Делия Росси - Волчий лог

Палец на курке чуть дрогнул. Впервые за много лет.

Стас поморщился. Снова эмоции. Слишком часто они в последнее время его захлестывают, лишают привычного хладнокровия.

– Туча, что у вас? – губы коснулись холодной рации.

– Объект дома. Пока никаких передвижений.

Что ж, ничего. Он подождет. Подождет.

Мы жили в Тель-Авиве уже три недели. После морозной России Израиль поразил по-настоящему весенней погодой. Даже дожди, которые с завидной периодичностью поливали плоские крыши домов, набережную и приводящие Никитку в восторг пальмы, не могли испортить впечатление от яркой южной страны. Синее Средиземное море, зеленая трава, лохматые макушки деревьев – весна, настоящая весна.

Остановились мы у старого друга Стаса. Гена преподавал в местном университете и подрабатывал гидом в одной из паломнических служб. Большой, веселый, шумный, он с первой минуты сумел расположить к себе и сделать так, чтобы нам с Ником было легко и удобно в его маленькой трехкомнатной квартирке.

– Чувствуйте себя как дома, – заявил Гена, поставив наши чемоданы на пол прихожей и улыбаясь от уха до уха. Вот, казалось бы, профессор истории, а выглядит, как вчерашний школьник. – Я тут почти не бываю, так что, не сильно вас стесню.

Угу. Хозяин дома не собирается стеснять гостей. Замечательно.

Впрочем, так и вышло. Уже через несколько дней Гена уехал с паломниками из России в двухнедельную поездку по святым местам Палестины, и мы с Ником и бабой Любой остались одни. И потянулись долгие дни ожидания.

Ник радовался новым впечатлениям и теплу, рассекал на роликах по набережной и даже пару раз искупался в холодном, по мнению местных, море, а я почти не замечала окружающей красоты. Жила от одного разговора с мужем до другого. Стас связывался со мной по скайпу поздно ночью. Что он делал днем я не спрашивала, и так все понятно. Мы говорили совсем о другом: о нас, о Никитке, о моем самочувствии, об израильской погоде, о русских морозах, о том, что нужно обязательно выбраться летом на море… И без слов понимали друг друга.

«Скучаю…»

«Я тоже…»

«Очень сильно…»

«Потерпи, еще немного, и я вас заберу…»

«Люблю…»

«И я люблю…»

Эти разговоры – явные и тайные, – давали мне силы ждать.

А вчера Стас впервые за три недели не вышел на связь, и я не находила себе места. Расхаживала по маленькой кухне из угла в угол, меряя шагами небольшое расстояние от окна до холодильника, и гоняла бесконечные тревожные мысли.

– Инга Яновна, успокойтесь, – негромко сказала баба Люба.

Она готовила борщ, и по дому плыл умопомрачительный аромат томатной зажарки. – Со Станиславом Андреевичем ничего не случится. Он опытный профессионал. Один из лучших.

Старая волчица попробовала бульон, чему-то кивнула и добавила в кастрюлю тонко нарезанную капусту.

– Вы давно на него работаете?

Я оперлась о подоконник и внимательно посмотрела на бабу Любу.

– Десять лет. И за все эти десять лет в карьере вашего мужа не было ни одной неудачной операции.

Она взглянула мне в глаза и тихо сказала:

– Прекратите себя накручивать. Станислав Андреевич никогда не рискует понапрасну. Он всегда все тщательно просчитывает и если делает, то наверняка.

От этих слов и от прозвучавшей в голосе бабы Любы уверенности мне стало легче. Подумаешь, Строев! Неужели Стас с ним не справится?

– Мам, а когда мы гулять пойдем? – влетел на кухню Никитка.

Не умеет сынка передвигаться иначе, чем бегом.

– После обеда, – машинально ответила я, отвлекшись на экран телевизора. Знакомая фамилия, мелькнувшая в бегущей строке, заставила меня замереть. У Гены были настроены несколько русских каналов, и сейчас по одному из них передавали новости.

– Ма, а можно я без куртки пойду? – тарахтел Ник, а я смотрела на кадры с развороченным «БМВ», и чувствовала, как тяжело бьется сердце.

– Никита, а принеси-ка мне из гостиной вазу с яблоками, – негромко сказала баба Люба. – Кажется, я забыла их помыть.

Она незаметно оказалась рядом и взяла меня за руку. Ее ладонь была сухой и теплой. Как у бабушки. И еле уловимый аромат корицы и ванили тоже напомнил мне бабу Машу.

– Я сейчас, – кивнул сынка и умчался из кухни.

Из зала донесся какой-то шум, потом приглушенное бормотание и топот, но я не отреагировала. Я смотрела на останки черной машины и укрытое синей пленкой тело и пыталась унять пустившееся вскачь сердце.

– Вот видишь, все уже закончилось, – тихо сказала пожилая волчица. – А ты переживала.

Да, все закончилось. Стас сдержал свое слово.

– Баба Люба, я случайно уронил яблоки, ваза сама из рук выскочила. Вы ведь все равно собирались их мыть?

Никитка бухнул на стол тяжелый советский хрусталь.

– Ну, раз уронил, теперь уж точно помою, – усмехнулась наша охрана. – На вот, чистое, – она сполоснула яркий краснобокий фрукт и протянула его Нику.

Сынка уселся на табуретку и захрустел яблоком, диктор первого канала вещал о взрыве, унесшем жизни известного политического деятеля Ивана Сергеевича Строева и его сына, Вадима Ивановича Строева, а я смотрела в окно, на разноцветные круги набережной, и думала только о том, что все закончилось, и мы с Никиткой наконец-то сможем вернуться домой.

– Ничего не забыли? Никита, подожди, дай я тебя причешу.

Баба Люба поймала готового сорваться с места Никитку и пригладила щеткой его торчащие в разные стороны вихры.

– Да я уже причесывался! – попытался вывернуться тот. – Стас, скажи! Мы же опоздаем!

– Не опоздаете, – хмыкнула баба Люба. – Вот, другое дело. Теперь сестру не напугаешь.

Она слегка подтолкнула Ника к выходу и повернулась к Стасу.

– Станислав Андреевич, я девочкам позвонила, у них уже все готово, – доложила она.

– Хорошо. Вы сразу туда или с нами в больницу?

– Нет, я вас уже в усадьбе встречу, – отказалась баба Люба. – Так надежнее. Надо же проследить, чтобы ничего не перепутали.

Старая волчица посмотрела на него, и он понял, что она волнуется. Вроде, незаметно, а глаза блестят, и руки чуть подрагивают. Слишком хорошо он знал свою помощницу, слишком долго они были вместе.

С Любовью Стрельницкой, по прозвищу баба Люба, он впервые встретился в середине девяностых. Она тогда только что похоронила мужа, погибшего от рук террористов, и едва не свихнулась от горя. Для волков потеря пары – тяжелое испытание, не каждый его выдерживает. Вот и баба Люба не выдержала, Стас сам доставал ее из петли в старом обшарпанном кабинете. Случайно заглянул. Искал полковника Седова, а нашел его агента, болтающегося под потолком. Хорошо, что нож при себе был, успел перерезать веревку и привести женщину в чувство. Правда, благодарности за свою помощь не дождался: баба Люба его чуть не убила, когда поняла, что умереть не получилось. Брыкалась, ругалась, поливала его последними словами, а потом пришла в себя и расплакалась. «Думаешь, спас меня? – с ненавистью смотрела она на него. – Ничего ты не понимаешь! У меня ведь яма вот тут, – баба Люба стукнула себя по груди, – пустота… Разве можно с пустотой внутри жить?»