Кевин Кван - Секс и тщеславие

Люси решилась-таки подойти к Джорджу, но… Что же ему сказать? Тонко намекнуть на стихотворение? Ладно, она сделает ему комплимент по поводу наряда, возможно, скажет что-нибудь вроде: «Ты и перышки почистил, и следы замел». Ой, нет, это ужасно. Может, следует быстренько погуглить стихотворение Неруды и продекламировать другую строчку в качестве приветствия? Это было бы очень загадочно. Да, так и сделаем. Пока Шарлотта и Оливия кудахтали, восхищаясь нарядами друг друга, Люси достала телефон и быстро напечатала: «Стихотворение Пабло Неруды».

Первое, что нашлось: «Я хочу отведать солнечный луч, пылающий в твоем прекрасном теле».

«Черт, нет!» — испугалась Люси. Кликнув на следующее стихотворение, она почувствовала легкое прикосновение к плечу. О боже, это он… Она собралась с силами, обернулась и удивилась, увидев улыбающегося Одена.

— И как тебе картины Дифенбаха?

— Э-э-э… что? — Люси быстро убрала телефон.

— Карл Дифенбах. Картины в трапезной.

— Ой, я их не видела. Мы немного опоздали.

— Пошли, — велел Оден, взяв ее за руку, и потащил в коридор, прежде чем Люси успела возразить. — Тебе действительно стоит их увидеть.

Они вошли в трапезную — просторную и безмятежную. Строгие белые стены были увешаны массивными картинами Дифенбаха, написанными маслом. На темных и мрачных полотнах был изображен остров с разных точек: потрясающие вершины утесов, бурные волны и даже ночной грот, казалось освещенный свечами. Люси внимательно рассматривала холсты, тихонько двигаясь от картины к картине.

— Ну как тебе? — спросил Оден.

— Я в восторге.

— Я так и знал! — сказал Оден с легкой улыбкой.

— Не ожидала такого. Что эти картины вообще делают в монастыре?

— Как я понимаю, Дифенбах провел последние годы жизни на острове.

— Ничего подобного раньше не видела. Так тревожно… почти сюрреалистично, — пробормотала Люси, глядя на особенно эффектное изображение скал Фаральони, мерцающих в лунном свете. Она вспомнила, как стояла на пляже Да Луиджи на том же месте, что и Дифенбах, глядя на мистические скалы. Обращаясь к Одену, она сказала: — Интересно, почему он выбрал такие темные тона, лично для меня Капри — это сама суть света.

— Рискну спросить то же самое о твоих картинах. Дифенбах был символистом. Мне кажется, что живопись для него — способ исследовать внутренний мир, а не запечатлеть пейзаж. Так?

Люси улыбнулась, ничего не ответив.

Внезапно звук знакомой фортепианной композиции эхом разнесся по комнате.

— Гольдберг-вариации! Мое любимое произведение! — воскликнула Люси.

Они вернулись в часовню и обнаружили, что она пуста, если не считать Изабель, Дольфи и еще нескольких человек, собравшихся у входа в алтарную часть, где стоял рояль. Изабель повернулась, жестом пригласила Люси присоединиться к ним, и та увидела Джорджа, сидящего за роялем. Люси подошла ближе и с удивлением воззрилась на пианиста. Его руки летали по клавишам с легкостью и изяществом, будто не касаясь их. Люси впервые обратила внимание, какие у Джорджа длинные тонкие пальцы. Его глаза были закрыты, а сам он медленно раскачивался взад-вперед, полностью растворившись в музыке.

В этот момент Люси совершенно точно поняла, с какими словами обратится к Джорджу. Она скажет: «Интересно, мог ли Неруда сыграть Баха так же хорошо, как ты?» Теперь ей просто нужно провести с ним секунду наедине. Люси воспользуется моментом после того, как Джордж закончит играть, и, возможно, ей под каким-нибудь предлогом удастся показать ему картины Дифенбаха в трапезной. Когда Джордж уже приближался к финалу, Джиллиан, свадебный координатор, влетела в часовню с бешеным видом и принялась что-то настойчиво нашептывать Изабель на ухо.

— О черт! Пардон! — буркнула Изабель в ответ, а потом обратилась к остальным: — Нам надо мчаться на банкет. Как оказалось, бабушка Дольфи начала произносить тост, не зная, что нас еще нет!

Они поторопились к центральному двору, где проходил банкет, и, увидев это место, Люси ахнула от восторга. Огромный двор был заполнен круглыми столами, покрытыми серебряной парчой и прогнувшимися под весом старинных серебряных канделябров, которые, казалось, доставлены прямиком из Ватикана. Над каждым столом висели серебряные шары разного размера, внутри их в воде плавали свечи. Мерцание свечей в просвечивающем серебре разбегалось нежной рябью, окутывая тонким сиянием все пространство и делая и без того прекрасный монастырь еще более таинственным.

Люси быстро нашла назначенный ей столик, скрестив пальцы: пусть Джордж сидит рядом! Увы, она оказалась между молодым итальянцем с длинными светлыми волосами, который ни слова не знал по-английски, и, если верить карточке перед соседним пустующим стулом, бароном Мордехаем фон Эфрусси. Ее сердце упало. А что еще хуже, со своего места Люси прекрасно видела Джорджа — тот расположился через два столика от нее, по соседству с Софи, прелестной австралийской подругой Изабель, и не менее потрясающей азиаткой по имени Астрид. Один из одетых в черное видеооператоров, особо не скрываясь, снимал, как эта фотогеничная троица обменивается приветствиями — ни дать ни взять давние друзья, встретившиеся в первом ряду на Нью-Йоркской неделе моды!

Мордехай, болтавший с какой-то английской герцогиней за соседним столиком, неохотно вернулся на свое место и приподнял бровь, глядя на Люси:

— Где вы были, юная леди? Творили какие-нибудь непотребства?!

— Не совсем. Мы были на импровизированном фортепианном концерте Джорджа Цзао.

— В самом деле? А что играл наш рослый молодой Нарцисс?

— Отрывок из Гольдберг-вариаций.

— Как предсказуемо! — проворчал Мордехай.

— Вообще-то, он играл очень красиво.

— Ничуть не сомневаюсь. Но мне хотелось бы, чтобы хоть раз кто-нибудь выдал Шёнберга или Джона Кейджа. Нет ничего банальнее, чем исполнять Гольдберг-вариации, кроме, пожалуй, пьесы «К Элизе».

Не желая спорить, Люси попыталась сменить тему. Когда официанты налили ей в тарелку обжигающий рыбный суп, она взяла ложку.

— Мне кажется, я никогда не держала в руке такой тяжелой ложки.

— Да, это знаменитое серебро де Векки. Вроде бы отлили во Флоренции в семнадцатом веке. Приборы вчера доставили из семейных хранилищ.

Люси, любуясь огромными серебряными канделябрами в центре стола, сказала:

— Все это так грандиозно, не могу даже представить, что будет завтра на свадебном банкете!

— Ну, поскольку Цю оплачивает счет за всю свадебную неделю, де Векки, очевидно, должны были устроить что-то впечатляющее сегодня вечером. Разве могли они позволить этим глупым азиатам украсть их лавры?

Люси ничего не ответила, но подумала, что Изабель совсем не глупа.