Дарья Максимова - Анамнез

«2655 дней, именно столько времени прошло с нашей первой встречи. И не было дня, в котором бы ты не была со мной, пускай и мысленно. Как дурак, я старался не забывать мелкие детали, каждый день, на протяжении всех семи лет, крепко держась за теплое сердцу видение, память. Шли года, стирая за собой воспоминания, в конечном счете, оставив лишь мелодию твоего мягкого голоса отчетливо звучащую во мне и сегодня, да белесый лик длинных волос, подобных зимнему серебру. Это все, что мне осталось от той ночи. 7 лет назад я потерял тебя, и вот, спустя столько времени, снова нашел.

Знаешь, в тот день, когда ты появилась в моем кабинете, я словно ожил, впервые ощутив жизнь через твой голос, взгляд, через каждое твое движение во мне бил живой пульс, словно внутренняя картина внезапно ожила, утратив свою блеклую плоскость. Сегодня, я пишу это письмо, чтобы сказать одно, – прости, и это единственное что мне по силам, прости за то, что солгал, притворяясь, что не узнаю. В тот момент, единственное чего мне хотелось, так это чтобы ты осталась, осталась, никуда не убегая, не растворяясь, словно призрачное видение, черт, я так боялся потерять тебя снова, но абсолютно утратив трезвую ясность разума, именно это и сделал. Тебе нужна была помощь, и мне так хотелось спасти тебя, спасти от себя самой. Если бы мне только хватило смелости и сил, позволить тебе узнать правду ровно в тот день, возможно обстоятельства сложились бы по-другому. Теперь, мы это уже не узнаем, а сейчас мне очевидно лишь одно, появись ты снова в моей жизни, я ни за чтобы, не упустил тебя, лишился бы лицензии, на что она безголовому специалисту, мысли которого и так лишены воли, полностью пропитанные тобой. Если бы был шанс, всего один шанс, я бы все сделал иначе, но не в моих силах повелевать временем, единственное, на что я способен сейчас, так это сказать: Эмили, я люблю тебя, я люблю тебя уже 2655 суток. Это ничего, видимо моя безответная любовь будет длиться всегда, слабым импульсом пульсируя в венах до тех пор, пока жив мой разум, пока я помню тебя, пока я дышу. Не знаю, что будет со мной завтра, достоверно известно одно, и в своем послезавтра я непременно буду любить тебя. Прощай.

p.s: Видимо у судьбы на нас другие планы…

-С любовью, Дэвид»

Не имея возможности отправить письмо, да и не преследуя этой цели, Дэвид просто спрятал его в ящике своего рабочего стола, запечатав там гораздо большее, чем просто конверт, запечатав там часть себя, частичку души. Возможно ли, что его чувства были подлинно истинными? Для него да, а для других, это уже не имеет значения. Убедив себя в абсолютной любви к незнакомке, Дэвид становился слепым к окружающему миру и не без страха понимал это. Резкий же удар, удар неожиданный, но едкий, заставил осознать безумие жертвенности во имя любви заранее обреченной. Ему совсем не хотелось проживать историю из повести А.Куприна, где бедный господин Желтков был предан своей любви и предан ею же. Вместе с тем, Дэвида бесконечно восхищали личные качества этого литературного героя, а именно – смелость, чтобы с такой исключительно редкой преданностью любить, и искренность, воплощенная в самозабвенной жертвенности тайного поклонения женщине, что была лишь сладковато – маковыми грезами, оживляющими блеклую реальность чиновника, сумевшего воспеть её в вечно живой мелодии любви.

Иной раз, требуется мужество, чтобы перевернуть страницу своей истории, письмо же позволило Дэвиду отделиться от боли через принятие своего несокрушимого права на эти чувства. Принять, чтобы, наконец-то отпустить, перешагнув через бездну так долго томившего его ожидания неземной, еле уловимой ниточки надежды, изрядно потрепавшейся с годами. Это все что оставалось ему, ведь прошлое будет заставлять тебя спотыкаться ровно до тех пор, пока ты не перестанешь оглядываться. Как можно увидеть дорогу вперед, если глаза твои вечно смотрят не в ту сторону?

Глава 22. Решимость

[Ни в коем случае нельзя упускать время, пока есть решимость.

Обычно она быстро утекает сквозь пальцы,

оборачиваясь сомнениями.

И мы снова начинаем топить сами себя…]

Э. Сафарли

Почти восемь лет рабства, именно столько времени, я находилась в плену у своих бредовых идей (внутренних террористов) в виде отчаянной жажды худобы и обезофобии, страха потолстеть, абсолютно глухая и слепая к объективной реальности. Окидывая взглядом последние годы своей жизни, эмоционально, я чувствую холод, я вижу лишь бездну, нещадно поглощающую маленькую израненную девочку, разрываемую в клочья обстоятельствами – лишь последствиями ошибочных решений глупого взрослого, ослепшего из-за своих неразумных желаний. Именно такой была моя несчастная реальность, тянувшаяся, словно порядком надоевшая безвкусная жевательная резинка, которую некуда выкинуть, слишком долго, до 30 лет. Сегодня же, прошло чуть больше двух месяцев с того самого дня, как я впервые приняла важное решение – обратиться за помощью, и это несомненно, спасло мою жизнь из силков страдания. Сейчас, я чувствую внутреннюю легкость, свободу, ощущаю, как еле уловимый воздух нового дня отныне не предвещает ничего плохого. Так приятно просыпаться, смотря на день не как на череду испытаний и тревог, поджидающих на каждом повороте, а просто, как на день, на то, что может очень даже нравится. Конечно, понимаю, я бы не умерла от анорексии перетекшей в булимию на физическом уровне, но и жизнь с этими расстройствами смерти подобна. Теперь же все переменилось, я и сегодня продолжаю делать домашние задания, что тогда, давал мне Дэвид, особенно рьяно в моменты, когда снова ощущаю беззвучный холодок иррациональных мыслей пытающихся заключить меня в свои ловушки, словно зыбучий песок. Вместе с тем, этот этап естественен и в своем роде неизбежен. Знаете ли, совсем нелегко ломать старые модели мышления, которым ты подчинялся долгие годы, но я стараюсь, каждый день разрушаю эти путы до того как они успеют связать меня, когда-нибудь, выведу это на уровень совершенства, до автоматизма. Кстати, уже несколько недель я ни в чем себя не ограничиваю, не ставлю никаких запретов, и даже объедаясь, не вызываю рвоту, ощущение такое словно действительно отпустило, словно весь тот темный период жизни был и не со мной вовсе, а с кем-то далеким, другим. Это опьяняющее чувство свободы намного важнее стройного тела, потому что не отнимает возможность наслаждаться жизнью со всеми её стоящими и бесполезными пороками. Я больше не чувствую страха от внутренней потерянности, а скорее ощущаю, что наконец-то нашла то, что давно искала, себя: женщину с неидеальной фигурой, но аккуратными формами, женщину, что храпит по ночам, словно взрослый мужик и чертовски не любит тратить время на готовку, женщину, что ненавидит просыпаться раньше двенадцати часов дня, и обожает завтрак в постель, женщину, готовую днями напролет блуждать по картинным галереям, растворяясь в полотнах прошлого, женщину, что любит жизнь, за то, что в ней есть она, непостоянная словно ветер, своевольно решающий, где стоит затихнуть, а где устроить ураган. Оставив в прошлом всю свою боль, все свои неудачи, мне остается лишь идти вперед, благодаря всему, и, не смотря ни на что. Дэвид Шоу, открывший для меня новый мир психически здорового, благополучного человека, навсегда останется другом, не просто воспоминанием – но бальзамом для души, и в минуты грусти я мысленно буду возвращаться именно к нему, сокрытому в глубине моего внутреннего храма, словно невидимая подушка безопасности для всего моего существа.