Альма Либрем - Снегурочка на заказ

Как минимум свободной от постоянно нависающей над душой Виталины, искренне полагающей, что она имеет право вмешиваться в чужую жизнь и отбирать мужчину, который никогда даже не взглянет на неё добровольно.

Я взлетела по ступенькам на третий этаж, окрыленная внезапным чувством свободы, и только тогда повернулась к Даниилу, пытаясь понять, что означало его спокойное выражение лица.

— Переживаешь из-за них? — спросила я, на самом деле полагая, что слишком далека с этой мыслью от истины.

— Нет, — покачал головой Котовский, подтверждая мою правоту. — Даже не знаю, я как будто ожидал чего-то подобного. Примерно с того момента, как ты пришла словно пьяная в спальню, хотя явно не успела бы ничего выпить. И ты совсем не похожа на человека, который в чужом доме рыскал бы по полкам в поиске лишней бутылки коньяка, чтобы немного развеять скуку.

— Приятно слышать, — как-то не особенно весело улыбнулась я. — Но твоя мама сильно обидится, если мы просто так возьмем и уедем.

Котовский взял меня за руку, крепко сжал пальцы, словно пытался таким жестом придать мне… Уверенности в себе, что ли. Или уверенности в том, что мое счастье для меня самой должно быть куда более значимым, чем, например, счастье его матери?

— Не обижайся на этих дур, — ни с того ни с сего попросил он. — Они неисправимы. Но я не позволю нашим отношениям просто так поломаться из-за чужих длинных языков и подмешанных в еду таблеток.

Нашим отношениям? А они у нас есть?

Судя по тому, как Котовский на меня сейчас смотрел, какие-то определенно были. Нельзя сказать, что эталонные и свойственные жениху и невесте, но равнодушным чужим человеком назвать Даниила у меня сегодня почему-то не поворачивался язык.

Котовский сгреб меня в охапку, как будто почувствовал что-то неладное, прижал к стене и буквально навис надо мною. Его горячее дыхание обжигало кожу, и я чувствовала, кажется, излучаемую им силу и уверенность в происходящем.

— И только попробуй мне сказать, — проронил Котовский, — что мы с тобой просто начальник и подчиненная, которые разыгрывают мою родню.

— А если скажу? — хитро поинтересовалась я, не удержавшись всё-таки. — Если скажу, то что будет?

— Увидишь, — коварно улыбнулся он. — Возможно, тебе даже понравится наказание, которое я тебе придумаю.

— Котовский!

— Что, моя дорогая?

В эту секунду мне искренне хотелось приложить его чем-нибудь тяжелым… И поцеловать. Я вспомнила ни с того ни с сего, как мы впервые столкнулись нос к носу на корпоративе, где он был гостем, а я по какому-то удивительному стечению обстоятельств оказалась в роли снегурочки, и к этому примитивному набору желаний прибавилось ещё одно: рассмеяться, прямо сейчас, забыв о том, что ситуация крайне далека от положительной.

Вряд ли, конечно, Котовский поймет, что со мной случилось.

Но чем черт не шутит?

— Собирай вещи, — выдохнул он мне прямо в губы, должно быть, верно истолковав сияние моих глаз и рвущуюся на волю улыбку. — И поедем.

Я кивнула, стараясь выглядеть как можно более сосредоточенно, и поймала ещё одну улыбку Котовского. Он вновь куда-то подевал ту домашнюю мягкость, к которой я привыкла за проведенную в гостях неделю, и больше напоминал мне того самого начальника, что его многие побаивались и точно не хотели злить.

Но вот что удивительно: даже таким Даниил продолжал мне нравиться. Я упорно не понимала, что же именно в этом мужчине было такого притягательного, что от одного взгляда, брошенного на него украдкой, я была готова сойти с ума, но не могла избавиться от ощущения, что привязана к Котовскому уже слишком тщательно, чтобы так просто потом избавиться от него.

Тем не менее, я так и не сдвинулась с места, хотя после предложения собрать вещи прошло уже минуты три. Мы даже в комнату не зашли, так и стояли посреди коридора, пялясь друг на друга.

Даниил одумался первым.

— Ольга, — напомнил он мне официальным, деловым и пуще прежнего вызывающим желание расхохотаться тоном, — мне кажется, мы должны были собираться.

— Ага, — подтвердила я, приподнимаясь на цыпочки и быстрым, игривым поцелуем касаясь его губ, — сейчас.

Ответить на поцелуй Котовский не успел. Я всё-таки вывернулась из его рук и поспешила скрыться в комнате — должна же наконец-то выполнить приказ большого начальства и всё-таки собрать вещи!

В коридоре минуту или две царила тишина, потом раздались шаги — Котовский, очевидно, вспомнил, что у него тоже есть что собирать, и уверенно направился к нам в комнату.

Я же открыла шкаф и, признаться, застыла от растерянности. Все эти вещи, купленные Даниилом… И большинство из них я даже не надела ни разу. Всё думала: вот это будет на Рождество, а вот это — если нам вдруг придется куда-нибудь выбраться, всё это не бесполезное, купленное мне в подарок, оно для дела.

Особенно вон тот пеньюар. Я даже в страшном сне представить себе не могу, чтобы я такое на себя натянула! В таком же показываться можно разве что собственному мужу.

А мужа у меня нет.

И жениха нет.

Последнее, правда, не точно.

— Четырнадцать дней ведь ещё не прошло? — неуверенно протянула я, прекрасно зная, что Котовский стоит в дверном проёме и смотрит на меня своим привычным кошачьим, вредным взглядом. — Так может, мы вернем всё это? Ну… Хотя бы часть? То, что ни разу не было надето?

— Зачем? — удивился Даниил. — У тебя настолько ломятся от одежды шкафы, что ты не найдешь, куда пристроить эту?

— Да найду, конечно же! — покраснела я. — Просто оно всё такое дорогое. Я всё ещё чувствую себя твоей должницей. И это не особенно приятные ощущения.

— Забудь. Моя невеста может позволить себе всё, что угодно.

Да, но только я не его невеста.

Кажется.

Тем не менее, я так и не стала ничего говорить по этому поводу. Почему-то у меня возникло стойкое впечатление, что Котовский и слушать-то не будет, просто сделает так, как ему угодно, да и только. Интересно, с чего б это я так думала? Не с того ли, что меня даже привезли сюда обманом, не поинтересовавшись, между прочим, моим мнением?

— Спасибо, — тем не менее, терпеливо произнесла я, понимая, что это была бы жуткая глупость — оскорблять человека, желающего сделать мне приятное, своим упорным желанием всё ему вернуть. — Прости, что из-за меня тебе приходится срываться. Даже не отпразднуешь с родителями Рождество.

— Ну, я уже мальчик взрослый, тридцать скоро, — закатил глаза Котовский. — Так что, думаю, ничего аж такого страшного не случится, если я всё-таки не буду праздновать Рождество с родителями и старшей сестрой. И даже колядовать не пойду.

Я хихикнула, представляя себе Даниила в каком-нибудь вертепе.

— А что, ходил когда-то?

— Мама говорит, что да, когда совсем маленький был. С Даной вместе, — тон Котовского стал резко холодным, когда речь зашла о Богдане. — Но я не думаю, что это нужная тема для разговора.