Дарья Максимова - Анамнез

– Луна сегодня невообразимо прекрасна! – с дымкой восхищения в глазах заметила Ава.

В этот момент Дэвид посмотрел вокруг себя и не увидел луны, не увидел звезд, не услышал шум от машин и рядом протекающей реки, он словно стал абсолютно безразличным почти ко всем внешним раздражителям, ко всем, кроме одного, Авы. Сияние луны ему удавалось подметить лишь через призму ее густых волос, в бескрайних просторах ночи, обретающих томный оттенок синевы. А звезды неба, ему казалось, что перед ним лишь две звезды – глаза, что напротив, и шум реки был немым в сравнении с наполненным жизнью смехом девушки, голос которой журчал словно ручей подгоняемый вольным ветром, настоящая музыка жизни, искренняя песнь неведомой доселе птицы.

– Дэвид, все хорошо? Ты молчишь и смотришь на меня странно, как… – она оглянулась по сторонам в шутливом подозрении.

– Если бы я был маньяком, поверь, раньше бы тебя прикончил, – в ровном спокойствии подумал Дэвид не решившись произносить подобное вслух, – Давай поженимся! – внезапно произнес он, с неожиданностью для самого себя, на самом деле ни разу не обдумывая эту тему ранее.

– Смешная шутка! – она несколько раз хлопнула в ладоши.

– А это вовсе и не шутка была.

– Подожди, чего?

– Выходи за меня! – вновь произнес он, с довольно живой настойчивостью.

– Вот так просто?

– А что, собственно говоря, тут сложного?

– Хороший вопрос.

Они выдержали паузу глухим молчанием.

– Я, послушай, я хочу быть максимально честным с тобой, до этой минуты я и не думал о женитьбе, но сейчас, в тот момент, когда ты заметила красоту луны, я увидел всю силу твоей красоты, весь остальной мир словно ушел на задний план, остановившись в этом моменте, я понял, что не хочу быть ни с кем, ни с кем, кроме тебя. Мне так хорошо и спокойно, словно я дома, теперь, я всецело понимаю людей стремящихся заключить брачный союз, ведь брак- это не просто формальность, там штампы в паспорте, дети, родня. Брак – это когда твоим домом становится другой человек, и отныне где бы вы не находились, вы всегда будете в уютном, теплом доме, бороздить просторы жизни вместе, – всматриваясь вдаль, Ава по-прежнему хранила молчание, – наверное ты права, это безумие…

– Лучше немного безумия, чем тьма глупости…подчеркнула она в полуулыбке, еще ошпаренная удивлением, но ощущая живую необходимость произнести хоть что-то, способное вернуть её к реальности.

– Мишель де Монтень, что же, прекрасная цитата, с этим трудно не согласиться, тем не менее, я все же уповаю на гениальность данного жеста, а не помешательство. А если серьезно, хочу, чтобы ты знала о моих намерениях, это действительно важно, и каким бы ни был твой ответ, знай, чувств моих он не изменит, – дом, твою мать, дом. Серьезно? Ничего получше, я, конечно же, придумать не смог, идиот! – сумбурно размышлял про себя Дэвид.

– Весьма спонтанных намерениях, но, ай, – она слегка всколыхнула свою длинную черную юбку, словно пыталась скинуть с себя разом все сомнения, – была, не была, – глубокий вздох, разделяющий последние произнесенные ею слова и еще не озвученные мысли, словно замер, всего на мгновение, она будто перестала дышать. Влюбившаяся с первой встречи женщина, впервые обрела власть выбора над объектом своей страсти, ведь именно от её решения, зависело сразу же две судьбы, – я согласна!

В этот вечер Дэвид впервые подпустил кого-то максимально близко, позволив себе шагнуть чуть дальше, определенным образом спланированного им жизненного пути, он резко сменил направление, прихватив с собой очаровательного попутчика. Можно заметить, что это, слегка скомканное признание в своих чувствах исключало лишь один компонент, любовь, Дэвид ни разу не использовал это слово, опасаясь, что озвучить его, все равно, что убить. Из-за страха притупить поток чувств, он воздержался от громогласных изъяснений, избрав простой и понятный язык в виде житейских понятий родного и близкого – дом. Спустя месяц после этой ночи они скрепили себя узами брака без пышных церемоний, просто расписавшись среди близких друзей. Так начался новый этап в жизни Дэвида, подаривший ему не просто искрометную интрижку, но преданного друга, поддержку в лице женщины не на одну ночь, а на всю жизнь, действительно зрелую любовь. От чего то, в столь радостный момент, Дэвиду вспомнился не божественный образ Эмили в лучах призрачной недосягаемости, а лицо Джес, с отчетливой тенью нездоровой влюбленности. Ведь как оказалось, именно с ней его объединяло большее, чем с кем бы то ни было, а именно, страдание – усиленная привязанность к несуществующему миру чувств, никогда на деле и не претендовавшего на истинность. Оба они думали, что любили, и оба были отвергнуты. Оба нарисовали иллюзорную всепоглощающую любовь в своих воображениях и поверили в вымысел. Оба были слепы к реальности, отчаянно пытаясь избежать её суровой, непростительной объективности, скрываясь за своими невротическими желаниями, нещадно стараясь заглушить пустоту отвержения. Оба отчаянно желали утолить свой эмоциональный голод и провалились.

Ах, Джес, – подумал он, – мы все напутали, страдание от безответной любви, вообще не имеет ничего общего с любовью, в которой нет и примеси плохого, любовь – это всегда про счастье, а вот проживание страдания – это всегда выбор в пользу невроза.

***

И если бы был шанс,

Хоть что-то изменить,

Назад вернуться,

Я с ясностью отвечу:

– Нет! Вы дайте шанс счастливым мне проснуться,

В завтра,

И тех обнять, кто мне дороже всех путей обратно"

11.01.14

Теперь же Дэвид ясно чувствовал подлинный смысл любви – когда ты любишь человека, не возводя на пьедестал, не воздвигая в абсолют, а равно самому себе, без всех этих садо-мазохистических игр. Язык счастливой жизни зеркально ясен и прост – выбирая любовь к себе, ты выбираешь себя, а если это так просто, зачем тогда все усложнять?