Виктория Ростокина - Рок царя Эдипа

Алексей насупился: был действительно по-ребячьи обижен, что мама не выполнила обещания. Он буквально на глазах впадал в детство: даже походка стала словно бы младенческой, нетвердой, как будто он совсем недавно научился ходить и был еще не вполне уверен в собственной устойчивости.

А Инна — непроизвольно придерживала его, точно оберегая от падения.

На вокзале началось какое-то оживление. Вот-вот должна была отправиться последняя электричка на Москву.

Прохожие с удивлением оглядывались на двух взрослых людей, идущих друг за другом: эффектная женщина, вроде бы вполне трезвая, держалась за рубашку молодого высокого парня, обиженно шмыгающего носом.

Парень же направлялся вовсе не в сторону городского центра, а к платформе. Инна, сама не зная почему, следовала за ним в ногу, даже не пытаясь его остановить.

«Надо хотя бы позвонить, — мелькнула у нее мимолетная мысль. — Неудобно. Надя ждет». Но тут ее ребенок, сходя по ступеням железнодорожного моста, споткнулся, и она поддержала его. И больше уже не вспоминала о девочке Наде, ее простоватых родителях и правилах хорошего тона. Это все потом: извинения, заботы, подготовка к свадьбе, покупка костюма для жениха, приглашения, оповещения и прочее.

Они вошли в распахнутые двери электрички, и поезд, набирая скорость, двинулся к Москве.

Рязанская электричка… Это правильно, что о тебе не сложили ни песен, ни стихов, потому что, в конце концов, ты просто средство передвижения. Хотя ты и заставляешь людей встречаться и расставаться…

— Звонила невестушка, — пробурчал дед, когда они чуть ли не на рассвете вернулись домой. — Вы чего там вытворили?

— Мы в жмурки играем, — сказал Алексей. Он все еще не выпал из дурашливой детской игры в мамочку и младенца.

— А ты чего не спишь? — спросила Инна.

— Поспишь тут…

— Бойцы вспоминают минувшие дни… — Алексей с явным наслаждением стягивал с себя парадный костюм.

Дед махнул рукой и скрылся в своей комнате.

— Мама, бо-бо, — Лешка рассматривал какую-то царапину на локте. — Подуй…

Инне игра уже надоела, потому что, хотя Алексей и стал называть ее «мама», это было не всерьез и как бы в насмешку над родственными чувствами.

— Давай ложиться, — сказала Инна. — Завтра тяжелый день.

— Ложиться куда? — наивно спросил Алексей.

— Это пошло, — сказала Инна. — Прекрати.

— Чур, я первый! — Алексей не обратил внимания на ее строгий тон, нырнул в ванную и через минуту позвал: — Мамуся, спинку потри!

«Он заигрался, — подумала Инна. — Какая противная игра».

Она шагнула к ванной и вдруг поняла, что войти стесняется. И еще поняла, что просто обязана войти, что это шанс — все поставить на свои места — раз и навсегда, навечно. Мать моет сына. Все нормально.

— Ма-а, я жду!

Инна выдохнула и открыла дверь.

Алексей отвернулся. Он, наверное, не ждал, что мать войдет. Он просто дурачился.

— Ну что у тебя тут? — улыбнулась Инна.

«Надо смотреть твердо, улыбаться, быть естественной».

Алексей протянул ей мочалку, она намылила ее, провела по его гладкой коже. Непроизвольно поджимала пальцы, чтобы не коснуться ими его тела.

Алексей вздрогнул, сжался, опустил голову.

— Ой, сколько у тебя родинок.

— А у тебя? — хрипловато спросил сын.

— Нет, ты — в отца. А вот подмышки брить не надо. Это… аннэчурли… Как?

— Неестественно, — перевел Алексей и добавил: — Но гигиенично.

— Все! — Инна хлопнула его по спине. — Дальше сам.

И только когда вышла из ванной, почувствовала, как бешено колотится сердце.

«Это аннэчурли, неестественно, — подумала она. — Он уже должен стесняться матери в этом возрасте».

С утра она села на телефон. Теперь надо было обзвонить всех своих старых знакомых.

Татьяне она позвонила в первый же день, но трубку никто не брал. Теперь тоже — длинные гудки. Странно.

— Мне нужен телефон, — забурчал отец. — Ты надолго?

— Звони, у меня никто не отвечает.

Алексей еще спал.

Инна выпила кофе, снова села к телефону. Теперь самое трудное — разыскать Сашу и Костю, Юриных друзей. Она перед ними виновата.

От злобы и отчаяния тогда разругалась с ними. В чем они-то виноваты? В том, что остались живы?

— Алло, простите, может быть, вы мне поможете, — заговорила она быстро, как только на том конце ответили: «Общежитие». — Скажите, пожалуйста, как позвонить на завод?

— На какой завод?

— Ну вот ваше общежитие от завода, да?

— Нет, от фабрики.

— Ну от фабрики, как туда позвонить?

— А вам кого надо?

— Мне?.. Ой… Сашу, а фамилия… Или Костю… Константина…

— Фамилия?

— Паухов! Да! Паухов Константин, точно! — закричала она радостно. Из дальней памяти так вовремя всплыла эта фамилия.

— Э, — коротко сказала вахтерша. — А Ельцину вам не надо позвонить?

— Нет. — Инна не поняла иронии. Она уже выпала из российской жизни. Дома она запросто могла позвонить и Клинтону. — А что?

— Паухов у нас гендиректор.

— Костя?

— Константин Егорович.

— Ну!

— Дам телефон секретарши. Попробуйте.

Инна записала на клочке бумаги телефон и тут же набрала.

После долгих объяснений с секретаршей оставила свой номер, ей обещали перезвонить.

— Ку-ку! — показалась сонная физиономия Алексея. — С кем мы треплемся с утра пораньше?

— Да вот есть с кем! — улыбнулась Инна. — «…У меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса…» Ты вообще стихи любишь?!

— Ага! «Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик…»

— Технарь! — пренебрежительно сказала Инна. — Что ты понимаешь?

— Ничего не понимаю, — вдруг серьезно сказал Алексей. — Я ничего не понимаю… Девушка, мы с вами раньше не встречались?

— С чего ты взял?

— Мне ваше лицо знакомо.

— Встречались, — тоже серьезно ответила Инна.

Леша минуту смотрел на нее как-то восторженно и испуганно.

— Это была ты?

— Я.

Они оба поняли, о чем идет речь. О той давней зимней встрече-сказке.

Зазвонил телефон.

— Алло!

— Инна? Это Костя.

Она еще не вернулась из воспоминаний, рассеянно переспросила:

— Кто?

— Паухов Костя, — понизив голос, сказал он.

— Господи, Костя. Здравствуй…

— Здравствуй, Инна… Давно в Москве?

— Нет. Костя, ты меня прости. Слышишь, я тогда наговорила тебе. И Саше тоже…

— Саша умер.

— Боже мой! Когда? От чего?

— Язва. Три года назад.

— Опоздала.

— Кто это? — шепотом спросил Алексей.

Инна махнула рукой, мол, иди, потом. Но он никуда не ушел, остался рядом.

— Зря ты это, — сказал Костя. — Мы на тебя и не обижались. Понятно же.

— Ты-то как, Костя? Ты большой начальник теперь?

— А ты американка, да?

— Я — русская, Костя. Ой, надо бы встретиться. У тебя как со временем?