Виктория Ростокина - Рок царя Эдипа

— Ну, на «Лолиту»-то мы с тобой пойдем. Да?

Это «да» прозвучало почти утверждением.

«Отойди!» — мысленно крикнула-взмолилась Инна. И негромко, ледяным тоном произнесла:

— Нет. Мне этот театр не нравится.

— При чем тут театр, — тоже негромко, сбивчиво, на выдохе.

И хотел сказать еще что-то, но Инна перебила:

— Иди спать, спокойной ночи.

Выставив вперед ладони, мол, все, ухожу, Леша отступил к двери в свою комнату. И скрылся внутри.

Тут же распахнулась дверь ванной. Надя, не поднимая глаз, тихой скороговоркой произнесла:

— Спокн-ночи-Ин-Николавна, — и прошмыгнула в Лешину комнату.

Инна вошла в ванную. Включила воду. Посмотрела в зеркало.

«Сказал все-таки. Значит, вот как ты, Лешенька, меня понял. Как хотел — так и понял… А может, как я хотела?.. Нет, не хочу! Не хочу всего этого», — заплакала Инна.

И ее лицо в зеркале искривилось, задрожало.

Она уже стала засыпать. Грустные воспоминания и тревожные мысли теряли отчетливость, причудливо превращаясь в странные видения, когда за стеной вдруг раздался грохот.

Инна вскочила сразу, не очень понимая, где она, — может быть, на ранчо Марго. Что там упало, взорвалось, грохнуло? Неужели Тэд сунул в микроволновую печь металлическую сковородку?! Она слышала, что железо в микроволновке взрывается…

Дверь распахнулась.

— Инна Николаевна!

Надя. Голая, перепуганная.

— Он… Он…

Нет, все было страшнее. Она в России, никаких микроволновок, а за стеной — ее сын.

— Что, что там стряслось?!

— Ты что, сдурел совсем?! — загромыхал голос деда. И вдруг хохот. Алексей смеялся.

Надя юркнула в Иннину кровать, до подбородка натянула одеяло.

Инна шагнула навстречу смеху. И сама невольно прыснула.

Алексей держал в руках остатки пакета, в который был упакован свадебный костюм. Обессиленный смехом, Лешка показывал без слов, как надул этот пакет и хлопнул им:

— Я как… А он ка-ак…

— Дурак, — не желая того, в рифму сказал дед. — Такую сумку испортил! Я инфаркт получу! Я с вами всеми тут кончусь! Ты знаешь, который час, ты знаешь?!

— Я спала, а он взял и… — выглянула Надя. — Я чуть не умерла со страху.

— Ну хватит, — сказала Инна, она уже не смеялась. — Ты что это, в самом деле, прекрати.

— Ка-ак грохнет… — досмеивался и Алексей.

Инна встряхнула его за плечи.

— Правда, Леша, ты что? Ты ж не один в доме.

— Я так перепугалась, Лека, ты такой… странный…

— А ты привыкай, — улыбался Алексей. — Со мной жить непросто.

Дед зачем-то выхватил у Алексея из рук уже бесполезный пакет и, хлопнув дверью, удалился к себе.

— Все, представление окончено, — сказал Алексей и лег. — Спокойной ночи.

— Ты зачем это сделал? — спросила Надя.

— Так, каприз художника, — с наигранным зевком ответил Алексей. — Я еще и не такое выкину.

— Ты это нарочно? — продолжала допрос Надя.

— Нет, случайно, во сне, я лунатик. И еще у меня энурез…

— Прекрати, Алексей! — гаркнула Инна. — Ты в последние дни стал просто…

— Вы мне дадите поспать, в конце концов?! — возник на пороге в позе трагического героя Николай Павлович.

Инна схватила Алексея за руку, сдернула с кровати и утащила в свою комнату.

— Так, все, давай выясним! — хлопнула она ладонью по столу. — Давай все раз и навсегда выясним. Нечего нам тут устраивать психологические головоломки. Он гадости вытворяет, а мы ахаем: какая загадочная душа! На что ж он нам намекает?!

— Он хочет, чтобы я ушла, — тихо сказала Надя.

— Подожди, не подсказывай, пусть сам скажет, — перебила Инна. — У него язык есть!

— Да, я хочу, чтобы она ушла, — сказал Алексей.

Надя закрыла лицо руками.

— Отлично… — Инна сцепила зубы. — Если она уйдет отсюда, то… То и меня ты больше не увидишь.

Алексей вскинул на мать испуганные глаза и тут же опустил их.

— Я ее не люблю, — сказал он упрямо.

Надя всхлипнула.

— Та-ак, приехали, — развела руками Инна. — Ты ее не любишь. А кого ты вообще любишь? Скорее всего, только себя. Нет, дело не в этом, дело в том, что ты струсил, ответственности испугался. Скакал по жизни мальчиком-одуванчиком, а тут вдруг раз — надо становиться мужчиной, надо за кого-то отвечать. Но как же я могу отвечать? Я ведь еще такой маленький, такой слабенький, я так себя жалею и люблю…

— Я тебя люблю, — сказал Алексей.

— Нет, ты любишь только себя…

— А зачем ты тогда говорил?.. — всхлипнула Надя.

— Я люблю тебя, — даже не повернувшись к невесте, повторил Алексей. — Понимаешь, не ее, а тебя.

— Вот именно, — легко подхватила Инна. — Все еще за мамину юбку хватаешься. Конечно, дитем быть проще…

— Я за твою юбку никогда не хватался, — съязвил Алексей. — Не было такой физической возможности.

У Инны комок подкатил к горлу. Это был запрещенный удар. Это было жестоко.

— Ну так вот, — сказала она. — У тебя ее и впредь не будет. Собирайся, Надя, мы уходим! — У невестки на глазах вмиг высохли слезы, она застыла, переводя испуганный взгляд с Инны на Алексея.

А Инна распахнула шкаф, достала чемодан и стала поспешно кидать в него свои вещи.

— Что ты стоишь, девочка? — резко обернулась она к Наде. — У меня не было сына. Я его предала. Да. Но теперь он предал меня. И я ухожу. И ты уходишь. Мы с тобой не пропадем. Я тебя в обиду не дам. Я за тебя отвечаю.

Надя, скорее от Инниного напора, чем по собственной воле, тоже засуетилась, что-то стала складывать в свои сумки.

Инна на Алексея не смотрела. А Надя виновато, настороженно взглядывала. И ей становилось страшно. У Алексея в тонкую ниточку вытянулись губы, глаза потемнели, он сжал подлокотники кресла так, словно сам себя хотел оторвать от земли.

— Вы куда это на ночь глядя? — заглянул Николай Павлович.

— Уйди, отец! — вызверилась на него Инна.

В другой раз Николай Павлович устроил бы ей такой разнос, такой скандал, но сейчас почему-то стушевался и растаял в воздухе.

— Готова? — спросила Инна.

— Д-да… — пролепетала Надя. — Инна Николаевна…

— Пошли!

— Инна Николаевна, подождите, он не то хотел сказать.

— Я гадать не собираюсь. Мне надоело решать кроссворды!

— Он просто…

— Хватит, Надя, он не ребенок, он знает русский язык лучше меня. Во всяком случае, пакости говорить у него прекрасно получается. Пошли.

И Инна двинулась к двери, натыкаясь чемоданами на мебель.

— Ладно, хочешь правду?.. — тихо сказал Алексей. — Я скажу, только потом не жалейте…

— Инна Николаевна… — взмолилась Надя.

— Хорошо, я слушаю.

Инна так и не поставила чемоданы.

— Говори.

— Сказать, да?

— Сказать, сказать…

— Это ужасно, это вообще… Понимаешь?.. Я даже не знаю…

— Очень содержательно, — съязвила Инна. — Все?

— Но это правда, — не слушал ее Алексей. — Я люблю тебя. Понимаешь, не как мать, а как женщину…