Виктория Мальцева - Моногамия [СИ : ред. 2017 г.]

Он усмехается:

— Ты когда-нибудь перестанешь слишком глубоко всё обдумывать и рассчитывать наперёд?

— Это вряд ли, у меня муж крутой бизнесмен, с ним по-другому нельзя.

— А при чём здесь это?

— Как при чём, мне же надо соответствовать!

— Оооох, — протяжно стонет, — ты не исправима! Держи свой кофе, пока не остыл.

— Такой антураж требует не кофе, а шампанского! — замечаю улыбаясь.

— Нет, шампанское натощак обещает ощутимое опьянение, а ты мне нужна сегодня с ясной головой.

— Ладно. Тогда прыгай ко мне, будем балдеть вместе, — предлагаю я, рассчитывая на утренний секс, потому что за эти годы Алекс приучил меня как собаку Павлова.

— Не сегодня, любимая…

Rihanna — Stay

Выхожу из ванной чистая, ароматная и недоумевающая. Два пропущенных секса — это уже сильно против правил, установленных не мной. Что-то тут нечисто. Кто-то что-то замышляет.

Мажусь кремом, как вдруг входит Алекс с тремя коробочками в руках, в комнате играет красивая спокойная музыка, и я понятия не имею, где находится её источник.

— О, подарки! — ликую я.

Признаться по правде, я даже не пытаюсь лихорадочно вспоминать, что за дата сегодня, потому что подарки друг другу без причины давно стали обычным делом у нас.

Алекс ничего не отвечает, садится на пол прямо передо мной, открывает одну коробочку и достаёт оттуда белый ажурный чулок. Затем ласково берёт мою ногу, целует каждый палец на ней и натягивает сам белое роскошество на мою чуть загорелую ножку. Загорелую, потому что в августе мы уже отдыхали в Каннах с детьми. Закончив с чулками и исцеловав мои ноги, отчего у меня в прямом смысле пропал дар речи, и я не могла никак понять, что же происходит, Алекс открывает другую коробку, и я вижу в ней белое невыразимо изысканное и дорогое бельё. На бюстгальтере в кружевах поблёскивают камни, и я с ужасом догадываюсь, что это бриллианты. Муж стаскивает с меня банный халат и ловко облачает в великолепие кружев и драгоценных камней. Затем открывает третью коробку и извлекает на свет Божий пару белых туфель с открытыми носами на тончайшем высоком каблуке, опять же украшенных камнями и вышивкой из белого золота.

— Ты для чего это упаковываешь меня?

— Не догадалась ещё? — хитро щурит свои карие глаза.

По правде сказать, догадалась, но что-то моя догадка не вяжется фактами и логикой, ведь я как бы уже…

Тут он достаёт из под кровати гигантскую прямоугольную коробку, открывает её и я вижу белоснежное шёлковое платье, длинное и прямое.

Алекс молча надевает его на меня, затем долго шнурует сзади белую лену на голой спине, нежно касаясь кожи своими пальцами. Закончив, разворачивает к себе лицом и целует в лоб, отходит и долго любуется, довольный результатом.

Затем извлекает из заднего кармана свой смартфон, делает звонок и говорит… на испанском !

У меня очередная порция шока:

— Ты когда язык то выучил?

— Если задаться целью — время найдётся на всё. Как можно быть наполовину испанцем и не знать испанского языка? Во всём должен быть порядок!

Порядок… во всём…

Через мгновение стук в дверь, Алекс идёт открывать. Я выглядываю в дверной проём спальни и вижу как по длинному холлу наших апартаментов уверенно, высоко держа голову, поражая своей гибкостью и животной грацией, точно так же как я увидела это впервые, идёт Алекс, а с ним рядом девушка с саквояжем в руках.

Она дарит Алексу улыбки и свои горящие глаза… Ну как обычно… Я уже давно к этому привыкла.

— Вот, это Лаура! Она сделает то, что я не могу, — сообщает Алекс и снова целует меня в лоб.

— Привет, Лаура.

— Привет, — здоровается стилист, растеряв весь радостный настрой при виде меня.

Алекс замечает это, вздыхает и выходит. А что он может сделать? Он нравится, его хотят, и так было всю его жизнь.

— Вам как, спрашивает стилист, — как для юной невесты, или как для более зрелой.

— Мне, — отвечаю, — как для меня. Но так, чтобы тот, кто вам платит, остался доволен.

Мы решаем оставить волосы распущенными и слегка подкрученными в локоны, макияж дневной и не слишком яркий.

— Красивый и богатый? Или богатство — это ваш козырь?

— Красивый, умный, богатый и верный. Оказывается, это всё-таки возможно! — отвечаю. — А я — учительница математики.

Вообще-то я профессор уже давно и высшей математики в одном из самых дорогих ВУЗов США. Но в это мгновение мне почему-то захотелось быть просто учительницей.

Вижу в отражении зеркала тёмный завидующий взгляд, явно недоумевающий, чем такая не слишком красивая и, мягко говоря, не совсем свежая дамочка смогла привлечь такого выдающегося мужчину.

— Завидуете?

— Нет, что вы! Счастья Вам! Только где они водятся такие, поделитесь?

— Нигде!

— Но вы же своего где-то нашли.

— Скорее, это он меня нашёл, а не я его. Не завидуйте. За красивым фасадом не видно трудностей и тягот всей отделки.

— Правда? Расскажите, что-то мне подсказывает, что у вас особенная история любви.

— Так и есть, но рассказывать придётся долго, потому что она длиною в 17 лет.

— 17 лет? И только сейчас вы женитесь?

— Вообще-то это третий раз и мы, собственно, женаты давно. Честно, я и сама не знаю, чего это ему вдруг взбрендило.

Темноволосая Лаура уставилась на меня с недоумением:

— Вероятно, он вас очень любит, раз так балует.

— Вероятно. Но это белое платье скорее для него, чем для меня.

Да, для него, потому что ещё в больнице Алекс заявил, что ему не нравится то, как мы с ним поженились, ни в первый раз в Кишинёве, ни во второй в США. А потом признался, что всегда мечтал о невесте в белоснежном подвенечном платье.

— А что за трудности, — продолжает свой допрос любопытная Лаура. — Изменяет?

— Не совсем так. Была одна измена с его стороны, которая чуть не убила его, он вскрыл себе вены, изрезав все руки, а я вовремя нашла его и вернула. Была моя ошибка, а потом его месть, которая почти убила меня, но он успел остановить. Была моя семья, где мужем был не он, была наша любовь, наперекор всему, была его смертельная болезнь, много боли и унижения для него и ещё больше боли и страха для меня, когда он едва не умирал у меня на руках, но судьбе было угодно ещё поиграть с нами… И много ещё чего было, например, у меня весь живот в порезах, и мы похоронили нерождённого сына — напала неразделённая любовь Алекса. Ещё одного нерождённого убила ревность. Мы оба больше не можем иметь детей. И ещё, и ещё, и ещё много чего.

Лаура уставилась на меня в зеркало, замерев с плойкой в руках.

— Вы сожжёте мне прядь, — напоминаю.

— Ой, простите!

— Ну как, ещё хотите замуж за красивого и богатого?

— Нет!

— То-то же. Не завидуйте никогда и никому. Это плохое чувство, разрушающее. Живите своей жизнью, ищите и стройте своё счастье.