Рейчел Липпинкотт - В метре друг от друга [litres]

Безумец.

Перед глазами он – стоит на краю крыши и, кажется, вот-вот сорвется, улетит навстречу смерти, а на лице, в каждой черточке, – страх. Ничего похожего на ту самодовольную ухмылку.

Хрипя и задыхаясь, миную пятый этаж и останавливаюсь на секунду перевести дыхание. Хватаюсь потными руками за холодные металлические перила. Смотрю вверх. Кружится голова, и горло жжет огонь. Я не успела даже прихватить портативный кислородный концентратор. Всего два этажа. Еще два этажа. Заставляю себя идти, командую ногам: левая, правая, левая, правая…

Вот наконец и дверь на крышу. Чуть приоткрыта. И ярко-красная, готовая сработать кнопка тревоги.

Я замираю в нерешительности. Смотрю на дверь, смотрю на кнопку и снова на дверь. Почему не сработала сигнализация? Что-то сломалось?

Вот оно что. Помешала сложенная банкнота. Это из-за нее не завыла сирена, оповещая всю больницу о том, что какой-то чокнутый с кистозным фиброзом и суицидальными наклонностями выбрался на крышу.

Я качаю головой. Сумасшедший, но не дурак. Дверь держит бумажник, и я протискиваюсь в щель, предварительно убедившись, что банкнота осталась на месте. Останавливаюсь и впервые, преодолев сорок восемь ступенек, вдыхаю по-настоящему.

Я оглядываю крышу, и от сердца отлегает. Он все-таки отошел от края на безопасное расстояние и не свалился во двор. Поворачивается и с удивлением смотрит на меня. Холодный ветер покусывает лицо и шею; я затягиваю потуже красный шарф и, убедившись, что бумажник на месте, решительно направляюсь к безумцу.

– Жить надоело? – кричу я, останавливаясь на безопасной, два с лишним метра, дистанции. Не знаю, как ему, но мне уж точно умирать не хочется.

Щеки и нос у него покраснели от холода, на волнистых каштановых волосах и капюшоне бордовой толстовки лежит тонкий слой снега. Может, не такой уж и придурок?

Я бы, наверно, даже убедила себя в этом, но тут он снова открывает рот.

Пожимает плечами, кивает туда, где только что стоял на краю крыши:

– У меня легкие, как тост. Так что, пока есть возможность, полюбуюсь видами.

Как поэтично.

И почему только я ожидала чего-то другого?

Вдалеке мигает огнями ночной город. На каждом дереве, на каждой ветке сияют праздничные огни, такие яркие, каких я и не видела еще. С наступлением темноты парк ожил, засверкал. Кое-где протянутые между деревьями гирлянды образуют волшебные дорожки, под которыми можно прогуляться, взирая восхищенно вверх.

За все время здесь я ни разу не была на крыше. Чувствую, что начинаю замерзать, и запахиваю поплотнее куртку, обхватываю себя руками, чтобы не дрожать, и поворачиваюсь к нему:

– Какой бы ни был вид, но зачем так рисковать? Это же седьмой этаж. – В самом деле, что такое нашло на него, что он, с больными легкими, отправился в зимнюю ночь на крышу?

Его голубые глаза вспыхивают, и мой желудок словно подпрыгивает.

– Ты когда-нибудь видела Париж с крыши? Или Рим? Ты хотя бы здесь раньше бывала? По сравнению с этим весь курс лечения просто дерьмо.

– Лечение – дерьмо? – Я делаю два осторожных шага. Теперь между нами полтора метра. Ближе нельзя. – Мы и живы только благодаря этому дерьму.

Он фыркает и закатывает глаза:

– Из-за него мы здесь, а не там, где настоящая жизнь.

Начинаю закипать:

– Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло? Какой шанс ты получил, попав в группу испытуемых? Но нет, считаешь, что так и должно быть. Ты просто избалованный засранец.

– Подожди-ка. Ты как узнала, что я в группе испытуемых? Расспрашивала обо мне?

Я не отвечаю и гну свое:

– Если тебе на все наплевать – уходи. Уступи свое место другому. Кому-то, кто хочет жить.

Между нами падает снег. Падает и исчезает в пыли у нас под ногами. Мы молча смотрим друг на друга, потом он пожимает плечами и отступает на шаг. Ближе к краю.

– Ты права. В том смысле, что я все равно умираю.

Смотрю на него и не могу понять. Это ведь не так, да? Он не умирает.

Еще шаг. И еще. Свежий, только что выпавший снег хрустит под ногами. Он смотрит на меня как будто с вызовом – мол, давай, скажи что-нибудь, останови. Позови.

Еще ближе к краю. Еще…

Я резко втягиваю воздух, и холод скребет легкие, словно колючками. Он уже стоит на одной ноге, занеся другую над пропастью. Горло сжимается. Так нельзя…

– Уилл! Нет! Остановись! – кричу я и делаю шаг к нему. Сердце колотится в ушах.

Он останавливается. Еще одно движение, один шаг и…

Мы смотрим друг на друга в тишине, и я вижу любопытство в его глазах. Какой-то странный интерес. А потом он вдруг начинает смеяться, нет, хохотать. Громко, исступленно, как сумасшедший.

– Боже мой. Это выражение у тебя на лице – оно бесподобно. «Уилл! – передразнивая меня, кричит он. – Нет! Остановись!»

– Ты что, издеваешься надо мной? Зачем так делать? Упасть и разбиться насмерть – это не шутка! – Меня трясет. Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Отворачиваюсь, пытаюсь унять дрожь.

– Да перестань, Стелла! – кричит он мне в спину. – Я же просто дурачусь.

Я толкаю дверь и переступаю через бумажник. Не хочу оставаться рядом с ним. И вообще, какое мне до него дело? Чего меня только понесло сюда, с третьего этажа на седьмой? Проверить, все ли с ним в порядке? Я сбегаю по первым ступенькам и вдруг понимаю, что забыла натянуть маску.

Забыла взять ее, когда уходила из комнаты.

Я замедляю шаг, а потом и вовсе останавливаюсь. А что, если?..

Возвращаюсь к двери. Осторожно вытаскиваю из-под сигнализации сложенный доллар, прячу его в карман и торопливо спускаюсь на третий этаж.

Прислонившись к кирпичной стене, я перевожу дух, снимаю куртку, стягиваю шарф и иду к себе в комнату, как будто только что побывала в отделении неонатальной терапии. Где-то вдалеке срабатывает сигнализация – это Уилл открывает дверь, чтобы вернуться, – и ее визг летит по лестничному колодцу и эхом разносится по этажу.

Губы сами растягиваются в улыбке.

Джули бросает на стол синюю папку с историей болезни и, качая удрученно головой, бормочет:

– Ну зачем понесло на крышу, Уилл?

Приятно сознавать, что с ума он сводит не только меня одну.

Я смотрю в окно – в тусклом свете фонарей падает снег, и в коридоре после всей суматохи – Уилл целый час выслушивал упреки и замечания – наконец-то стихло. На часах всего лишь восемь вечера, а значит, у меня куча времени, чтобы поработать над пунктом 14 «Подготовить приложение для бета-тестирования» и пунктом 15 «Закончить таблицу дозировки для диабетиков» из списка запланированных на сегодня дел.

Прежде чем взяться за дело, быстренько просматриваю страничку в Фейсбуке и вижу появившееся уведомление о запланированном на пятничный вечер турнире по пляжному волейболу в Кабо. Кликаю по странице и убеждаюсь, что они воспользовались моим описанием, составленным еще в те времена, когда я занималась организацией поездки. Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться. Прокручиваю список участников и натыкаюсь на фотографии Камилы, Мии и Мейсона (теперь уже без Брук), за которыми следуют еще с полдюжины ребят из нашей школы, которые тоже решили поучаствовать в турнире.