Тереза Тур - Одинокий медведь желает, или партия для баса

— Ага, — сообщил сам себе Сергей, снизил скорость, включил поворотник и остановился.

— Что? — Денис даже подпрыгнул.

— Погоди, есть мысль.

Сергей набрал Томбасова.

— Олег, — спросил он через один гудок: ответили так, словно друг ждал звонка, — а не ты ли мимо меня проехал?

— Ну, видимо я.

— Притормозите-ка. Я развернусь.

— Так ты стартанул спасать?

— Олег…

— Ладно. Лети. Ромео!

Он ничего не сказал Денису — зачем обнадеживать раньше времени, но получалось, что… Да и себя не надо обнадеживать, но…

Километр. Еще один. Еще… и вот — на площадке над морем их ждут три машины, и около одной из них стоят…

— Мама! — заорал Денис, бросаясь к Карине и обнимая ее, такую маленькую и хрупкую в медвежье-сыновних объятиях.

Сергей — следом, почему-то ужасно медленно, и колени как-то странно дрожат, и в горле, драгоценном певческом горле комок размером с апельсин…

— Карина… — голос внезапно осип и перестал слушаться.

— Мама! Откуда?

— Мои друзья. Подстраховали, — сказал Сергей, положил руку Дениске на плечо…

А потом обнял их обоих. Просто чтобы самому удержаться на ногах. И Карина тоже обняла. Обоих. И шепнула сорвано:

— Ты приехал за мной, — глянув на Серого мокрыми и счастливыми глазами.

— Ага, — только и смог сказать он, потому что слова куда-то делись.

А потом кто-то, вроде Томбасов, отвел Дениску в сторонку, оставив Карину наконец-то там, где ей и положено быть — в объятиях Сергея. Маленькую. Хрупкую. Смелую. Глупую его женщину.

— Я никому тебя не отдам, — прошептал он ей прямо в губы, невероятно горячие, дрожащие и немножко соленые, до боли любимые губы.

— Ага, — согласилась она через минуту. Или две. Сколько там человек может прожить без воздуха? — Не отдавай.

И прижалась тесно-тесно.

— Ага, — выдохнул он, с наслаждением прижимая ее еще теснее. — И вообще, я… ну… короче…

Карина тихонько хихикнула ему в плечо и подняла сияющий взгляд.

— Все хорошо, Сереж. Правда.

— Ага. Хорошо. В смысле… ну… — Он взял ее за плечи и слегка отстранил, не разрывая зрительного контакта. — Карина…

Она как-то резко потухла, сама попыталась сделать шаг назад. Явно подумала какую-то ерунду. И тогда Сергей заторопился, пока она не придумала что-то еще и не сказала еще большей ерунды, типа «мы же друзья» или «ты не должен», эти женщины иногда такие… такие…

Взяв ее за обе руки, Сергей опустился на одно колено… то есть рухнул, на самом-то деле, едва удержавшись, чтобы не поморщиться от боли.

Карина ойкнула и замерла, почему-то покосившись в сторону.

Нет-нет. Нечего оглядываться на сына.

— Карина, я… выходи за меня, — выпалил Сергей, так и не придумав ничего более оригинального. — Я люблю тебя…

Она снова ойкнула, сделав большие глаза куда-то ему за спину. И только тут Сергей осознал, что звук затормозившей машины раздался совсем близко, так же близко, как открывающихся дверей и шагов.

Кого там еще принесло в самый, мать его, ответственный момент?! Уж не Платона ли Зуброва? Судя по круглым глазам Рыжей Бестии — запросто. Правда, круглые тут же превратились в упрямо прищуренные, и она громко, на всю трассу сказала:

— Да!

Сергей выдохнул, за его спиной зааплодировали, кто-то удивленно пробасил: «Мама!», кто-то еще заорал девчачьим голосом: «Й-йес!», их с Кариной ослепила вспышка, потом следующая, у Карины в руках откуда-то оказался огромный букет, и знакомые руки захлопали их по плечам, завертели…

— Отличный кадр! — радостно возвестила Маша и тут же велела: — Целуйтесь давайте!

— Горько! — поддержал Томбасов, а следом заорали парни: Лев, Артур и Ванька: — Ура! Последний оплот пал! Горько!

Что там еще вопили эти оглашенные, Сергей не слышал. Он был слишком занят, целуя свою Рыжую Бестию, а потом шепча ей на ушко:

— Кажется, пора уходить из окружения.

— Валим на счет «три»? — переспросила она, цепляясь обеими руками за его рубашку и блестя глазами.

— Ага, — завороженно глядя на ее раскрасневшиеся губы, кивнул Серый и… — Петя, прикрой! Три!

Бросок до его машины они выполнили слаженно, будто неделю репетировали. Два хлопка дверей. Одновременный разочарованный вопль Маши «Куда?! Петр Иванович, так нечестно!». Ржание на шесть бессовестно довольных мужских голосов. Тонкая рука на его колене. Педаль газа — в пол. Рев мотора. И…

— Ты правда приехал за мной, — тихое, удивленное и доверчивое.

— А ты правда сказала «да».

— Ага, — удовлетворенным выдохом.

— Значит, теперь точно все будет хорошо.

— Мама! Можно я еще погуляю?

— Дочь, не выдумывай! Через пятнадцать минут регистрация.

Напрягало!

Бесило!

Вот вообще — со стороны Сергея это была подстава. И называлась эта подстава свадьбой. Кто сказал, что это — праздник? Глупость ляпнул.

Спешку Серый объяснил просто:

— Сбежишь еще. Или какой бред придумаешь — нервничай потом. Давай устроим быстренько, и в отпуск.

В отпуск и быстренько — еще куда ни шло. Но на такую массовость мероприятия я не рассчитывала! И вообще! Я ему еще знакомства со Славой не простила. Этот странный человек ворвался в мою жизнь с безапелляционно алым платьем, гордо сообщил, что я — его Ассоль, что он почти ревнует, потому что Сереженька — его любимец. И вот он, вот свадебное платье. И не надо спорить, потому что Слава художник и так видит. А ему еще на Сергея смокинг подгонять, потому что те обычно сидят на басе проблематично.

Я только глазами хлопала. Спорить? Да у меня слов не было. Еще бы угадать, как человек, не видя меня, сшил платье. Да еще и по фигуре.

А еще было знакомство с Олесей. Машей. Катей. И с Ириной и Анной — женами Льва и Артура соответственно.

Мне обещали, что на свадьбу приедет и супруга Ивана. И бабушка Ирины. И мама Левы. И все с ужасом ожидали появления некой особы, которую с придыханием называли «английской Розой». Как я поняла, особа эта — помесь Армагеддона с беспощадным трындецом. И вот у нее тоже мой бас — любимец?

А-а-а-а! За что?!

Я пыталась еще проблеять, что… гм… может, мы просто распишемся. И все на этом? Ну, раз быстренько?

На что мама посмотрела на меня… Выразительно так. И сообщила:

— Если бы у меня было дочерей десять — возможно, мы бы договорились. Хотя вряд ли.

И это практически под аплодисменты Олеси и присутствующих дам.

— Ну, уж нет, — улыбнулась Ирина. — Все через это прошли.

Анна тряхнула черной гривой — и загадочно улыбнулась.

— Ничего-ничего, — бросила на нее взгляд Олеся. — И тебе рано или поздно прилетит. Ой, прилетит. Ой, все.

Как я поняла запутанные отношения красавца-тенора с дивой оперетты, то они уже и поженились. И развелись. И сошлись. И…

— Миледи просто так не сдаются, — было сказано божественно красивым голосом. — А всякие д’Артаньяны пусть страдают. Им полезно.