дочка, в твоей жизни еще и Европа, и все. Учись только хорошенько, не подведи батьку… — своим обычным, смешливым тоном прогремел генерал. — Осталось всего ничего, большая уже…

— Папа, — вдруг заговорила Лерочка, опустив глаза в пол и поставив на колени учебник. — Ты всегда будешь любить меня? Всегда-всегда?

— Что за вопросы, маленький? — не понял генерал и остановился посреди комнаты.

Он внимательно взглянул на дочь. Бледный профиль, закутанная в шаль фигурка. Вроде бы дома тепло, а она мерзнет. Как-то не может он привыкнуть, что дочь уже барышня. Ему удобнее говорить с ней как с маленькой. Пробуешь как со взрослой — она вдруг задает странные вопросы. Нет, лучше как с маленькой.

— О чем ты, Лелик, не пойму? — Генерал часто называл дочь детскими именами. Но тут дочь вскинула на него глаза, полные слез. Он поспешил уверить: — Конечно же, я всегда буду любить тебя, котенок! Как же иначе?

— А если… если, папа, я не оправдаю твоих надежд? Тогда…

— Ах вот ты о чем! — всплеснул он руками. Он взял маленькую детскую табуреточку, что стояла у дочкиной кровати, подвинул поближе, сел. — Ты о медали… — протянул он и тоже взялся за выставленный как щит учебник. При этом его большие грубые пальцы накрыли дочкины — тонкие и нежные. — Знаешь, золотая медаль — оно, конечно, хорошо, но это не главное. Есть в жизни вещи поважнее…

Лера с надеждой вскинула глаза на отца:

— Какие вещи, папа?

— Петя! Машина пришла! — Татьяна Ивановна заглянула в комнату.

Генерал потрепал дочь по голове и поднялся:

— Думаю, ты сама знаешь.

— Не омывай отца слезами, — одернула мать. — Не на войну отправляем!

Началась суматоха последних минут, наставления, просьбы. Никто не обращал внимания на заплаканную девушку, которая льнула к отцу, но у которой уже не было шансов остаться с ним наедине хотя бы минуту.

Поезд ушел. Мать и дочь вернулись с вокзала домой. Квартира показалась им огромной и пустой. Громко стучали настенные часы в гостиной, шумно опускалась гирька на цепочке. Было слышно, как простучал копытами по мостовой патруль конной милиции.

— Лиза, поставь самовар, — размякшим голосом попросила Татьяна Ивановна. — Посидим втроем, посумерничаем…

В прихожей раздался звонок. Лиза пошла открывать.

Когда Лера выглянула в коридор, увидела домработницу с конвертом в руках. Та крутила конверт, словно была не в состоянии понять, что это такое.

— Лиза, это мне! Мне?

Лера выхватила конверт, глазами схватила имя на конверте, покраснела, побледнела, прижала письмо к груди и побежала в свою комнату. Лиза слышала, как щелкнул дверной замок.

— Лиза, что за шум? Кто приходил? — Татьяна Ивановна выглянула из комнаты.

— Почтальон приходил. Письмо для Лерочки, — тихо ответила Лиза и, не глядя на хозяйку, поспешила шмыгнуть на кухню.

— Какое письмо? От кого? — Татьяна Ивановна толкнула дверь в комнату дочери, но та оказалась заперта. Она пожала плечами. В ожидании чая Татьяна Ивановна уселась за свою работу — она крючком вязала новую салфетку на стол. Навыки, полученные в деревенском детстве, Татьяна Ивановна сумела превратить в хобби и теперь с удовольствием рукодельничала, украшая дом. Повсюду лежали белые крахмальные ажурные скатерти и салфетки, что придавало убранству одновременно простоту и шик.

Отъезд мужа в заграничную командировку несколько расстроил ее. Не то чтобы Татьяна Ивановна оказалась к нему не готова, не в этом дело. Нужно признаться, ей весьма хотелось самой сопровождать Петра Дмитриевича. Ведь для нее командировка мужа могла стать увлекательным путешествием. Она любила бывать за границей. Особенно Татьяну Ивановну привлекали магазины. Маленькие лавочки в полуподвальных помещениях, с колокольчиками при входах. Спустишься в такую лавочку, и словно в другой мир попал. Сколько красивых вещей! А продавцы? Даже ни слова не понимая по-русски, они умудряются угадать каждое твое желание. Не то что в наших магазинах! Татьяна Ивановна помнит историю каждой вещи, купленной там . Помнит все магазинчики и даже запахи, царящие в той или иной лавке. Сколько там вещей, которые и не снились нашим товароведам! Да, неплохо было бы теперь на полгодика отправиться вместе с мужем в Европу! Но как оставить дочь накануне выпускных экзаменов? Об этом не могло быть и речи. Золотая медаль — дело серьезное. Можно представить, сколько найдется желающих почесать языки, если, не дай Бог, Калерия срежется на экзамене или по конкурсу не пройдет в институт! Нет уж, Татьяна Ивановна этого не допустит. Она будет рядом и за всем проследит.

— Лиза, я чаю дождусь?

Татьяна Ивановна вдруг ощутила непривычную тишину в квартире. Даже часы вроде стали тише себя вести. Затихло все, как бывает в природе перед грозой. Она отложила вязанье, вышла в коридор и увидела домработницу. Та держала самовар, но весь ее корпус был вытянут в струнку и устремлен в сторону двери Лерочкиной комнаты. Лиза как будто силилась что-то услышать. Заметив хозяйку, Лиза отпрянула от двери и быстро засеменила в гостиную.