Татьяна Тронина - Фата из дождя

В комфортабельной палате стояли букеты роскошных цветов. Откуда они – то ли от семьи, то ли это был обычный (обычный для VIP-отделения) больничный антураж, – Ваня так и не признался.

Пару раз она чуть не столкнулась с Гуровым. И после того она старалась сократить свои посещения, тем более что Ваня сообщил, что его сыновья, которые уже прилетели в Москву на каникулы, обещали заглядывать к нему каждый день.

«Он просто радуется жизни, – уговаривала она себя, сидя в пустой квартире на Фрунзенской набережной. – Он любит своих сыновей, многим обязан Гурову, между ними еще есть какие-то незавершенные дела... Почему я должна ревновать его ко всему этому? Скоро все закончится, и он вновь вернется ко мне. Иначе и быть не может! Ведь он сам не раз повторял, что я – единственный человек, который ему нужен, и только со мной он по-настоящему счастлив. Он пришел ко мне в самый трудный период своей жизни, когда думал, что до смерти ему остался всего лишь один шаг, – значит, для него существую только я, а не Марьяна... Пусть Гуров, пусть дети, но к Марьяне он уж точно не вернется!»

И вот однажды, в один из июльских ливней, он позвонил и сказал, что сейчас приедет.

– Ванька, тебя выписали? – закричала она радостно в телефонную трубку.

– Да-да, только что! Никуда не уходи, я через полчаса буду...

– Господи, да куда же я уйду? – искренне удивилась она. – Я тебя две недели жду не дождусь...

В самом деле, он скоро приехал.

Валя бросилась ему на шею.

– Валька, я весь мокрый... Там такой ливень!

– Ванечка, милый, самый хороший, самый любимый, как же я по тебе соскучилась... Мы снова вместе!

– Валя, ты меня сейчас задушишь! – засмеялся он.

В гостиной был накрыт стол – с учетом предписаний диетологов, но Валя не удержалась и для себя припасла бутылку шампанского. Она зажгла две длинных свечи, стоявшие по краям стола.

– Пусть это выглядит несколько банально... Но все же твое возвращение – настоящий праздник! – торжественно произнесла она.

– Валька... – тихо сказал он и поцеловал ее.

– Может, ты переоденешься? – спросила она. – Рубашка у тебя мокрая.

– Да-да, сейчас.

Он сел за стол, посмотрел на свечи. Пламя колебалось, плясало, отражаясь в Ваниных глазах.

– Валя, – нерешительно произнес он. – Ты понимаешь...

– Что? – продолжая улыбаться, спросила она.

Ваня глядел на нее пристально, с сожалением, и вдруг она поняла, что это сожаление относится к ней. Она поняла, что сейчас он скажет нечто такое, что никак не может ее обрадовать.

– Валя, мне придется сейчас уйти.

– Надолго? – вздрогнула она.

– Нет. То есть я надеюсь, что ненадолго. Понимаешь, столько еще всего несделанного... Филипп Аскольдович буквально упросил меня заняться кое-какими делами, которые мы планировали раньше.

– Ванечка, ты же говорил, что больше никогда не вернешься к этой работе? – напомнила она дрожащим голосом.

– Да, говорил, – печально согласился он. – Но я не могу его подвести. И потом, я так редко вижу Гошку с Тошкой... Они мечтают сходить со мной в зоопарк.

– Но ты вернешься вечером?

– Н-нет. Ты знаешь, дети не должны знать, что я живу с другой женщиной. Пусть думают, что у нас с Марьяной все в порядке.

– С Марьяной? Ванечка, так ты решил вернуться к Марьяне?

– Господи, Валя, я же говорю – это только ради детей. В конце августа они уедут, и все будет по-прежнему.

– В конце августа?!

– Валя, ты что, хочешь лишить меня детей, да? – с отчаянием спросил он и машинально дунул на одну из свечек. Она потухла, и сизый дымок струйкой поднялся вверх. – Ну я не ожидал от тебя...

– Погоди... Ничего я не хочу тебя лишить! Встречайся с детьми – сколько угодно, сколько надо. Встречайся с Гуровым, черт с ним... Но не надо Марьяны!

– Валька, глупая, да ты ревнуешь! – Он засмеялся, встал, хотел обнять ее, но Валя выскользнула из его рук. Сердце ее разрывалось надвое.

– Не ходи к ней! Не ходи к ней... – пробормотала она с отчаянием. – Ванечка, ведь рано или поздно тебе придется дать им понять – Марьяне, Гурову, Гошке с Тошкой, – что у тебя началась новая жизнь!

– Валька, пойми – сейчас еще не время...

– Времени не будет никогда! – закричала она. – Ванечка, ты должен решиться...

Он отошел к окну, постучал пальцами по стеклу. Дождь прекратился, но на горизонте, за Нескучным, вновь набухала очередная туча.

– Ты эгоистка... – хмуро произнес он. – Ты хочешь меня всего и только себе. Так нельзя... Конечно, я много наговорил лишнего – тогда, когда думал, что умираю и жить осталось всего ничего. Но обстоятельства изменились. Я должен вернуться. Ненадолго... На время.

– Ва-неч-ка, не у-хо-ди... – прошептала она с усилием. – Ты... ты опять меня бросаешь...

– Никуда я тебя не бросаю, глупенькая!

– Это наш последний шанс... мы можем начать жизнь заново... мы можем исправить ту ошибку, которую совершили когда-то...

– Да все мы успеем исправить, – вздохнул он с тоской. Он уже хотел уйти. Валя это кожей почувствовала – то, как он хотел сейчас уйти.

– Нет! Будет поздно... Я не выдержу этого – второй раз...

– Ты как будто не рада, что я жив-здоров, – вдруг с обидой произнес Ваня. – Знаешь, наверное, ты хотела, чтобы я умер, да? Ведь тогда бы я принадлежал только тебе. Мертвый, но зато твой!

– О боже... – Валя смахнула с лица слезы. – Ты говоришь ужасные вещи. Ладно, уходи.

– Я позвоню тебе, – помолчав, спокойно произнес он. – В ближайшее время. И все будет хорошо.

– Да.

– Ну вот и умница... – Он поцеловал ее в висок. И ушел.

Она вздрогнула, услышав, как щелкнул дверной замок за его спиной, и несколько минут стояла молча. Потом начала медленно собираться.

К чему ей эта чужая квартира, к чему ей этот вид из окон, к чему все...

Валя не плакала. Она чувствовала только тяжелую, невыносимую усталость, которая придавливала ее к земле.

Неделю она жила в квартире деда. Это было странное, неопределенное существование, когда душа ничего не хочет и ни к чему не стремится, потому что будущее теряется в неизвестности.

Но первого августа Валя словно очнулась от спячки. «Так жить нельзя! – сказала она себе. – Я сойду с ума, если буду все время думать о Ване...»

Она сама позвонила ему.

– Ванечка...

– Послушай, мне сейчас некогда... – торопливо заговорил он. – Через пятнадцать минут заседание, а я тут еще кое-какие бумаги должен разобрать...

– Ваня, всего одна минута! – взмолилась она.

– Ладно... – Он, видимо, вышел в другое помещение – шум голосов, который сначала слышался явственно, исчез. – Ну, я тебя слушаю.

– Я знаю, ты просил подождать меня до осени, но я так не могу. Нет, правда! – воскликнула она. – Ты, мне кажется, для себя уже решил, как тебе жить дальше. Не мучай меня – скажи, что именно ты решил! Скажи честно, не бойся сделать мне больно! Эта неопределенность – она еще хуже...