Алина Знаменская - Голубка

— Я? Глупостями? — Татьяна Ивановна растерялась от неожиданного натиска мужа. — Что с тобой, Петя, я не пойму? Я просто думаю о будущем… Я мечтаю, а ты… Я горжусь дочерью, а ты обвиняешь меня бог знает в чем…

Татьяна Ивановна не смогла сдержать слез. Она запахнула халат, отошла к окну, отвернулась. Генерал понял, что переборщил. Ну в самом деле, чего он хочет от Татьяны? Она всего лишь мать. В конце концов, взял ее деревенскую, а ждет от нее интеллигентности, тонкости этакой…

— Я тоже горжусь нашей дочкой, — смягчился Петр Дмитриевич. — Она у нас красавица, умница и серьезный человек. Я уверен, ей и в голову не приходит то, что тебе. Лялька вся в меня!

Генерал рассчитывал, что жена воспримет последнее замечание как шутку, посмеется вместе с ним и перестанет дуться. Не тут-то было. Со стороны окна послышались всхлипывания. Петр Дмитриевич глубоко вздохнул.

Честно говоря, он не понимал, как можно быть такой нечуткой, как Татьяна. Ведь он не раньше как пару дней назад признался ей, что наконец закончил очень важную работу. Главнокомандующий поручил именно ему разрабатывать проект решения, касающийся размещения наших войск на Западе. Что подал свою работу в генштаб и, конечно же, там ее сейчас рассматривают самым тщательным образом. Вчера у него весь вечер горело лицо, и он буквально физически ощущал, как кто-то читает его работу. Он искренне не понимал, как можно сейчас думать о чем-то другом, говорить о каких-то мальчиках, девочках! Ведь от судьбы плана зависит его дальнейшее продвижение по службе. А она ни разу не спросила, не поинтересовалась.

Конечно, она всего лишь женщина… Но она жена офицера, черт подери!

Петр Дмитриевич крякнул и сел на кровати. Встряхнул газету и аккуратно сложил ее вчетверо. Конечно, он к ней придирается. Помнится, когда привез ее, девчонку, на их первое место службы, она спросила его: «Что я должна делать, чтобы ты был доволен?» Так и спросила, он это хорошо помнит. И говорок ее по-южному мягкий, смешной помнит. И глаза наивные. И он ей сказал: «Я, Таньча, намерен дослужиться до генерала. А ты должна соответствовать». Он, конечно же, преувеличивал немного, но оказался прав.

А Татьяна все восприняла всерьез, старалась. И у нее получалось. Он только диву давался: стол накроет с сервировочкой, салфетки накрахмалит, посуду начистит. Все подмечала, всему училась. Дома всегда чисто, уютно. Какие-то салфеточки кругом, подушки вышитые. Все эдак ловко у нее получается, он за это ее всегда ценил. А тут, незадача, погорячился. Придется теперь подлизываться…

Подошел к жене.

— Таньча, ну не дуйся… — заговорил он своим обычным, домашним тоном. — Я нервничаю немножко из-за своей «стратегии»… Ты же знаешь, у меня есть недоброжелатели, которые будут рады втоптать в грязь… Любой промах — повод для насмешки…

Жена молчала, не меняя позы. Петр Дмитриевич обнял ее за плечи.

— А сколько у нас блатных! Сколько карьеристов, блюдолизов, которые не то что план-обоснование для главнокомандующего разработать, рапорт грамотно составить не в состоянии!

Татьяна Ивановна понимающе кивнула. Да, таких полно, и все они завидуют блестящему уму и предприимчивости ее мужа.

— От решения комиссии многое зависит, Танечка, — мягко продолжал генерал, — и я сейчас ни о чем другом не могу рассуждать.

— Да, я понимаю, — наконец согласилась супруга. — А тут у нас гости… Таскаем тебя по Москве…

— Нет, я рад, ты же знаешь, я всегда рад… Но наверное, я устал, дорогая. Простишь меня?

— Ну куда ж деваться? — сдалась Татьяна Ивановна и добавила: — Хотя я уверена: ты совершенно зря нервничаешь. Твой план признают блестящим, его одобрит главнокомандующий.

— Ах ты моя предсказательница!

Генерал легко поднял жену и отнес на кровать. Газета была забыта, «стратегия» до утра — тоже. Как любил говаривать генерал, супруги предались «забавам молодости».

Ноябрь принес в Москву ветры, которые, совершенно ошалев, носились по арбатским переулкам, срывая последние листья с деревьев и бросая их на мокрый булыжник и асфальт.

В скверах и парках неустанно работали дворники, сгребая листву и подметая дорожки.

Рита Малышева бежала по Садовому, подняв воротничок пальто и придерживая руками беретку. Несмотря на сюрпризы осенней погоды, Рита отчаянно любила праздник 7 ноября. Улицы, украшенные флагами и транспарантами, марши, доносящиеся из громкоговорителей отовсюду, постовые в парадной форме, вымытые дождем машины и народ — с шарами, с флажками, спешащий к Красной площади… Красотища!

Потоптавшись у подъезда Подольских, Рита быстро замерзла, но уходить с улицы не хотела, лучше подождать подругу тут. Толстая, укутанная в телогрейку, в белом фартуке мороженщица катила свою тележку. Рита поколебалась секунду, кинулась к тележке и купила эскимо. Теперь она вынуждена была зайти в парадное, чтобы в тепле насладиться мороженым.

Подружка задерживалась. Рита про себя обозвала Калерию копушей и развернула фольгу. Больше всего она любила откусывать тонкий, быстро покрывающийся мелкой росой шоколад.

Прошумел лифт. Рита приготовилась было выговаривать подруге за опоздание, но двери лифта плавно разъехались, и вышла вся семья Подольских, в полном составе. Генерал в парадной шинели и каракулевой новой папахе, погоны сверкают позолотой. Рита едва не зажмурилась от столь головокружительного блеска. Не менее сногсшибательно выглядела и мать Калерии. Поверх длинного буклированного пальто была наброшена накидка из черно-бурой лисы, а руки Татьяны Ивановны спрятаны в такой же черно-бурой муфточке. Шикарно! Рита чуть не поперхнулась эскимо. Подруга маячила позади родителей с совершенно постным лицом.

— Здравствуй, Рита. Что же ты не поднялась? — пропела Татьяна Ивановна, благосклонно улыбаясь, наверняка хорошо осознавая свое величие и блеск.

— С праздником, Татьяна Ивановна! С праздником, Петр Дмитриевич! Какие вы… ослепительные! — затараторила Рита, искренне расширив восхищенные глаза.

Пропустив вперед чету Подольских, Рита пристроилась к хмурой Калерии.

— Ты что так долго? — зашипела она той в самое ухо. — Мы можем опоздать.

Лера как-то странно взглянула на нее и ничего не ответила. Зато отозвался генерал:

— Я скажу Васе, он отвезет вас, девочки. Нехорошо подводить коллектив.

— Нет! — почти вскрикнула Калерия. Родители обернулись на ее голос. — Мы пешком, тут ведь совсем рядом! Мы бегом, правда, Рита?

Та удивленно вытаращилась на подругу. Что это значит? Конечно же, быстрее в машине. К тому же Вася… Лерка знает, что водитель Подольских симпатичен Рите, и вообще… В машине теплее, в конце концов!

Рита так думала, но возразить не решилась. Слишком уж упрямое и решительное выражение лица было у подруги. Вероятно, поругалась с родителями. Бывает… Хотя с такими родителями — ругаться?