Дарья Волкова - Львица по имени Лола

— Я убью его!

— Да стой ты!

— Отпусти!

— Остынь, тебе говорю! — Гавря, наконец, смог отпихнуть Льва своим мощным плечом. — Девушкой лучше займись.

Лев опомнился, обернулся. И кинулся к Дине, которая судорожно отдирала с запястий скотч. И она руками с прилипшими шелестящими клейкими ошмётками обхватила его за шею.

— Не трогай его, умоляю! — зашептала сипло, сквозь хрип, ему в шею. — Не трогай, пожалуйста, не марайся!

Она дрожала и всхлипывала в его руках — и он не мог не обнимать, не прижимать. Зачем он отпустил ее сегодня?! Идиот, придурок, кретин! Пока он сам наслаждался триумфом, здесь, в этой квартире творился настоящий ужас. И Лев снова обнимал, прижимал и смотрел, как Гаврилов, прижав коленом между лопаток, связывает желтым поясом от махрового халата дрыгающемуся Разину руки за спиной.

— Все, — Гаврилов разогнулся, вытер пятерней пот со лба. Легонько пнул Разина в бок. — Полежи, охолони, сердешный.

Разин что-то промчал сквозь скотч. Гавря носком ноги отодвинул подальше пистолет, а потом сдернул с крючка полотенце и взял оружие в руки. Покрутил в разные стороны.

— Хорошая пушка какая. И состояние ухоженное.

Левка и Дина одинаковыми, все еще ошарашенными взглядами смотрели на Гаврю. А он, замотав пистолет в полотенце и положив его на открытую полку между тарелками и чайником, назидательно произнес:

— Никогда не берите в руки оружие, если не имеете внутренней готовности его применить. Иначе это оружие используют против вас же.

Так оно и вышло. На курок Разин не нажал. Может, не был морально готов в тот момент стрелять, и пистолет был лишь элементом угрозы. А может быть, не успел, не сориентировался, не хватило реакции. Потому что в ход событий стремительно ворвался Гаврилов. С «Юпитером» наперевес.

Ведь еще древние римляне — а они были умные люди, они, знаете ли, пожили — вслед за древними греками, а те тоже были не дураки и пожили еще больше — говорили: «Никогда не спорь с Юпитером, чувак». Модная швейцарская пушка оказалась бессильно против неумолимого полета аккордеона, направленного могучей рукой бывшего десантника.

— Что тут вообще было-то у вас? — задал Гаврилов очень насущный и необходимый вопрос. Отвечать на который пришлось Дине. Она все еще не преставала дрожать и жалась к Левке.

— Он пришел, — начала она медленно. — Поздно пришел, постучал. Я думала, что это ты, — сжала пальцами ткань голубой с красным рубашки. — В глазок не посмотрела, открыла, ну он и… вошел.

— Он тебе что-то сделал? — вопрос задался через ком в горле. Масштаб случившегося и не случившегося начал постепенно наползать, как грозовая туча из-за горного перевала.

— Он… он… сказал, что пришёл поговорить. Но сразу начал говорить гадости. Меня ругал, говорил, что я ломаю дело своего отца. А потом… Господи, что он говорил про маму… Такие мерзкие вещи… — Дина всхлипнула и ткнулась носом Льву в плечу.

— Слышь, ты… — Гаврилов ткнул ботинком в лежащего на полу Разина. — Ты про маму зря. Ты чего, не знаешь, что ли? Маму не трожь, мама — это святое.

— А потом он… — Дина выдохнула в попытке успокоиться. — Потом он стал как-то совсем неадекватно себя вести. И я сказала ему уйти. А он… он достал пистолет. Я… — Дина коротко и слегка истерично рассмеялась. — Я же не поверила, что это настоящий. И попыталась Игоря выпихнуть за дверь. Он меня … оттолкнул. Сильно. Я упала. А тут телефон пиликнул. Я… на пол упала, головой ударилась. Даже в глазах потемнело. Встать не успела, он меня… — Дина тяжело сглотнула. — Связал. Руки. И рот заклеил. Палец мой приложил к телефону. Разблокировал. И… — Дина крупно, судорогой вздрогнула.

Лев наклонился, заглянул ей в лицо. И обнаружил не замеченный сразу, наливающийся и сочащийся алым кровоподтёк на скуле. И уже запёкшуюся кровь в углу нижней губы.

Гаврилов снова успел его перехватить.

— Тихо-тихо, горячий кубанский парень, — Гавря крепко держал его поперек груди. — Отбить почки мы ему всегда успеем. Выдохни, Левко, очень тебя прошу. Выдохни.

— Не надо, Левушка, не марайся! — сзади его уже за руки цепляла Дина. — Ничего же не случилось страшного. Я знала, что он мне ничего не сделает. А вот когда он сказал, что ты едешь… Что он тебя дождется… Мне кажется, он меня бы не тронул. А вот тебя… тебя…

Разин на полу дернулся и замычал, явно имея что сказать, но его не стали слушать. Дина перешагнула через его ногу и подошла к Гаврилову. И вдруг ткнулась носом ему в грудь.

— Спасибо. Спасибо вам огромное. Вы… нам… — не договорила и обняла крепко. Поверх ее головы теперь уже Гаврилов ошалевшими глазами смотрел на Левку. И виновато разводил руки.

Дина отстранилась.

— Вас зовут как? — спросила, смущенно вытирая щеки.

— Гаврилов.

— Я про имя спрашиваю, — смахивая слезы, уточнила Дина.

Гаврик на несколько секунд нахмурил лоб. Растерянно посмотрел на Левку. А потом моргнул и широко улыбнулся.

— Леха! Леха я. Меня просто все по фамилии называют.

Дина приподнялась на мысочки и поцеловала его в щеку.

— Спасибо, Алёшенька. Мы у вас в огромном долгу.

После этих слов Дины обстановка в комнате как-то неуловимо поменялась. Словно они — все трое — наконец подвели какой-то итог произошедшему. Первый, предварительный. Но уже могли связно размышлять, оценивать и анализировать произошедшее.

Левка обнял снова прильнувшую к нему Дину и выразил это состояние вопросом.

— И что теперь делать? — и сам себе ответил: — Наверное, полицию надо вызвать? Это же… разбойное нападение, что ли?

Гаврилов задумчиво почесал в затылке.

— Полицию, говоришь? — в ответ ему Дина отрицательно замотала головой. И он с девушкой согласился. — Не думаю я, что стоит в это дело государеву контору пускать. Сами разбираться должны. А ежели чего, то в полицию всегда успеем пожаловаться. Знаешь, чего, ЛевАркадьич?

— Чего, Алексей Батькович?

Гаврилов ухмыльнулся.

— Николаевич я, если чего. Я вот что думаю. Ты же проснулся, как я вижу, взбодрился?

— Вроде того, — хмыкнул Левка. — Когда в тебя тычут пистолетом, кто хочешь взбодрится.

— Ну вот и ладно. Бери Дину Андреевну и езжайте домой — спать. Утро вечера мудренее.

— А этот? — Лев перевел взгляд на Разина.

— А этот пусть тут полежит, подумает о своем поведении. Я его покараулю. А завтра с утра приезжайте — будем думать чего да как. Утро вечера мудренее.

Утро вечера мудренее, это правда. Сейчас голова не соображала совсем, остались лишь базовые, глубинные инстинкты. А они соглашались с Гаврей и говорили, что надо спать, что это самое лучшее, что сейчас можно сделать. Лев посмотрел на Дину, она согласно кивнула.

— Ладно, тогда мы поехали.

— Давайте. Дина, я, если чего — в холодильнике пошарюсь — вдруг жрать приспичит?