Ольга Вечная - Будь моим первым

Он встал из-за стола, принялся мерить кабинет широкими шагами и заламывать руки. Потом подошел ко мне и похлопал по спине.

— В нашем госпитале нет родильного отделения. А знаешь почему? — не унимался Чернов.

— Потому что служат в основном мужчины.

— А у них что…?

— Матки нет, — сдаюсь.

— Какой молодец! Анатомия — пятерка! У мужиков хер, а не вагина. Но ты, я смотрю, на все руки мастер! Хоть бы намекнул, я б тебя пристроил вон в четвертый родильный. Или в перинаталку, — все не унимается Чернов с матерным погонялом. Нетрудно догадаться, откуда оно появилось.

Но при этом я понимаю, к чему они оба клонят.

— Опыт у меня есть, — говорю решительно. Тут слабину дашь — съедят. — Я знал, что делаю. Все расписал в рапорте. Там три страницы мелким почерком.

Пушкин смотрел на меня долго. То на одно плечо голову склонял, то на другое. Как на дурачка или уродца.

— В Сирии обстоятельства были разные, — я продолжил. — Там не спрашивали специализацию, опыт, знания. Если врач — значит, работай. Можешь спасти — спасай. Я оказался в схожей ситуации и действовал. За каждое движение могу ответить. Итог — обе пациентки живы.

— Но сейчас мы не в Сирии, а в России. В Красноярске. В мирное, мать твою, время. Але!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я понял.

Он хмурится.

— Тебе повезло, запомни это. И на рожон больше не лезь. Вообще к этой семье не лезь. Держись от них подальше.

— А то что? — приподнимаю брови.

— А то карьеру свою похоронишь. Что я твоим родителям скажу? Кто им поможет? Военную ипотеку хоть дождись. Игорь Андреевич за тебя поручился перед Барсуковым, но терпение у него не железное.

Дальше пауза. Меня не отпускали, поэтому стою и молчу.

— Я не шучу, Илья. Полезешь к дочери САМОГО Барсукова, тебя через годик и правда отправят в какой-нибудь Северодвинск.

— Надеюсь, у них там хороший роддом.

Пушкин сощурился, потом всплеснул руками.

— Иди работай. Пока все.

Я кивнул, развернулся и направился к двери. Он меня окликнул уже у самого выхода:

— Илья, тебе не хватило войны?

— Я просто хотел помочь. Я знал, что у меня получится. Был уверен.

Тот лишь покачал головой.

Два года службы по контракту наложили отпечаток. Сам не замечаю, а окружающие говорят об этом. Что изменился. Тяжелее стал по характеру и более замкнутым.

— Она не принцесса, — я улыбаюсь. Под маской не видно, но по глазам коллеги считывают. — Она мажорка.

Хорошее слово, хлесткое. Полностью ей подходящее.

В ответ все смеются. Почему мы так много говорим о Полине? Потому что я новенький и все лезут ко мне в душу. И не дай боже случайно ляпнешь, слухи бурным потоком пронесутся по всей больнице. Даже пациенты, должно быть, шушукаются. Илья Ветров принял роды у одной из дочек самого Барсукова (да кто этот мужик такой-то?! Надо хоть погуглить). А со второй — крутит роман.

Две дочки, везде отметился.

— А есть разница между принцессой и мажоркой?

— Да, еще какая, — объясняю. — И слава богу! Потому что на роль принца я тяну не особо.

— А на чью роль тянете, Илья Викторович? — хихикает медсестра Женя.

Хорошенькая, между прочим. Но замужем. Облом по всем статьям. Кстати, в гинекологии девчонок работает больше. Может, и правда поменять специализацию?

— Вот здесь подержи, — командует хирург. — Смотри, как вышло. Видишь?

Киваю.

— Дальше шей.

Принимаюсь за работу.

— Жень, я тяну на роль сомнительного парня. Такие крайне интересуют мажорок, пока те не становятся принцессами.

— Это такие этапы развития в королевском дворце?

— Думаю, да, — подтверждаю. — Из куколки в бабочку.

Полинка — самая настоящая куколка. Ладная, свежая, яркая. Такими только издалека любоваться, по-хорошему бы. Я был польщен, когда она меня свайпнула в тиндере. Первая.

— Когда уже операция закончится и вы заткнетесь, — вздыхает коллега.

— Если вам неинтересно, Михаил Геннадьевич, не слушайте! Илья Викторович, так что там с этапами взросления мажорок?

— Сомнительный парень, у тебя сегодня двадцатичасовая смена. Не забывай об этом.

— Ску-ука, — тяну я.

— Принцессам еще нравятся рыцари, — мечтательно вздыхает Женя.

— А их родителям — не особо, — бубнит зануда Михаил Геннадьевич, — в том числе их заработные платы. Этих рыцарей.

— Зато форма красивая, — не сдается медсестра.

— Женя-Женя, — укоризненно качает головой хирург.

Я же ей быстро подмигиваю.

Возвращаюсь домой следующим ранним утром. А в обед меня будит звонок с неизвестного номера.



Полина

Папа всегда непростительно щедр, когда дело касается дочерей. Думаю, он не поскупился и в этот раз. С лихвой компенсировал Илье из тиндера причиненные неудобства. Наверное, мне больше не стоит чувствовать себя должной. И такой благодарной.

Спасение жизней — это ведь тоже работа. Требует ли она какого-то особенного восхищения или отношения? Кто-то продает яблоки, кто-то газ. Кто-то делает мебель, кладет плитку во время ремонта… Каждый занят своим ремеслом. Мне становится зябко, и я подхожу к окну. Закрываю его, забираюсь на подоконник — он очень широкий — и обхватываю колени. Интересно, найду ли я свое предназначение?

Телефон вибрирует, бросаю взгляд на экран — это Олеся, моя близкая подруга. Всегда моей самой близкой подругой, буквально частичкой души, была сестра, мы жили в соседних комнатах, все свободное время проводили вместе. Потом Мия переехала к мужу и мне пришлось как-то выкручиваться самой. Папа по-прежнему много работал, няня вроде как стала не по возрасту мне, но вместо нее у нас поселилась Настя.

О, что это? Неужели снова топот копыт всадника Ревности? Кыш-кыш, лошадка, у нас тут взрослая девочка.

Морщусь и встряхиваю плечами, словно скидывая невидимые оковы. Быстро открываю сообщение. Олеся зовет в клуб — потанцевать, поболтать, развеяться. Я сначала отказываюсь — из-за Мии совсем нет настроения. Да и подвиг Ильи, ставший проплаченным, будто утратил героизм. Но в итоге принимаю приглашение.

Бросаю взгляд на часы — половина восьмого. Вторая пятница мая. Дом совершенно пустой. Как обычно. Криком кричи — только эхо ответит. Настя читает в своей спальне в конце коридора, прийти к ней и пригласить вместе поужинать — для всадника Ревности это уму непостижимо!

— Ура! — радуется Олеся. — Пойдем в новое место, там очень круто! Влада с Галкой тоже будут.

Напоследок я еще раз листаю фотографии Ильи из тиндера. Не без труда отрываюсь от его светлых глаз и принимаюсь рассматривать детали одежды. На трех фотографиях это футболки и джинсы, на двух — рубашки и брюки. А еще его шею обнимает одна и та же тонкая золотая цепочка. Кажется, с кулоном. Многократно увеличив картинку и прищурившись, я понимаю, что Илья носит крестик. Судя по всему — всегда. Наверное, не снимает его даже в душе. Странный он какой-то. Смешной.