Ребекка Серл - Через пять лет

– Но ты точно в этом уверена? – возвращается он к нашему разговору. – Потому что я не… Порой я начинаю в этом сомневаться.

– Забудь все, что я сказала, – мотаю я головой. – Я ляпнула глупость. Не подумала хорошенько. Давай оставим все как есть.

– Как есть?

– Да.

Мы заказываем еду, но почти не притрагиваемся к ней. Нам бы сначала переварить обнажившуюся перед нами правду. Наверное, мне стоило бы ужаснуться и испугаться, но единственное, что не дает мне покоя, единственное, что вынудило меня сказать «да», – это так и не заданный Дэвидом вопрос: « А если Белла не поправится?»

Химиотерапия чудовищна. Бесчеловечна. Чем дальше, тем хуже. Белла совсем не держится на ногах и покидает квартиру, только чтобы съездить в клинику. Все дни она проводит в постели, переписываясь с девушками из галереи и онлайн наблюдая за тем, как готовятся выставки. Иногда я забегаю к ней по утрам. Сведка впускает меня, я иду в спальню и, даже когда Белла спит, присаживаюсь на краешек кровати.

У Беллы начинают выпадать волосы.

Свадебное платье готово и сидит на мне как влитое. Оно даже идет мне. Продавщица не солгала: вырез действительно не так уж и плох, как мне показалось.

Целую неделю Дэвид не упоминает о свадьбе. Целую неделю я не отвечаю на письма организатора свадьбы, сбрасываю звонки и медлю с подписанием счетов. И вот, вернувшись с работы домой, я застаю Дэвида сидящим за кухонным столом перед глубокой тарелкой с пастой и двумя мисками салата.

– Привет, – говорит он. – Присаживайся.

Привет. Присаживайся.

Совсем недавно Олдридж восхищался моей интуицией, однако я всегда считала интуитивные прозрения собачьим бредом. Что есть эти предчувствия, как не хорошо проанализированная информация? Все, что от вас требуется, – это собрать исходные данные: слова, телодвижения, окружающую обстановку, беспристрастно оценить их, как вы оценили бы работу движущегося механизма, и сделать выводы. Не интуиция подсказывает мне, что произойдет дальше, когда я послушно присаживаюсь у стола, а правда жизни, открывшаяся нам за ужином в ресторане.

Я сажусь.

Окидываю взглядом давным-давно остывшую пасту.

– Прости, что опоздала.

– Ты не опоздала, – отмахивается Дэвид.

Верно. Мы с ним ничего не планировали на сегодняшний вечер, и на часах всего лишь половина девятого. Время, когда я обычно прихожу домой.

– Спагетти, похоже, пальчики оближешь, – вру я.

– Послушай, – вздыхает Дэвид. Он не из тех, кто любит наводить тень на плетень. – Нам надо поговорить.

Я в упор смотрю на него. Он выглядит усталым, отстраненным и таким же холодным, как смерзшиеся на тарелке спагетти.

– Давай поговорим.

– Я… – Он качает головой, в его голосе проступают горькие нотки. – Я… Поверить не могу, что именно я должен это произнести…

– Прости, Дэвид. Мне так жаль.

Но он меня не слышит.

– Ты хоть понимаешь, каково мне?

– Нет, – признаюсь я. – Не понимаю.

– Я ведь люблю тебя.

– И я люблю тебя, Дэвид.

– Да, я люблю тебя, но чертовски устал быть тем, с кем ты готова разделить свою жизнь, но… но не свое, черт тебя побери, сердце.

Я чувствую тяжесть в груди. Острым ножом колет душу. Судорогой сводит живот.

– Дэвид… Ты всегда в моем сердце.

– Возможно, ты меня действительно любишь, – в отчаянии всплескивает он руками, – но мы оба знаем, что ты не хочешь выходить за меня замуж.

«Разумеется, любишь! Но ты не влюблена в него!» – эхом звучат в моей голове слова Беллы.

– Что ты городишь? Мы же помолвлены! Планируем свадьбу! Мы вместе уже семь с половиной лет.

– Пять из которых мы помолвлены. Если бы ты хотела выйти за меня замуж, ты не канителилась бы так долго!

– Но Белла…

– Белла здесь ни при чем! – повышает голос Дэвид, что ему совершенно не свойственно. – Если бы вопрос был только в Белле! Но суть-то не в ней! Бог мой, Данни, я переживаю за Беллу не меньше твоего. Я понимаю, что она для тебя значит. И я тоже люблю ее, но… Как я уже сказал – вопрос не в ней. Ты отлыниваешь от свадьбы вовсе не из-за того, что Белла больна. Который год ты всячески уклоняешься от замужества.

– Мы работали в поте лица, – возражаю я. – На износ. Такова жизнь. Наша с тобой жизнь!

– И сколько мне еще ждать? – взвивается Дэвид. – Я спрашиваю тебя – сколько? Ты знаешь, каково мое мнение. Ты знаешь, как долго и терпеливо я ждал.

– Подожди до лета. – Стараясь держать себя в руках, я разглаживаю на коленях салфетку. – Каких-то шесть месяцев. Они не сыграют никакой роли.

– Сыграют. Пройдет полгода, и ты придумаешь новые отговорки, найдешь новые оправдания.

– Нет!

– Да! Просто потому, что ты не хочешь выходить за меня замуж!

Я сникаю. Начинаю плакать. По моим щекам катятся тяжелые холодные слезы.

– Но я хочу, хочу.

– Нет. Не хочешь.

Но я чувствую, как он жадно ловит мой взгляд: он сам до конца не верит в то, что говорит. Он хочет, чтобы я убедила его в обратном, доказала ему, что он ошибается.

И я ведь могу. Несомненно могу. Стоит мне только захотеть. Стоит мне только продолжить рыдать. Протянуть к нему руки. Сказать ему то, что он так страстно желает услышать. Внушить ему, что я жду не дождусь дня нашей свадьбы. Что у меня сердце замирает всякий раз, когда он заходит в комнату. Что я безумно люблю его: люблю завитки его волос надо лбом, люблю тепло его тела, люблю его нежное сердце.

Но – нет. Все это будет враньем чистой воды, а Дэвид заслуживает большего. Намного большего. Он заслуживает правды. Правды и ничего кроме правды. И это единственное, что я в силах ему предложить.

– Дэвид… – Меня пробирает дрожь. – Не знаю, как объяснить… Мы идеально подходим друг другу. Прекрасно уживаемся, но…

Он отстраняется. Швыряет на стол салфетку. Выкидывает белый флаг.

Несколько минут мы сидим в полнейшей тишине, прерываемой лишь тиканьем часов. Так бы и выбросила их в окно. Закричала бы – остановитесь! Прекратите свой бег! Не приближайте нас к будущему, ибо все самое страшное ждет нас именно там, впереди.

Тишина становится невыносимой: напряженной и звенящей, как струна, которая вот-вот лопнет. Я не выдерживаю. Вскидываю глаза на Дэвида.

– И что теперь?

Дэвид подымается, отодвигает стул.

– А теперь ты уйдешь.

Он скрывается в ванной и закрывает на щеколду дверь. Я бездумно, мало что соображая, складываю еду в контейнеры. Мою посуду, убираю ее в шкаф.

Присаживаюсь на диван. Утром меня здесь не будет… Достаю телефон.

– Данни? – сонно бормочет Белла, откашливается и совсем другим, бодрым голосом весело спрашивает: – Как дела?

– Можно я приду к тебе?

– Спрашиваешь!

На своих двоих я одолеваю двадцать кварталов к югу. Когда я захожу в спальню, Белла в цветастой бандане сидит на диване – не на кровати! – уплетает явно что-то вкусное и смотрит по телевизору старенький комедийный сериал «Сайнфелд».