Дарья Волкова - Львица по имени Лола

— Я размазала всю твою косметику, — Дина провела пальцем по его скуле. — Тушь у тебя посыпалась.

— К черту ее, — счастливо вздохнул Лев, обнимая Дину крепче. — Сейчас все смою, переоденусь и свалим отсюда.

— Нет!

Он оторопело уставился на девушку. Но ответить Дина не успела, дверь открылась. Стоящий в дверях Кулик ошарашенно разглядывал представшую его глазам картину — его артист, без парика, с размазанным гримом, обнимающий девушку со следами той же алой помады на лице.

— А…гхм… извините… Лев Аркадьевич, там просто зал на ушах и… Ладно, — кашлянул, — я попозже… зайду.

— Левушка… — теперь Дина обхватила его лицо ладонями. — Ты должен туда вернуться. На сцену.

— Нет, — он помотал головой. — Все. К черту. Я все сказал.

— Ты же обещал выйти на бис.

— Концепция поменялась.

Дина смотрела на него, словно не верила, что он способен на такое упрямство.

— Ты не представляешь, что там творится в зале, — тихо произнесла она. — Ты просто не представляешь, что ты с ними сделал.

— Мне все равно. Ты рядом — это для меня главное. Я никуда от тебя не пойду.

Дина ткнулась носом ему в шею. Левка счастливо дышал ароматом ее волос. Какая сцена, какая Лола, какой бис? К нему вернулось счастье. И он просто не в состоянии сейчас выпустить его из рук.

— Послушай меня. Пожалуйста, — зашептала Дина ему в шею. — Пожалуйста, послушай. Ты должен все завершить.

— Я все завершил.

— Нет.

Лев смотрел на нее. Он не верил, что эта девушка способна на такое упрямство.

— Это не профессионально, — продолжала она.

— Мне плевать.

— В тебе сейчас говорят эмоции, — ее пальцы заскользили по его лицу. — Но потом ты пожалеешь, я знаю. Я не хочу ломать твою карьеру. Я не хочу, чтобы ты поступал неправильно только потому, что я не сообразила вовремя, как сама должна поступить.

— Дина…

— Послушай меня, умоляю! — она снова обхватила его лицо ладонями. — Ты должен сейчас сделать все правильно. Ты должен сделать то, что обещал. Я чувствую, что так надо, понимаешь? — приблизила своё лицо к его, так, что он перестал видеть что-либо, кроме ее темных настойчивых глаз. — Понимаешь?

— Нет, не понимаю.

- Тогда — поверь. Поверь мне, прошу. Сделай то, что обещал. Так правильно, я чувствую!

Левка вздохнул. Больше всего ему сейчас хотелось стянуть с себя все эти женские тряпки, смыть грим, взять Дину за руку и уйти, не оглядываясь. Но в ее голосе была странная уверенность. И он заколебался. А Дина это почувствовала.

— Я сейчас уеду…

— Нет! — еще чего не хватало! — Я тебе никуда не отпущу!

— Так надо, мой хороший, — Дина уговаривает его как маленького. — Я буду тебе мешать. Если я буду в зале — я буду тебе мешать. Я знаю это.

— Я не отпущу тебя, — повторяет Лев упрямо. — Нет. Нет!

— Я никуда не денусь, золотой мой, — к уговорам присоединяются губы, и она покрывает легкими поцелуями лицо с потеками туши и следами помады на подбородке. — Никуда не денусь теперь, понимешь? Я твоя.

— Повтори.

— Я твоя, моя любимый Лев. Я твоя, — шепчет она между поцелуями. — И именно поэтому я должна сейчас уехать — чтобы ты смог сделать все правильно. Я поеду домой. И буду тебя ждать. Ты сделаешь то, что должен, и приедешь ко мне. А я буду тебя ждать. Столько, сколько потребуется. Два часа, три, четыре, всю ночь, весь день. Я. Буду. Тебя. Ждать.

Лев вздохнул. И сдался.

— Поцелуй меня.

И Дина поцеловала. Это был совсем другой поцелуй. Не робкий поцелуй влюбленной девушки. Не поцелуй только-только открывающей для себя подлинную чувственность юной женщины. Это был настоящий женский поцелуй. Которым она целует своего мужчину, провожая его на какое-то важное дело. Говорящий: «Все будет хорошо, ты со всем справишься, я тебя жду». И Левка сдался окончательно. И разжал руки.

На прощание Дина вырвала из блокнота листок, быстро начеркала на нем что-то, подошла и засунула его в вырез платья.

— Всегда мечтала запустить руку тебе в декольте, — хихикнула она. Увернулась от его рук. А потом обняла сама крепко. Шепнула на ухо. — Спой им на бис так, чтобы они все там умерли от восторга.

Стукнула дверь. В комнате остались только мужчина в чёрном с пайетками платье, аромат духов его любимой женщины и недопитый ими чай в чайнике.

Прекраснейший натюрморт, если знать, что с ним делать.

Лев Кузьменко знал.

Сунул руку в вырез платья, вытащил записку. Прочел. Улыбнулся. Через голову стянул таки треснувшее по шву платье, снял все остальное лишнее, натянул джинсы, вытер влажной салфеткой остатки грима с лица, сел на диван и с наслаждением допил остывший чай из носика чайника.

В дверь робко стукнули.

— Лев Аркадьевич? — раздался вопросительный голос Кулика из-за двери.

— Десять минут.

***

«Каракатица» сошла с ума. Свист, скандирование, вопли. Дополнительно нанятые на этот вечер сотрудники для обеспечения безопасности под командованием Гаврилова заняли позиции вокруг сцены, но публику это не смущало. Топот и гвалт нарастал. А сцена стояла пустая. Даже музыканты покинули ее от греха подальше.

Первым вернулся ударник — лысый брутальный бородач с тоннелями в ушах. Подошел к микрофону.

— Ща все будет, не ссыте, — низко хохотнул и прошел к своему месту за барабанной установкой.

Следом вернулись гитарист и клавишник. Но музыка не начиналась. Зал, было притихший, снова начал гудеть.

И тут свет погас — не только на сцене — во всем клубе. А потом загорелся ярко — но лишь на сцене. И в наступившей тишине к микрофону вышел человек.

Темноволосый, темноглазый. Среднего роста. Плечистый и крепкий. Синие джинсы, кроссовки, рукава голубой с красным клетчатой рубашки закатаны до локтя. Человек подошел к стойке, знакомым жестом положил на нее руку, опоясанную широким металлическим браслетом часов. И знакомым и одновременно незнакомым голосом произнес.

— Добрый вечер. Вы знаете, что эта самовлюбленная цаца по имени Лола никогда не выходит на бис. Сегодня — не исключение. Но я попробую ее заменить. Меня зовут Лев Кузьменко. Ну что, попоем?

Ответом ему стала гробовая тишина.

Ну а чего он ожидал? Публике нужна Лола. А ее нет. Она ушла. Совсем.

Лев вздохнул. Обернулся. Кивнул ударнику.

И вдруг в звенящей тишине раздался женский всхлип.

— Ой, мамочки, я сейчас описаюсь. Он и правда красавчик!

Человек у стойки микрофона улыбнулся. И улыбка эта осветила зал «Синей каракатицы» не хуже мощного прожектора.

Зарокотали барабаны, им вторили синтезатор и гитара.

Блеснули на запястье часы, когда человек на сцене взялся на стойку микрофона знакомым жестом. И знакомо-незнакомый бархатный голос поплыл над залом.

Концерт давно окончен

Но песня бесконечна

Пусть отключат на сцене