Джессика Эттинг - Растворяясь в ярком свете [litres]

– Да, – со стоном подтверждает Бен. – Знал ведь, что не следовало соглашаться на ту игру.

Я поворачиваюсь, чтобы смотреть ему в лицо, и принимаюсь целовать в ямочку над ключицей.

– Правда? Насколько приятнее?

Бен улыбается.

– В тебе проснулся дух соперничества?

– Не сомневаюсь, что это недостаток. Но не притворяйся, что Одра не была на высоте. Мысленно я отчетливо ее себе представляю.

Он отрицательно качает головой.

– С Одрой все было как будто не по-настоящему. Она никогда меня не знала. Совсем нет. Не так, как ты.

– Потому что мне знакома нынешняя версия тебя?

Это были отголоски нашего прежнего разговора о том, что каталинская версия Бена – самая верная и незамутненная. Отдаленность острова от остального мира избавляет от всякой ерунды, из-за которой мы привыкли переживать изо дня в день.

Бен приподнимается на локтях.

– С Одрой мы говорили исключительно о ней самой и о ее проблемах, а также о том, чем я могу ей помочь.

– Парень-спасатель спешит на помощь, – лишенным эмоций голосом объявляю я, ожидая, что он рассмеется, но он некоторое время молчит, и я замечаю, как мрачнеет его лицо.

– В тот вечер ты шокировала меня своими словами. Думаю, ты и сама не понимаешь, насколько была права. – Помолчав еще немного, Бен негромко добавляет: – На самом деле, ты помогла мне понять кое-что очень важное.

– Неужели?

Взгляд Бена становится отрешенным, будто мысленно он унесся за тысячи миль отсюда, но я не говорю ни слова, понимая, что он сам объяснит, когда будет готов. Я лишь удобнее устраиваюсь в его объятиях, не сводя глаз с его лица.

– Помнишь, я сказал, что если хочу изменить модель поведения, разорвать порочный круг, нужно докопаться до ее причины?

Я киваю и упираюсь подбородком ему в грудь.

– Расставшись с тобой тем вечером, я пришел прямиком сюда, на эту палубу, и все сразу понял. Дело в Оливии. Она – та самая причина.

Его сестра. Восьмью годами старше. Он почти никогда о ней не говорит. Я решила, что они не в дружеских отношениях как раз из-за разницы в возрасте.

– Она – тот самый человек, кого я практически всю жизнь пытаюсь спасти.

– Что ты имеешь в виду? – Воображение тут же услужливо подкидывает ряд сценариев, один другого ужаснее, от которых все мое существо переполняется ужасом. – Она серьезно больна?

– В некотором роде да. – Бен встречается со мной взглядом. – Она наркоманка. Все началось, когда ей исполнилось четырнадцать. Череда реабилитационных клиник, больниц и периодов завязки.

Бен говорит отчужденным голосом, будто и не о собственной сестре вовсе, а просто пересказывает услышанную по радио историю.

Сказать, что я поражена, – ничего не сказать.

– Мне очень жаль.

Он лишь плечами пожимает, безмолвно говоря: «Такова жизнь», и снова откидывается на палубу, заведя руки за голову. Я ложусь на спину рядом с ним, и мы оба смотрим на мерцающие над головой звезды. Наконец Бен заговаривает снова и негромким голосом рассказывает о годах, когда сестра жила дома, периодически исчезала на несколько дней, возвращалась и падала без чувств, так что он мчался к ней проверить, жива ли она вообще. О том, как брак родителей, и без того трещавший по швам, наконец рухнул окончательно. О том, как однажды обнаружил забытую сестрой в ванной коробку использованных шприцов и показал маме, а Оливия распсиховалась, назвала его наркоманом и выбежала из дома, хлопнув дверью. Она отсутствовала целых десять дней, и Бен был уверен, что в конце концов ее обнаружат мертвой, а виноват в случившемся будет он один.

Даже сейчас Оливия время от времени приезжает домой, клянется и божится, что завязала, а потом ворует деньги и снова пропадает.

Слушая его рассказ, я чувствую, что еще несколько кусочков головоломки успешно встают на свои места. Почему он всегда сразу же перезванивает маме, если пропустит вызов от нее. Почему так тяготится решением об учебе в колледже. Почему время от времени его глаза заволакивает тьмой.

– Вот почему ты хотел снять ту документалку. – Я снова кладу руку ему на грудь.

– Это не единственная причина, а, скажем так, дополнительный стимул. Кстати, частично из-за этого мой учитель по режиссуре и связал меня со съемочной бригадой. Он знает об Оливии. – Бен обнимает меня и теснее прижимает к себе, так что мне становится слышно его ровное сердцебиение.

– А где она сейчас?

– Где-то в Окленде. В начале лета мы все изрядно перетрухнули, когда несколько недель не могли ее найти. Отец собирался лететь туда, но в конце концов она обнаружилась у какого-то приятеля.

Я смотрю на Бена, открыв рот от изумления. Зная его, удивляюсь, отчего это он спокойно лежит тут, а не бежит хватать сестру в охапку и тащить ее прямиком в реабилитационный центр.

– Знаю, о чем ты сейчас думаешь. Поверь, я проделывал это, и не раз. Я бы все на свете сделал, чтобы вернуть свою сестру, прежнюю Оливию. – Его голос дрожит от эмоций, и у меня к горлу тоже подступает комок. – Когда мне исполнилось шестнадцать и я получил водительские права, то часто колесил по городу с пакетом фастфуда из «In-N-Out Burger», стараясь разыскать ее, убедиться, что она в порядке, покормить. Когда этого не случалось, я отдавал еду уличным бродягам, надеясь, что кто-то другой точно так же поможет моей сестре.

У меня сердце болит за шестнадцатилетнего Бена – и за Бена сегодняшнего. Чип прав. У всех свои заморочки. И своя тьма в душе.

– В какой-то момент все услышанное мной на встречах Нар-Анон [6] Всемирное содружество людей, на чью жизнь повлияла наркотическая зависимость близкого человека. вдруг обрело смысл. В действительности мы ничего не можем сделать. Никто не заставит сестру завязать, пока она сама не захочет. Это было чертовски жестоким крушением надежд.

Некоторое время Бен молчит.

– Так что да, ты права. Я подсознательно встречался с девушками, которым требовался спасатель, поскольку был не в состоянии помочь собственной сестре.

Ох! Ну прямо удар под дых.

– Э-э-э, должна признаться, что чувствую себя настоящей задницей, – поморщившись, говорю я. – Мне очень жаль, Бен.

Он наконец встречается со мной взглядом.

– Это противоречит тому, что я говорю. По-моему, ты с первого дня сумела рассмотреть часть меня, скрытую от посторонних глаз.

– Что ж… возможно, не с первого дня.

Уголки его губ приподнимаются в улыбке.

– Верно. Когда мне удалось сразить тебя наповал своим очарованием, я решил побольше узнать о девчонке, которая видит меня насквозь. – Он понижает голос. – Даже если мне никогда не удастся до конца постичь ее душу.

Бен внимательно всматривается в меня в свете луны, и я вдруг понимаю, что пришел мой черед.

Я пытаюсь скрыть охватившую меня нервозность за легкомысленным тоном голоса.