Аньес Мартен-Люган - Мне надо кое в чем тебе признаться…

— Ты ее знаешь, она удвоит бдительность! А у тебя как сегодня прошел день?

— Как обычно.

Подразумевается, что он побывал в больнице.

— Однако, — продолжил он, — меня больше интересует завтрашний день.

— А что будет завтра?

— Я встречаюсь со своим подменщиком в клинике.

Может, я плохо расслышала? Или начала путать мечты с реальностью?

— Что-что?

Он смущенно улыбнулся, как если бы и сам не очень в это верил.

— Давно пора узнать, что там происходит. Согласна?

К глазам подступили слезы радости, одна из них скатилась по щеке. И тут Ксавье сделал то, на что я больше не рассчитывала: он осторожно стер слезинку большим пальцем и посмотрел на меня в упор. Я заставила замолчать голос вины, чтобы насладиться проявлением нежности, как оно того заслуживало. Ксавье опять был самим собой: пусть искалеченный, пусть его шрамы никогда не исчезнут, но он обрел себя. Достаточно понаблюдать за его поведением сегодня вечером, чтобы стало ясно: он спустился с небес на землю и теперь воспринимает действительность нормально. Изумруд его глаз больше не затягивала пелена, хотя авария оставила на нем нестираемые отметины.

Неожиданно наступившая тишина заставила нас встряхнуться. Пенелопа и Титуан пристально и удивленно уставились на нас. Они уже давно не наблюдали такой близости между родителями. Ужин завершился в почти беззаботной атмосфере. И даже если она была не совсем беззаботной, то новой была точно, как если бы всей семье стало легче дышать. Может, у меня возродится надежда? Вдруг получится забыть? И продолжать жить наперекор всем невзгодам…

Но все рухнуло, когда я шла по лестнице, собираясь лечь спать, и заметила в полутьме столовой хорошо знакомый предмет — такие в последнее время слишком часто попадались мне на глаза у соседа в музыкальной лавке. Весь центр стола оккупировал футляр. Футляр от скрипки. Я подошла к нему, словно притягиваемая магнитом. Мне надо было знать. Футляр был весь в царапинах, вмятинах, следах от удара. Моя дрожащая рука приблизилась к нему, едва не дотронувшись. Потом я со страхом и отвращением отдернула ее. В нашем доме поселилась Констанс. Меня окружили, загнали в западню.

— Это никогда не кончится, — прошептала я.

Я спешно развернулась, чтобы не видеть скрипку и не позволить себе взорваться, оттолкнула Ксавье — я и не слышала, как он подошел, — и взлетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

— Ава, подожди!

Я заткнула уши, это было уж слишком. Я схожу с ума. Закрывшись в спальне, я принялась наматывать круги, чтобы успокоиться, чтобы вычеркнуть эту скрипку из памяти. Что она у нас делает? Как это возможно? Она же пропала, разве нет? Зачем Ксавье подсунул ее мне? Чтобы поиздеваться? За моей спиной открылась и закрылась дверь. Раздался стук костылей, положенных на пол, затем шаркающие шаги Ксавье.

— Я нашел ее сегодня.

— То есть ты ее искал?

— Последнее, что я мог сделать для нее, это найти скрипку.

В каком-то тумане я услышала его объяснение: как из разговора с Констанс он узнал, что инструмент потерялся, как у него стала чаще включаться память о минутах после столкновения с автомобилем и после того, как он пришел в сознание. И как он вроде бы припомнил, что из соседних домов вышли люди и кто-то собрал обломки. Тогда он стал звонить в каждый дом по соседству, и случилось чудо. Человек, поднявший скрипку, боялся, что его обвинят в воровстве, и потому не отнес ее в полицию. Скрипка Констанс ждала его там, где никому, в том числе Саше, не пришло бы в голову ее искать. Она никогда не забудет, что скрипку нашел не муж, а Ксавье.

— Если бы я знал раньше, — завершил он свой рассказ.

И тут я слетела с катушек.

— Хватит, Ксавье!

Я не невинная овечка, но мне надоело выслушивать упреки, ведь я просто старалась его защитить. И так усердно защищала, что сама заблудилась. Я приготовилась все ему высказать. Остановить себя я не могла: только что рухнула плотина, и меня подхватил слишком сильный, чтобы ему противостоять, поток.

— Ты в состоянии представить себе, как на меня действует присутствие этой вещи у нас дома? Нет, не в состоянии… После аварии тебя беспокоит другая женщина, а не я. Той ночью я исчезла из твоей жизни. Ты хоть раз задумался, как я себя чувствую? Задал мне хоть один вопрос? Представил себе, как я все это пережила?

Он побелел.

— Но…

— Помолчи! Ты уже швырнул мне в лицо все, что хотел, настала твоя очередь выслушать.

Меня трясло, а он был растерян и, судя по жесткости взгляда, злился.

— Я знаю, Ксавье, что на мотоцикле была не я, не я попала в аварию и не я, искалеченная, очутилась на операционном столе. Я прекрасно понимаю, что никогда не смогу поставить себя на твое место, можешь не сомневаться. Я никогда не позволю себе преуменьшить то, что ты пережил. Но известно ли тебе, что ощущаешь, услышав, что твой самый любимый человек попал в аварию и неизвестно, выживет ли он? Это разрушает тебя, загоняет под землю, приводит в ужас, пронзает насквозь.

Он сжал кулаки, но не сумел ничего ответить, поэтому я продолжила:

— Знаешь, что такое бесконечно долго сидеть в зале ожидания, когда тебе ничего не говорят? И в душе ты уже как будто умер? Знаешь ли, каково мне было справляться с ужасом от мысли, что я больше никогда тебя не увижу? И что придется сообщить детям, что они потеряли папу? Нет, ты этого не знаешь. Ты не представляешь себе, в каком аду я очутилась той ночью.

— Я никогда не утверждал, что ты не страдала.

Я жестом заставила его замолчать и принялась расхаживать перед ним.

— Но, Ксавье, с каждым днем все становилось хуже… Ты проваливался глубже и глубже, ты оттолкнул меня. Я наблюдала за тем, как ты сдаешься. Ты бросил нас, детей и меня. Ты не сражался за нас и вместе с нами. Мы были готовы тебе помочь. Возможно, я не сделала того, что было нужно, и точно была неловкой, но я перепробовала все. И ты заставил меня выпутываться в полном одиночестве… Ты отверг меня… Ни разу не протянул мне руку помощи. Вместо этого ты протянул руку ей…

— Я знаю, что ты сделала все, что могла… Мне стыдно за свои упреки, но я был зол, чувствовал себя пленником тела, которое не узнавал… Я больше не знал, кто я такой, Ава. Меня грызло сознание своей вины. Я очень сожалею, что все так получилось.

Я слышала его извинения, но параллельно всплывало все — мои страхи, мои раны. И чем больше их выбиралось наружу, тем легче мне дышалось. Все равно я многое перетерпела, и мне предстоит вытерпеть еще больше, но теперь меня ничто не остановит, я пойду до конца. Не удовольствуюсь полуправдой.

— Ты оттолкнул меня, — повторила я. — Отодвинул меня в сторону. Никогда в жизни я не была такой одинокой. Я пришла к выводу, что все кончено, Ксавье, что ты уже никогда не будешь со мной… Возможно, ты никогда полностью не восстановишься после аварии, я поняла и приняла, что ты изменился. Но и я никогда не воскресну окончательно, никогда не стану прежней. С тех пор, как я потеряла тебя, я уже не та, какой была раньше, потому что я все равно потеряла тебя, хоть ты и жив. Я перестала быть женщиной, которую ты знал, у меня внутри тоже что-то сломалось и…