Дж. Макэвой - Малакай и я (ЛП)

— Отправь ее, как только будешь готов.

Ему вообще не нужно было ничего объяснять. Ему хватало просто попросить.

— Не знаю, как насчет книги, но я подыграю пока... пока ты не вернешься.

— Спасибо.

— Я человек слова.

Не важно, в какой жизни, если кому-то из семьи Ноэль понадобится помощь, я предложу ее. Это был мой вечный долг.

17 июня 1853 г. — приход Сент-Джеймс, Луизиана

— Вы уверены, что с леди все в порядке? — спросил меня Филипп де Ноэль, стоя над нами и крепко держа деревянную доску. Я ждал ее ответа, потому что знал так было предпочтительнее для него. Девушка не сказала ни слова, и тогда даже я посмотрел на нее, желая убедиться, что она в порядке, но она просто улыбнулась с блестящими от волнения и ликования глазами.

— Мэри-Маргарет? — я позвал ее по имени, чтобы привлечь ее внимание, и тогда она моргнула и перевела взгляд своих зеленых глаз на доктора Ноэля.

— Я более чем в порядке, сэр. Спасибо. Вы очень любезны и добры, помогая нам.

Когда я оглянулся назад, на его застывшем белом лице было написано ожидание, что сейчас-то она одумается... сейчас, когда мы были в нескольких милях от ее дома и моего рабства, прятались в грязной канаве, пытаясь сбежать на север.

— Я вернусь ночью.

Он протянул руку вперед и осторожно опустил мне в руки флягу с водой и корзину с персиками, которые росли позади дома.

— Они для нее, ты слышишь меня, парень?

Я кивнул. Я был более чем счастлив отдать их ей.

— Я никогда этого не забуду, доктор Ноэль. Я ваш должник навеки.

Он ничего не ответил. Он быстро опустил доску над нами и прикрыл ее ветками так, что только немного света пробивалось через них.

— Все почти кончено, Фрэнсис, — прошептала Мери-Маргарет, положив свою светловолосую голову на мою темную ушибленную грудь и проводя своими маленькими белыми руками по шрамам.

— Эта жизнь не самая легкая из прожитых нами, возможно, она была самой тяжелой, но мы это сделали. Вот увидишь, эта будет последней. Наша последняя жизнь.

Я хотел сказать ей, что она говорила эти слова и раньше, что мы и раньше сражались с обстоятельствами и проигрывали. И сейчас мы сражались вновь. Но я ничего не сказал, потому что ее надежда подпитывала и меня. Вместо этого я обернул свои руки вокруг нее и сжал крепче. И чем ближе я прижимал ее, тем комфортнее мне становилось, именно поэтому я не слышал их.

— Ты грязный ниггер!

— ФРЭНСИС!

Все произошло быстро, так быстро, что я даже не успел собраться с мыслями. Руки были везде, белые руки толкали меня, били меня, тянули ее от меня.

— ФРЭНСИС! — кричала она, но, как ни пытался, я не мог ее увидеть.

Я пытался прикрыть голову, чтобы увидеть ее и убедиться, что они не навредят ей. Следующий ее вскрик убедил меня, что с ней все будет в порядке.

— ПАПА, ПОЖАЛУЙСТА! ПАПОЧКА! ОСТАНОВИСЬ! ФРЭНСИС!

Хозяин Бондюрант был злым человеком по отношению ко всем, но даже злодеи любят своих дочерей, так что я понимал, что Мэри-Маргарет не умрет здесь сегодня. Я не думал о боли. В действительности я потерял всякую способность слышать что-либо, и это было плохо, потому что я хотел услышать ее напоследок. Я молился о том, чтобы увидеть ее лицо еще хоть один раз, до того, как меня не станет... и мои мольбы были услышаны, когда вокруг моей шеи затянули петлю и потянули через лес, прежде чем вздернуть меня. Так я ее и увидел, ее лицо было красным от слез и криков. Ее младший брат Адам удерживал ее, она пиналась и вырывалась ко мне, пока ее старший брат плюнул мне в лицо. Я хотел сказать ей: «Мери-Маргарет, перестань сопротивляться им!», потому что она не могла ничего изменить, но могла пораниться. Однако я ничего не смог сказать из-за веревки... они неправильно затянули ее, или, может быть, они сделали это специально, чтобы заставить меня страдать.

— ФРЭНСИС! — ее голос, который я мог снова слышать, давал мне силы бороться.

— Он даже не человек, Мэри! — Адам встряхнул ее, но она не успокоилась, пока не высвободилась и не подбежала ко мне... упрямая до самого конца.

Она схватила упавшие пистолеты своего отца и направила один на Адама, а другой на отца.

— Отпусти его, папа! — Ее лицо было испачкано грязью.

— МЭРИ! — прокричал шокированный хозяин Бондюрант. — Мэри, это не ты. Что он сделал с тобой? Мэри...

— ПАПА, ОТПУСТИ ЕГО! Я не промахнусь... как ты меня и учил.

Хозяин Бондюрант хмыкнул и оттолкнул ее брата, чтобы сильнее натянуть веревку.

— НЕТ! — вскрикнула она и направила оба пистолета на него, чем тут же воспользовался Адам, чтобы сорвать на ней злость, что никогда не было хорошо для кого-то, кто не блещет умом. Он изо всех сил ударил ее прикладом своей винтовки, хотя с его габаритами это было вовсе не обязательно. Ее светловолосая голова дернулась от удара, пистолеты выпали из рук, и она упала лицом в грязь прямо подо мной.

— Мэри! Мэри-Маргарет! — хозяин Бондюрант закричал, выпуская веревку из рук, и я упал на землю.

Я видел красный цвет в луже ее светлых волос среди грязи и травы.

— Что ты наделал?! Адам, что ты наделал! Мэри! Мэри!

— Что здесь такое? — Доктор де Ноэль прискакал верхом на лошади. — Это из-за мятежа?

— Мятежа?

— Группа нигеров устроила мятеж вверх по течению, я как раз направлялся на подмогу.

Он лгал. Он был хорошим лжецом. Даже я ему почти поверил. Он спрыгнул с коня и подбежал к Мэри-Маргарет.

— Бегите к моему дому и скажите моей жене, что мне нужен синий флакон, — сказал он Адаму, и затем повернулся к хозяину Бондюранту и его другому сыну, Сэму. — Ее нужно будет перевезти. Мне понадобятся носилки и как можно больше простыней.

Они уже собирались вскочить на лошадей, когда вспомнили обо мне. Все их беспокойство снова пропало. Как у людей получалось вот так включать и выключать его?

— У нас мало времени. Он все равно скоро истечет кровью. ИДИТЕ!

Они были удовлетворены таким ответом и ускакали. Только тогда доктор де Ноэль подошел ко мне, и я опять попытался заговорить:

— Спасите...

— Она умерла. — Он нахмурился, нависая надо мной. — Она ничего не почувствовала, но она мертва.

Думаю, я знал это, но слышать эти все равно было больно. Осознавать, что она ушла первой, было больно.

— Я ухожу.

— Когда и если я смогу, я похороню вас вместе, — сказал он мне. — Вы хотите помолиться со мной?

— Я ухожу... — сказал я, и мои глаза закрылись.

Я хотел сказать, что я ухожу, чтобы встретить ее вновь. Но он бы все равно не понял этого, так что это неважно.

***

— А-а-ах! — я выдохнул, скатившись с дивана на деревянный пол, хватая ртом воздух. Дрожа, я пытался дышать, хотя ничто не могло остановить панику и страх смерти, которые охватили меня.

Перевернувшись на бок, я свернулся в клубок и лежал там, пока боль не прошла, а дрожь не прекратилась. Не известно, как долго я бы так лежал, если бы за окном солнце не начало садиться за деревья.