Сон Хёнгён - Потомки солнца. Признание Моён

В крохотную форточку пробивались оранжевые лучи вечернего солнца. Ослепленный внезапным светом, Чхихун приподнялся и выглянул в окно. В этот момент кто-то открыл дверь склада. Это Санхён вернулся с проводов.

— Вот ты где, паршивец. Где прячешься весь день? Здесь я тебя тоже искал. — Санхён сел рядом с Чхихуном.

— Все уехали? — Чхихун с неохотой поднял голову и взглянул на Санхёна.

— Все-то уехали, а вот ты почему до сих пор здесь? — Несмотря на интонацию, в глазах Санхёна читалось беспокойство.

Молодой врач не ответил. Замерев, он пристально следил за постепенно угасающим закатом.

— Ну да, не сказать, чтобы я тебя не понимал. Пожалуй, доктор Чан набрала слишком много, даже учитывая беременность. Это уже не та девушка, которую ты во время медового месяца готов был носить на руках. И все же ты засранец. Обычно те, кто хочет сбежать из дома, максимум за город выбираются. Тебе не кажется, что уезжать на другой конец земли, в Урук, — это слишком? — пытался пошутить Санхён, чтобы разрядить обстановку.

— Ты прав, это очень далеко. Но я врач. И если я бы я сейчас уехал… Это бы означало… что я вовсе не врач. — В голосе Чхихуна словно сгущалась вечерняя тень.

— Ли Чхихун, я спрошу всего раз. — Голос Санхёна стал спокойным и доверительным. — Между тобой и пациентом Кан Минчжэ что-то произошло? Что именно? Я ведь могу тебе помочь.

— Не сейчас. Помощь… она тоже сравнима с побегом. Сначала я попробую сам. Если у меня не получится, тогда я все расскажу…

Сказав это, Чхихун закрыл глаза и прислонил голову к стене. Санхён понаблюдал за ним некоторое время, а затем похлопал по плечу и вышел со склада. Услышав звук закрывающейся двери, Чхихун открыл глаза. Солнце село, и наступила темнота. Стены склада, выкрашенные в белый, растворились во мраке. На душе стало спокойнее. Для людей с разбитым сердцем свет — наказание. При свете дня Чхихун вновь и вновь слышал упреки Кан Минчжэ: «Разве человек, бросающий пациента, может считаться врачом?» Эти слова пронзали душу и обнажали все то, что Чхихун так старательно скрывал. Он мог терпеть чудовищную нагрузку, физическую боль. Но сдерживать душевные страдания было невозможно. Это был непосильный труд.

Рабочий Кан, доставленный в медицинский корпус, наотрез отказывался от лечения. Он со злобой говорил Чхихуну, который пытался поставить укол с обезболивающим, что одно его лицо причиняет ему боль.

— Убери это. Откуда я знаю, что ты там мне колешь? Ты бы на моем месте захотел у ТАКОГО лечиться? У человека, который не рад твоему спасению? Ты что, не слышишь, что тебе говорят? Проваливай! Я не собираюсь ничего принимать!

Если бы не капельница в руке пациента, он наверняка схватил бы Чхихуна за грудки. Но так было бы даже лучше. Чхихун хотел, чтобы Минчжэ его побил. Если бы так он смог получить прощение, если бы это спасло его от мучительных угрызений совести, он бы согласился.

— Пощадите меня… Я… Мне было страшно. Вы абсолютно правы. В тот момент я не был врачом. Я сбежал… Мне так жаль… — на всю палату разрыдался Чхихун.

— А вы эгоист. Решили покаяться мне, чтобы облегчить душу?

— Если бы эту ношу можно было сбросить, я бы сделал это раньше. Просто я не знаю, как поступить. Подскажите мне. Я сделаю все, что вы скажете. Сколько бы я ни думал… Но я могу поговорить лишь с вами.

Из глаз Чхихуна снова потекли слезы.

— Даже если так, я не подам вам руку. Вы же не протянули мне свою. Вы же меня не спасли! И перестаньте просить меня о помощи. Потому что я не собираюсь вам помогать, — отрезал Кан Минчжэ и отвернулся.

— Вам обязательно нужно принять это лекарство. Я попрошу доктора Сона, — с отчаянием в голосе ответил Чхихун и выбежал из палаты.

Склад утопал в темноте: полки, забитые медикаментами, еле можно было разглядеть. Чхихун посмотрел на свой медицинский халат: ярко-белый, он превратился в тускло-серый. Врач снял его и небрежно смял. В этот момент что-то выпало из кармана. Телефон. Прошло уже больше суток с тех пор, как в медицинском корпусе была восстановлена связь, но Чхихун до сих пор не включал телефон. Врач немного помедлил, но все-таки включил аппарат. Телефон завибрировал, а экран ярко засветился. Как и предполагал Чхихун, больше всего пропущенных звонков было от супруги. Она засыпала его сообщениями: спрашивала, почему он не отвечает, переживала, не поранился ли, требовала вернуться как можно скорее и напоминала, что сейчас самое важное — это состояние их малыша. Чхихун листал сообщения, но ни на одно из них не мог ответить. Точно так же, как он сорвал с себя медицинский халат, он закрыл дверь в ослепительно яркий мир жены и малыша. Все потому, что бросил человека в беде.

Моён ничего не знала о переживаниях своего подчиненного. Каждый раз, когда представлялась возможность выбраться за пределы военной части, они с Сичжином брали машину и наслаждались обществом друг друга, разъезжая по окрестностям Урука. Конечно, после землетрясения пейзажи уже не были такими красивыми, но пара с удовольствием проводила время вместе.

Сегодня их путь лежал на берег лазурного моря. После встречи с генерал-лейтенантом Юном, который лично приехал, чтобы поблагодарить отряд «Тхэбэк» за самоотверженность во время восстановительных работ, они решили сделать небольшой крюк.

Моён пребывала в прекрасном настроении. Она полной грудью вдыхала морской воздух, врывавшийся в открытое окно машины, любовалась пейзажем и с восхищением поглядывала на Сичжина, ведущего машину. Моён любовалась мужчиной, как произведением искусства, а тот наслаждался ее откровенным взглядом.

Но иногда влюбленным женщинам нравится терзать себя нелепыми подозрениями. И внезапно Моён захотелось узнать об отношениях Мёнчжу и Сичжина. От одной этой мысли ее тело покрылось холодным потом. Наконец она не выдержала и спросила:

— Почему вы не начали встречаться с Мёнчжу? Она молода, у нее отличное образование, хорошая семья, прекрасная фигура. Нет ничего, в чем она была бы плоха.

— И что, мне встречаться со всеми красивыми девушками из хороших семей? — хмыкнул в ответ Сичжин.

— Значит, Мёнчжу все-таки красива. Хотя я этого не говорила, — сказала Моён, надув губы, как маленький ребенок.

— Боже мой, вы что, ревнуете?

Сичжин усмехнулся — ну что за нелепость! — и резко вывернул руль. Глаза девушки удивленно округлились: уж не разозлила ли его эта ребяческая ревность? Однако вскоре она увидела вывеску заправки и с облегчением выдохнула. Но как только Моён успокоилась, ее снова накрыла ревность.

— Вот и нужно было встречаться с Мёнчжу! Но что же в ней такого красивого?

В этот момент Сичжин повернулся к Моён и поцеловал ее в губы.