Виктория Мальцева - За мгновения до...

Интриганка! Сучка, самая настоящая.

— Как раз об этом… я и хотела сказать, — успевает вставить мать, как вдруг мой бокал с красным вином «случайно» опрокидывается, выплеснув содержимое на прекрасный голубой лиф платья не менее «прекрасной» гостьи.

Боже! Что тут начинается! Мать разрывается между тысячью извинений и тысячью проклятий, Дэвид робко успевает вставить «Она не нарочно, успокойся Энни!». А Дамиен… А Дамиен ржёт. Взахлёб и с чувством.

Да уж… не хотела бы я оказаться на месте его подруги. Разве не должен любящий мужчина всячески обеспечивать своей девушке душевный комфорт? Оберегать её нежную душу от дерзких, невоспитанных и неуклюжих?

Допустим, я заметила, что и Дэвид едва сдерживал улыбку, когда случилась моя нечаянная неловкость, но это ведь Дэвид! Какое ему дело до облитой вином девушки сына?

В общем, меня выгнали наверх, в свою комнату, несмотря на яростные протесты отчима, и вялые, едва слышные, самой Мелании.

Дамиен продолжал ржать.

Утро второго понедельника октября было дождливым, унылым и подозрительно спокойным. Никто не встретил меня смешком, не метнул прожигающий взгляд, не плеснул вслед ядом.

Как только начался перерыв на ланч, и народ массово устремился в столовую, чтобы успеть отхватить желаемое в ограниченном меню блюдо, я, по своему обыкновению, направилась в туалет — люблю заниматься решением физиологических вопросов в уединении.

И уже после долгожданного облегчения обнаружилось, что туалетная дверь не открывается. Первые пять минут я наивно полагаю, что она захлопнулась, старенький замок заклинило, ну или случилась какая-нибудь иная техническая проблема. И, конечно, ору, в надежде, что меня услышат в коридоре, вызовут техника и освободят.

В туалете я просидела сорок минут, то есть весь ланч.

Утомлённая темницей, измождённая голодом и злостью, обнаруживаю, что все в курсе моего малоприятного казуса: одноклассники встретили моё пришествие издевательским смехом. А после того, как носатый арабский, или какой он там, мальчик остроумно назвал меня «туалетным пленником», это имя приклеилось к моей фигуре окончательно, извращаясь лишь в вариациях:

— Пленница туалетных стражей!

— Возлюбленная туалетного духа!

— Ева, исчезнувшая в недрах унитаза… и т. д. и т. п.

В конце концов, подростковая лень укоротила меня просто до «тубзика».

— Тубзик участвует в спектакле — теперь только провал!

— Тубзика записали в нашу команду — я сваливаю!

И да, в школьном Рождественском спектакле, который режиссирует небезызвестная звезда, мне предложили только одну свободную роль — унитазную, а без участия в этом лицедействе зачёт по предмету «Драма» не получить.

Я должна была отомстить. Должна. Причём по крупному, но это позже, а в рамках ограниченного времени Либби смоталась в доллараму за суперклеем. Дальше её роль была сведена к минимуму — следить за тем, чтобы «берег был чист». Как правильно вливать клей в канадский секретный замок-локер, тот самый, которым школьники закрывают свои шкафчики, мне известно ещё со времён сумасшедшего детства. Я прожила целых четыре года с ненавистным сводным братом — не забываем об этом!

Дальше только оставалось наслаждаться шоу: в конце уроков Мелания долго возилась с замком, пытаясь сообразить, почему его заклинило. Когда все школьники разбежались, явился разъярённый долгим ожиданием Дамиен. Ему оказалось достаточно только одного взгляда на замок своей подруги, чтобы тут же найти глазами меня и мысленно распять. Нет, судя по выражению его лица, он сбросил на меня ядерную бомбу. Или водородную. Мы же с Либби важно прошествовали мимо: подруга в диком восторге от пережитых событий, я — гордо неся звание «отмщённой».

Не знаю, сколько времени продлилась история со шкафом, но я уже была дома, когда Дамиен явился за инструментами, долго искал их в гараже и громко говорил с отцом по телефону. Вернее, орал по телефону.

Но это был ещё не конец. Далеко не конец! Это было самое-самое начало.

Но перед тем как небеса разверзнутся, произойдёт ещё одно небольшое, совсем маленькое и почти незначительное происшествие.

Во вторник утром мне нехорошо, но я стоически выдерживаю семейный завтрак, и Дэвид отвозит меня в школу. В то утро Дамиен завтракал с нами, что уже само по себе было уникально, но у меня так болел живот, что даже присутствие сводного брата не стало событием.

Ко второму уроку обнаружились критические дни, и я поняла, что в ближайшие десять часов без таблетки, кровати и грелки мне легче не станет. Миссис Уэст — секретарь администрации школы не только позвонила матери, чтобы получить согласие, но и любезно предложила отвезти меня домой:

— Мне как раз нужно в Стэплс — канцтовары купить. Ты, кстати, волонтёром не хочешь поработать?

— Что делать?

— К Хэллоуину школу украсить. Со следующей недели в кабинете мистера Ситтера все собираются.

— Хорошо, я подумаю.

Ещё не хватало всякой фигнёй заниматься.

Эндшпиль It's My Life (feat. TumaniYO)

Дома заваливаюсь спать, наглотавшись адвила. Пару часов спустя просыпаюсь от голода и с радостью обнаруживаю, что боль отпустила. Уже спускаясь по лестнице, слышу голоса в столовой и гостиной. Это не родители: до отвращения знакомый женский голос, как будто Рон и ещё кто-то. Стою как вкопанная и слушаю, но мало что могу понять. Наконец, слышу самый знакомый голос из всех:

— Я в этом не участвую, — Дамиен говорит негромко, но безапелляционно.

После этой фразы моя рука выуживает из кармана штанов мобильный, лихорадочно ищет иконку диктофона и нажимает на кнопку записи.

— Мы делали это столько раз, и ни одного промаха, Дам! — женский.

— Дам, не нуди, всё будет путём, отвечаю! — Рон.

— Я сказал, нет.

— Дамиен! Мне осточертело, что тебя вечно нет! Ты на тренировках, в мастерской, в баре — где угодно, но только не со мной! Я вижу тебя либо в школе, либо ночью, и то изредка!

Слышно, как Рон хохотнул в этот момент:

— А ты чётко устроился, Дам!

— Заткнись!

Спустя мгновение:

— Мел, у тебя тоже бесконечные репетиции…

— Да, но после них я дома и хочу развеяться, съездить в клуб, провести время с друзьями и с тобой в баре. А ты без конца вкалываешь на своих тупых работах! Ладно б зарабатывал… — внезапно она осекается.

А Дамиен молчит, ничего не отвечает. Я знаю, что сейчас он злится — его самолюбие — самое нежное во всём свете. Таких честолюбивых и амбициозных засранцев, как он, ещё поискать.

— Это деньги, Дамиен. Хорошие деньги. И твой собственный ресторан не за горами! — она так легко не сдастся.

— Дам, слушай… Так или иначе, но ты уже в деле.