Кейси Маккуистон - Еще одна станция [litres]

Лучшие их ночи бывают тогда, когда они ходят на танцы. Джейн нравится музыка, любая, начиная от концертов приличных местных групп до громких клубов с мигающими огнями, и Огаст ходит с ней, но решительно настаивает, что танцевать она не будет. Убеждения всегда длятся где-то полчаса, и она внезапно оказывается в толпе под ладонями Джейн и смотрит, как та двигает тазом, топает ногами и улыбается в клубах дыма. Она могла бы продолжать топтаться около бара, но пропускать такое не хочется.

Майла тянет за кое-какие ниточки, про которые отказывается говорить, и как ни в чем не бывало приходит однажды домой с фальшивым паспортом для Джейн, в котором уже есть фотография и стоит 1995-й год рождения. Джейн берет его, когда Огаст ведет ее подать резюме в «Билли», и на следующей неделе она начинает работать поваром на раздаче, быстро втягиваясь в ритм добродушных колкостей и двусмысленных комментариев с Люси, Уинфилдом и остальной командой. Джерри смотрит на нее долгим внимательным взглядом, когда она в первый раз подходит к нему за грилем, качает головой и возвращается к бекону.

Иногда, когда Огаст идет домой, она смотрит с улицы на окно своей спальни и думает о сотнях тысяч людей, проходящих мимо него. Один квадратный сантиметр картины, слишком большой, чтобы охватить ее одним взглядом. Нью-Йорк бесконечен, но в своей очень маленькой части он сделан из комнаты за окном с ее книгами и книгами Джейн, заполняющими подоконник.

Огаст наскребает остатки ее последнего студенческого кредита, чтобы купить двуспальную кровать, пружинный матрас, и Джейн выглядит так, будто она на небесах, когда первый раз плюхается на кровать с такой эйфорией, что Огаст раскошеливается еще и на пуховое одеяло. Она осознает, что готова дать Джейн практически все, что та захочет. Она обнаруживает, что даже особо не возражает.

(Джейн в итоге все-таки воплощает в жизнь мечту Огаст: она собирает кровать. Это так же невыносимо, как Огаст всегда представляла.)

В первую их ночь в этой кровати Огаст просыпается, пока Джейн прижимается грудью к ее спине и разношенная ткань одной из большеразмерных футболок Уэса мягко касается ее кожи. Она переворачивается и зарывается носом в углубление между шеей Джейн и плечом, вдыхая ее. Каким-то образом у нее всегда сладкий запах, как будто у нее сахар в венах. На прошлой неделе Огаст смотрела, как она наорала на парня с расистским плакатом на Таймс-сквер, а потом сломала его пополам о колено. Но это все равно правда. Джейн – это воздушный сахар. Острая, как нож, девушка с сердцем из сладкой ваты.

Она просыпается, потягиваясь на простынях, щурясь на Огаст в свете раннего утра.

– Мне никогда это не надоест, – бормочет она, проводя ладонью по плечу Огаст, ее груди.

Огаст краснеет, а потом удивленно моргает.

– Боже мой.

– Что?

Она наклоняется, проводя пальцами по волосам, разметанным по подушке.

– У тебя седой волос.

– Что?

– Да, у тебя седой волос! Ты вроде говорила, что твоя мама очень рано начала седеть?

Она резко подскакивает, садясь и отбрасывая одеяло.

– Я хочу посмотреть!

Огаст следует за ней в ванную, пока футболка Джейн болтается вокруг ее голых бедер. На внутренней стороне одного есть синяк, мягкий лепесток розы. Его оставила там Огаст.

– Он за твоим правым ухом, – говорит Огаст, смотря, как Джейн наклоняется к зеркалу, чтобы изучить свое отражение. – Да, смотри, вот тут.

– Боже мой, – говорит она. – Боже мой. Вот он. У меня не было его раньше.

И это важнее всего остального: новой кровати, клубничного печенья, всех тех случаев, когда Джейн заставляла ее стонать в подушку. Именно седой волос наконец-то заставляет ее почувствовать себя настоящей. Джейн здесь. Она остается. Она будет жить рядом с Огаст столько, сколько они захотят, у них будут появляться седые волосы и морщины от смеха, они заведут собаку, станут скучной старой женатой парой, которая по выходным занимается садоводством, они будут жить в доме с колокольчиками, неухоженным двором и бесить ассоциацию домовладельцев. У них все это будет.

Огаст подходит сзади к ней, стоящей у раковины, и Джейн автоматически подается назад, сплетая их пальцы.

– Почисти зубы, – шепчет Огаст ей в ухо. – У нас есть время для одного раза перед завтраком.

Позже Огаст наблюдает за ней.

Есть кое-что, что Джейн любит делать, когда Огаст нависает над ней. Огаст располагается ниже на матрасе, оседлав ее талию или сидя на пятках между ног Джейн, пытаясь понять, с чего она хочет начать, и Джейн делает это. Она закрывает глаза, раскидывает руки в стороны, водит костяшками по простыни, немного изгибает спину, двигает тазом из стороны в сторону. Голая, каким был хоть раз любой человек на свете, с безмолвной, широкой улыбкой сомкнутых губ, открытая и наслаждающаяся. Впитывающая все, как будто это высшее благословение – быть здесь в кровати Огаст и под вниманием Огаст. Без смущения, без страха, с удовлетворением.

И Огаст чувствует, что ей доверяют и ей восхищаются, что она сильная и способна на все – в общем-то, весь список того, что она двадцать четыре года пыталась чувствовать. И поэтому она каждый раз делает кое-что в ответ: она кладет ладони на бедра Джейн и говорит:

– Я тебя люблю.

– Мм-хмм, я знаю, – говорит Джейн, наполовину открыв глаза, чтобы смотреть на ладони Огаст на себе, и это тоже знакомая рутина. Счастливая знакомая рутина.

Неделю спустя после окончания колледжа Огаст дает Джейн папку.

Джейн хмуро смотрит на нее, допивая кофе над кухонной раковиной.

– Я поняла, чем хочу заняться, – говорит Огаст.

– Отпраздновать конец учебы? – спрашивает Джейн. – Или, типа, в жизни?

Она в последнее время мучилась по поводу и того, и другого. Это справедливый вопрос.

– Можно сказать, и то, и другое. – Огаст прыжком садится на столешницу. – Помнишь, когда у меня был огромный нервный срыв из-за того, что я пыталась понять свою цель в жизни, и ты сказала мне довериться себе?

– Ага.

– Ну, я думала об этом. В чем я себе доверяю, в чем я хороша. Что мне нравится делать вне зависимости от того, востребовано ли это и все такое. И я долго с этим боролась, но правда в том, что разгадывать загадки, находить людей – вот что мое.

Джейн изгибает бровь. Она мило выглядит под кухонным освещением, красивая и взъерошенная после сна. Огаст вряд ли когда-то перестанет считать себя везунчиком от того, что может это видеть.

– Находить людей?

– Я нашла тебя, – говорит Огаст, проводя кончиками пальцев по подбородку Джейн. – Я помогла найти Оги.

– То есть ты хочешь быть… частным детективом?

– Почти, – говорит Огаст. Она спрыгивает со столешницы и начинает расхаживать по кухне, быстро говоря. – Это как… как когда ты видишь вирусный твит, где человек такой: «Вот фотка девушки, с которой мы три дня на круизе были лучшими друзьями, я помню только ее имя, “Твиттер”, сделай свое дело», – и три дня спустя у него сотня тысяч ретвитов, и кому-то удается найти этого случайного человека, основываясь на почти полном отсутствии информации, и помочь двум людям воссоединиться. Люди могли бы нанимать для этого меня.