Анна Богданова - Юность под залог

– Ой! Мы в мужском туалете! – Калерина, кажется, обрадовалась этому факту.

– Иди, иди, малахольный, я сам подберу! – И Гаврилов, вышвырнув сквернослова и прикрыв за ним дверь, набросился, сжигаемый желанием и похотью, на Галюнчика. Та, в свою очередь, с охотой и дикой даже какой-то жаждой откликнулась на его желание.

Бывают романы «служебные», «жестокие», «тюремные», «военно-полевые». Владимир Иванович же умудрился закрутить роман клинический, который протекал в психушке № 49 на протяжении сорока одного дня, вернее будет, наверное, сказать, не протекал, а стремительно несся, подобно реке с безудержным течением, минуя огромные валуны в лице медперсонала больницы.

Приостановился этот сумасшедший клинический роман двух одиноких сердец лишь в то утро, которое явилось своеобразной береговой излучиной в развитии отношений Калериной и Гаврилова, когда последнего выписали.

Далее события разворачивались следующим образом.

Зинаида Матвеевна с нетерпением ждала бывшего мужа из больницы, дабы вновь ощутить то неземное блаженство, которое она, как назло, почувствовала при близости с Гавриловым только после развода. Если б Зинаида знала, что такое возможно, она никогда в жизни бы не развелась с ним, стоически перенося всех побочных женщин Владимира Ивановича, его скверный, взбалмошный характер, скандалы и периодические пьянки.

Чего еще ждала Зинаида Матвеевна? Ну, конечно же, внука или внучку – в конце февраля дочь должна была разрешиться от бремени.

Еще Зинаида Матвеевна со страхом и трепетом ожидала следующего сентября, потому как именно в этом первом осеннем месяце ей стукнет пятьдесят пять лет, что означает лишь одно: конец ее бухгалтерской деятельности в качестве кассира часового завода. Для Гавриловой это было бедствием, потрясением – одним словом, полнейшей катастрофой. Чем займет она себя в длинные, нескончаемые свободные часы? Что станет делать, когда под рукой не будет деревянных счетов с отшлифованными ее рукой за многие годы костяшками? Чьи деньги она станет считать, злясь, возмущаясь и завидуя? Пустоту, пугающую и безысходную пустоту видела впереди Зинаида Матвеевна.

У Авроры была своя жизнь – она скоро сама станет матерью. У Гени (любимца Зинаиды Матвеевны) – своя. Тут надо заметить, что Кошелев, после того как сестра переехала к Метелкиным, развернулся, разошелся, разгулялся не на шутку. Он переселился в большую комнату, вытеснив мамашу в свою – маленькую, и каждый месяц приводил и приводил новых избранниц. К слову сказать, Таня Зарина, с которой Кошелев появился на свадьбе сестры, была брошена им, забыта и выкинута как из головы (в сердце девушки у него никогда не было), так и из жизни, как лишний груз из лодки, тянущий ее ко дну.

– Маманя! – кричал он из коридора. – Выйди, познакомься с Валюхой! Хорошая девка! Будет с нами жить!

Через месяц-полтора Валюха летела за борт, в набегавшую волну, и Геня знакомил родительницу с очередной «хорошей девкой». Познакомившись и выдавив дежурную, натянутую улыбку, долго и упорно репетируемую перед зеркалом, Зинаида Матвеевна обыкновенно трясла девицу за руку, лицемерно приговаривая, что ей очень приятно, после чего вызывала сына на кухню «на пару слов» и закатывала ему тихий скандал, переходя на нервной почве на свой родной вологодский говор:

– Генечка! Я, конечно, понимаю, что тебе тридцать лет и у тебя давно бы уж должна быть семья! Но если ты каждый месяц будешь водить девиц, ты никогда не женишься! Так и останешься бобылем! – окая, пугала она сына, раздувая пухлые щеки своего грушеподобного лица.

– Да ладно тебе, мамань! Все в ажуре! – отмахивался Геня – мамина гордость, сын-красавец с лицом Жана Маре и «туловищем Лефонида Жаботинского» (по твердому убеждению Зинаиды Матвеевны, именно в этих двух мужчинах соединились воедино те качества, которые непременно должны быть у каждого настоящего представителя противоположного пола, – мужество, сила, ум и красота. У Гени все это было, на ее взгляд).

– А что – ладно?! Что ладно-то! – расходилась она, переходя с шепота на тихий визг. – Нашел бы себе порядочную девушку, женился бы на ней, детки б пошли...

– Не родилась еще такая! – легкомысленно отвечал Геня.

– Да уж конечно! – почти кричала Зинаида Матвеевна.

– Да ладно тебе, мамань! Налифки фталифки попово селисински? А? – спрашивал Геня, хитро подмигивая матери, намекая придуманной им самим нелепой фразой на то, что разговор можно считать оконченным.

– Ой! Иди уже! – таяла Гаврилова, и, когда сын скрывался в коридоре, она с нескрываемым восторгом восклицала: – Красавец! Высокий, статный, складный! Весь в отца! Конечно, трудно ему будет найти подходящую девушку, – понимающе вздыхая, заключала она.

Итак, Зинаида Матвеевна совершенно не представляла себе, куда применить и на что потратить свою еще фонтаном бьющую энергию, когда ее проводят на заслуженный отдых. Дальше ее ждала, как говорится, тишина.

Единственное, что оставляло надежду, горя́ тонким фитильком в ее душе, – страстные спонтанные встречи с бывшим мужем. Но и тут ее ждало разочарование.

Зинаида Матвеевна, взяв пару путевок в подмосковный санаторий «Ласточка», надеялась провести с бывшим супругом две незабываемые медовые недели. Все шло вроде своим ходом – так, как должно было бы: Гаврилова выписали из больницы аккурат за две недели до Нового года. Но...

В жизни всегда все случается не так, как нам бы хотелось, или не так, как мы загадали. Владимир Иванович еще до выхода на работу (в воскресенье) приехал к Метелкиным навестить свою беременную дочь. Зинаида Матвеевна, конечно же, не могла не знать об этом и как коршун поджидала экс-супруга с самого раннего утра, сидя на грязной кухне.

Тут все было как обычно. Сначала на кухне появилась сватья – заспанная, в грязном халате, шаркая тапками. Она поздоровалась с Зинаидой Матвеевной и предложила ей холодного чая с зефиром.

– Нет, Ульяна, спасибо, я позавтракала, – отказалась Аврорина мамаша: она брезговала есть в этой семье.

– Ах! Ну раз позавтракали... – молвила Ульяна Андреевна, не зная, что можно еще сказать.

По коридору, топая, как слон, прошел Алексей Павлович – он уже разлепил веки, проморгался, покопошился толстым мизинцем в ушах, покрякал, сидя на кровати, и теперь отправился в ванную (скорее по привычке, нежели из-за необходимости).

Минут через десять тесть предстал весьма довольный всеми и всем, с маслеными блаженными глазками и, налив себе заварки, затянул:

– Вот, Зинаид Матвевна, хоть ты мне растолкуй! Все говорят о каком-то смысле жизни! А есть ли он вообще? – И Алексей Павлович, прищурившись, пытливо посмотрел на сватью.

– Не обращай внимания, Зинаид, – предупредительно проговорила Ульяна с набитым ртом. – Щас начнет – есть смысл жизни, нет смысла! Вот ты скажи, ирод, зачем по утрам в ванную ходишь? Особенно сегодня? Сегодня-то для чего? Сегодня-то выходной, – ровно, без эмоций, спросила мужа Ульяна.